– Змея обвила шар земной. – От голоса Нептуна закладывает уши, словно о стенки моего черепа бьется океанская волна. – Афродита отправила Амура служить людям, чтобы в мире стало больше света.

Услышь я подобное от Сатира Паныча, ни секунды не сомневалась бы, что он бредит. Только вот Нептун не разбрасывается словами. Я пережидаю волну головокружения от его голоса, а когда она отступает, стараюсь собраться с мыслями. Нептун снова выглядит совершенно застывшим, и кажется невозможным, что бородатое каменное лицо только что со мной общалось. Я упираюсь руками в край фонтана. Солнце уже начинает припекать, а вода ловит блики утренних лучей.

Змея, шар, Афродита, Амур. Как ни странно, такой набор вызывает смутное узнавание. Будучи ровесницей Петербурга, я видела, как строились все его здания. И на другой стороне Невы, той, откуда начинался город, есть дом, в украшениях которого попадаются все четыре детали.

Я помню времена, когда на том месте находился пустырь. Помню, как лет сто назад возводили и украшали тот дом, а я все гадала, почему суровый и деловитый хозяин, явно далекий от романтики, повелел сделать у себя на фасаде барельеф в виде Амура и Афродиты, или, как ее чаще называли люди, Венеры. Помню, как в конечном итоге сделала вывод, что смертные – это полнейшая загадка.

Тот дом окружен оградой, и верхушку каждой ее белоснежной опоры венчает шар, обвитый змеей. Среди множества украшений дома – барельефов, масок, кованых решеток – чешуйчатые тела змей запомнились мне больше всего.

В честь первого хозяина тот дом называют особняком Бранта. Понятия не имею, что внутри, но всегда останавливаюсь полюбоваться, когда попадаю в тот район. Сейчас я готова хвататься за соломинку, так что вызываю такси и отправляюсь туда. Вдруг таинственный Валентин отыщется где-то за змеиной решеткой?

Не уверена, что он именно тот, кто мне нужен, но надо же с чего-то начинать поиски – и спасение своей жизни.

* * *

Я выхожу из такси перед особняком, облицованным светлой плиткой. Улица шумная, мимо проносятся машины. В арке дома висит старинный фонарь. Вспоминаю, как красиво он подсвечивает арку ночами. Что же тут скрывается? Может, темное общество, где устраивают оргии и приносят жертвы? Я толкаю кованую решетку ворот. Как ни странно, несмотря на противный скрип, она достаточно легко открывается. Быстро пройдя через внутренний двор, нажимаю на тяжелую деревянную дверь в дом. На удивление, она оказывается незапертой.

Внутри пахнет благовониями – то ли кто-то просто зажигал тут ароматические палочки, то ли действительно проводил мрачные ритуалы. Холл великолепен, но я из Петербурга, меня хрустальными люстрами и статуями не удивишь. Поднимаюсь по широкой деревянной лестнице с гладкими перилами, которых за сотню лет касались сотни рук. Во мне столько воды из Нептунова фонтана, что страх притупился окончательно. Этот эффект скоро пройдет, но пока я выжму из него все, что он может мне дать.

На втором этаже я распахиваю двери одну за другой. Роскошно, пусто, но не пыльно и не заброшенно. Тут определенно живут или хотя бы заглядывают, чтобы принести кого-то в жертву. На столике у дивана лежит книга обложкой вверх. На каминной полке стоит пустой стакан. В просторном зале все шторы задернуты, лишь одна приоткрыта и неаккуратно заткнута за кресло. Кто-то смотрел на улицу. Я шагаю дальше через анфиладу комнат и уже собираюсь громко, гневно крикнуть «Валентин!», но не успеваю. До меня доносится тихий звук: потрескивание камина и шум, с которым в огонь падает деревяшка, взметая искры. Кому нужен камин жарким июльским утром?

Я иду на звук и оказываюсь в зале с молочно-белыми стенами и мраморным камином. На окнах шторы цвета морской волны, перед камином оттоманка, на которой небрежно устроился мужчина в черном халате.

Он лежит, опираясь на локоть, как возлежали на древних пирах, и по этой позе я сразу понимаю, что он старше меня. Те из наших, кто создан еще в древности, любят отдыхать в такой позе. Наверное, привыкли со времен молодости.

Мужчина, до этого смотревший в огонь, поворачивает голову в мою сторону, и меня пронизывает дрожь. Те самые глаза, что взирали на меня из-под маски этой ночью. В них отражается равнодушие и ни капли удивления.

– Доброе утро, – низким бархатным голосом здоровается он, не двигаясь.

Глава 4. Стрела в сердце

Из-под края длинного черного халата видны босые ноги. Они красивые, но нас, амуров, всегда создают красивыми. Куда больше меня удивляет, что у Валентина на лодыжке застарелый уродливый шрам. Нашим телам можно навредить, как и человеческим, но существует множество магических способов исправить ущерб. Почему он этого не сделал? Седина в волосах, кстати, тоже не была частью маскарада, прядь по-прежнему на месте.

– Валентин? – сухо спрашиваю я, не сумев подобрать более удачное начало для беседы. Втайне я надеялась, что он хоть немного растеряется от моего появления, но увы.

– Да, – спокойно кивает он. – А тебя как зовут?

Он погубил меня, даже именем не поинтересовавшись?

– Лира. Помнишь меня?

Кажется, несколько секунд он колеблется, не заявить ли «понятия не имею, кто ты такая», но здравый смысл все-таки побеждает.

– Да. Ты амур с той унылой вечеринