– Быстро пошла за сумкой, крыса! – как-то неуверенно выкрикнул одноклассник и замолчал. Потому что я шагнула к нему и кончиками пальцев коснулась щеки, заставив оторопеть не только Бочкарева, но и всех остальных, включая Атома, которая от изумления перестала верещать.

– А что сделал ты? – спросила я нежно. Мой пристальный взгляд и эта нежность совсем не вязались друг с другом. – Ты испортил мою прическу. Я испортила тебе сумку. Мы теперь квиты, не находишь? Или мне нужно было выкинуть не сумку, а тебя?

– Что ты сказала?.. – выдавил Бочкарев, наблюдая за мной словно загипнотизированный.

– Я могу это сделать. Хочешь проверить? – все с той же ядовитой нежностью спросила я. Пальцы переместились на его шею – я отчетливо почувствовала, как под ними бьется пульс. – Или ты думаешь, у меня не получится? Но ты не переживай. Я постараюсь.

С этими словами я с силой толкнула одноклассника в грудь – так, что он едва устоял на ногах. И рассмеялась, видя, как меняется его лицо. Страх. Вот что было написано на нем. Преследователи не ждут от жертв отпора. Но, получая его, начинают бояться сами. Ведь их самый большой страх – оказаться на месте жертвы.

– Туманова, ты ненормальная! – закричала одна из подружек Малины.

– Крыса совсем чокнулась! – подхватили другие.

– А ну быстро все расселись по местам! И замолчали! – рявкнула Атом, которая не без труда пришла в себя. – Бочкарев, бегом за своей сумкой! Только одеться не забудь. А ты, Туманова, к директору после урока пойдешь.

– Могу и сейчас пойти, – спокойно ответила я.

– Молчать! – стукнула она кулаком по столу. – Остальным немедленно сосредоточиться на новой теме!

Бочкарев вернулся вместе с рюкзаком спустя пять минут. Жаль, рюкзак упал на траву, а не в лужу на асфальте. Так что его потери были минимальными – ничего не повредилось, ничего не замаралось. Только вот смотреть на меня он перестал.

После урока обозленная Атом потащила меня за собой – но не к директору, который, как оказалось, в этот момент отсутствовал, а в учительскую. Там уже были Ольга Владимировна и еще несколько педагогов, которые отчитали меня за недопустимое поведение, а после попросили выйти.

Не знаю, что там происходило. Кажется, классная пыталась отстоять меня. И у нее это получилось. Она вышла из учительской и молча повела меня к себе в кабинет, который сейчас пустовал.

– Полина, мы же только утром с тобой разговаривали, – хмуро сказала Ольга Владимировна, когда мы оказались внутри. – Что происходит?

Я пожала плечами. Она вздохнула, понимая, что я ничего не скажу.

– Полина, милая, я понимаю, что сейчас у тебя нелегкий период. Поверь, мне тоже тяжело. Но ты не должна вести себя так, понимаешь? Я едва уговорила Алену Томасовну замять конфликт – только потому, что у Бочкарева, слава богу, в рюкзаке ничего не поломалось и не оторвалось. А если бы там телефон лежал? Представляешь, что могло быть, если бы ты ему телефон разбила?

Я снова пожала плечами. А что тут скажешь? Что мне все равно?

– В общем, Алене Томасовне я обещала, что переговорю с тобой. Но если ты еще что-нибудь вытворишь, придется вызвать твою маму. На очень серьезный разговор.

– Простите, – сказала я. Неискренне. Мне было плевать. Не на классную, а на то, вызовет ли она маму или нет.

– Не забудь извиниться перед Стасом Бочкаревым. Не передо мной.

На моем лице появилась такая недобрая улыбка, что классная нахмурилась. Поняла, что я не сделаю этого, а потому не стала давить или читать новую порцию нотаций.

– Пожалуйста, не вступай в конфликты. Даже если тебя провоцируют. Просто говори обо всем мне, хорошо?

Я перевела взгляд на дверь.

– Ладно, беги на урок. Понимаю, что ты ничего мне рассказывать не собираешься. Но если у тебя проблемы – все-таки дай знать, ладно?

Я молча кивнула и повернулась к двери.

– Стой. Что с волосами? – вдруг спросила Ольга Владимировна. Заметила все же. Кроме нее никто из взрослых не заметил.

– Жвачка, – коротко ответила я.

– Бочкарев кинул? – догадалась классная. – Вот же мерзав… То есть я хотела сказать, мерзкий поступок, – поправилась она спешно. – Так, давай я аккуратно состригу прядь волос. Незаметно получится. Хорошо?

– Хорошо.

Ольга Владимировна действительно состригла небольшую прядь волос, к которым намертво прилипла жвачка, все так же отвратительно пахнущая ментолом.

– Ты мне кое-что напомнила, – неожиданно сказала она, поправляя мои волосы.

– Что? – без особого интереса спросила я.

– У меня поначалу такие разговоры были с Димой, когда он только перевелся, – призналась Ольга Владимировна. – Он ведь сначала вообще был как волчонок. Дикий. Бросался на всех. Потом уже повзрослел. Одумался.

Сердце защемило – от одного только упоминания имени хотелось кричать от боли. И я поспешила уйти, чтобы не расплакаться перед классной. В школе я никогда не буду плакать. Никогда.

Я вернулась в класс, снова и снова ловила на себе чужие взгляды и отчего-то злилась. Отсидела последний урок, погрузившись в свои мысли и не слыша не единого слова учителя. И на автомате стала собираться, когда прозвенел звонок.

Возле шкафчиков меня поджидали Малина и ее свора. Во взгляде Лики было отвращение. Ну и что еще ей нужно?

– Туманова, – перегородила она мне дорогу. – Нам бы с тобой поговорить по-взрослому. По-особенному.

– Это как? – ухмыльнулась я, закрывая собой испуганную Дилару.

– Сама как думаешь? – процедила сквозь зубы Малина.

– Это как в фильмах восемнадцать плюс? Извини, с тобой я так разговаривать не готова, – хмыкнула я.

– Больная! Думаешь, самая крутая? Или что сможешь меня победить?

– О тебе я вообще не думаю, – отрезала я. – Дай пройти.

Я попыталась оттолкнуть Малиновскую, а она схватила меня за локоть.

– Жду тебя на Точке. Побазарим за жизнь.

Точкой называлась заброшенная стройка неподалеку от школы. Когда-то там возвели несколько первых этажей дома, но потом компания разорилась и строительство прекратилось. От Димы, Лехи и Вала я слышала, что там порой проходили разборки между парнями. Но сама ни разу не была. И не собиралась.

– Побазарим за жизнь? У тебя словарный запас как у гопника, – заметила я. – Базарить я с тобой ни о чем не собираюсь. И отпусти меня.

Малина развернулась и ушла вместе со своей сворой. А я взяла свои вещи и натолкнулась взглядом на шкафчик Димы. Его имени на нем больше не было. Значит, скоро его отдадут кому-то другому. А вещи?.. Вдруг там они были? Неужели их выбросили?

Я застыла, борясь с подступающими к горлу слезами. А Дилара перехватила мой взгляд и словно бы все поняла:

– Полин, я такая дура, совсем забыла сказать! Вещи Димы у Ольги Владимировны! Ты можешь их забрать.

– Правда? – улыбнулась я.

– Правда. Ты сейчас к репетитору?

– Нет, сегодня сразу домой.

– Здорово! – обрадовалась Дилара. – Погуляем немного? А хочешь ко мне в гости? Купим вкусняшек и посмотрим ранов с бантанами!

– Давай в следующий раз? – улыбнулась я. – Домой пойду. Голова болит.

– Хорошо! – обрадовалась Дилара. Она проводила меня до дома, всю дорогу болтая о нашем любимом шоу, а после перешла на знаменитостей, рассказывая, что у кого произошло за это время.

– Скучаешь по нему? – перебила ее я, когда мы подошли к нашему двору, и по старой привычке мой взгляд скользнул на окна Димы.

Подруга сразу поняла, о ком речь.

– Скучаю, – совсем другим голосом сказала она – безжизненным. – И злюсь. Почему у нас все так по-глупому вышло? Почему я ему не нужна?

– С чего решила, что не нужна? – спросила я.

– Просто чувствую. Не нужна, – ответила Дилара.

– А тебе он нужен?

– Нужен. Но я не хочу навязываться. И простить его тоже не могу. Я все прощаю, кроме предательства. Поэтому и с Миланой не могу общаться.

Мы замолчали – каждая молчала о своем.

– Полин, а ты? – спросила Дилара какое-то время спустя.

– Что – я?

– Скучаешь?

– Очень, – прошептала я.

Каждую минуту скучаю. Каждое мгновение.

Но я не заплакала – вместо этого широко улыбнулась. Хватит слез.

Мы с Диларой поговорили еще немного, и теперь уже я пошла ее провожать. Домой вернулась спустя полчаса.

В квартире мама была не одна. Я из прихожей услышала щебечущий женский голосок и поморщилась – мать Андрея, Фаина Ивановна.

Я видела ее раза два, и ощущение она оставила неприятное – сладкое, липкое. Будто на тебя вылили ведро патоки, от которой сложно отмыться. А на эту патоку слетелись мухи и облепили со всех сторон. Фаина Ивановна рассыпалась в комплиментах и умилении, но взгляд у нее был острый, и она казалась мне женщиной хитрой и расчетливой. Она напоминала мне Долорес Амбридж из «Гарри Поттера», только в отличие от нее розовый цвет не любила – тяготела ко всем оттенкам желтого.

Они разговаривали и не услышали, как я пришла. А вот я слышала все.

– Как же я за тебя рада, моя дорогая! И за Андрюшу рада! Надеюсь, у вас будет мальчик. Андрюше нужен наследник!

У меня едва мир не перевернулся. Я затаила дыхание, не в силах поверить. Наследник?.. Мне вдруг стало понятно, почему в последнее время маму часто тошнило. Значит, она беременна. Но почему мне никто не сказал об этом? Снова злость – я чувствовала ее отголоски.

– У Андрея ведь уже есть сын, – раздался смущенный голос мамы.

– И что? – ответила Фаина Ивановна. – Ему нужен настоящий наследник! С таким же железным характером, как у моего сына! А Руслан… Избалованный мальчишка! Скверный, наглый. Хамит, дерзит, взрослых не почитает. Родной отец ему не указ! Гонками занимается! Позор какой! Гонки, батюшки-светы!

– Это все переходный возраст, – осторожно сказала мама.

– Это все воспитание их матери! Я была против их свадьбы, Дана! Против! Разбалованная хабалка! И что мой интеллигентный Андрюша в ней нашел?

Деньги. Вот что нашел в ней твой Андрюша. Я механически раздевалась, все еще не понимая, как такое возможно. У мамы будет ребенок от Андрея?

– Но ты сына воспитаешь отлично, Даночка! – прощебетала Фаина Ивановна. – Ты моему Андрюше под стать. Умная, интеллигентная. К тому же и любит он тебя уже сколько лет… Вот увидишь, у вас родится мальчик! Я сон вещий видела! У нас вся семья так рада! Все поздравляют!

– Присоединяюсь к поздравлением, – вошла я в гостиную, и мама вздрогнула, увидев меня. Тотчас вскочила и улыбнулась, но как-то натянуто. Она чувствовала себя виноватой.

– Я и не думала, что ты так рано придешь, Полинкин!

– К репетитору не пошла, – ответила я. – А я не думала, что ты будешь от меня скрывать такие вещи.

Мама опустила глаза.

– Я не хотела тебя беспокоить.

– Спасибо за заботу, – хмыкнула я. – А, да, здравствуйте, Фаина Ивановна. Рада вас видеть.

Пожилая женщина одарила меня нелестным взглядом, но ее губы растянулись в улыбочке.

– А что, Полиночка не знала? – прощебетала она. – Полиночка, у тебя братик родится скоро, да! Ты теперь у мамы не одна будешь! Ой, Даночка, как хорошо, что у тебя дочь взрослая есть! Помощница! Будет с ребенком сидеть, и няню даже нанимать не нужно! Ночью чередоваться можно – ночь ты с ребеночком, ночь она!

– Я не собираюсь быть нянькой, – неожиданно для самой себя сказала я. Вышло резко. Фаина Ивановна состроила такую гримасу, будто бы я оскорбила ее последними словами.

– Полин, ты чего? – растерянно сказала мама. – Я и не прошу. Понимаешь, мы с Андреем…

Я не дала ей договорить. Оборвала:

– Мне пора уроки делать.

И пошла прочь из гостиной, все еще не понимая, почему от меня скрыли такую важную новость.

– Что-то она у тебя распустилась, Даночка, – услышала я нарочито громкий шепот Фаины Ивановны. – Дерзит. Ты бы построже с ней!

– Я сама знаю, как обращаться со своей дочерью, – ответила мама.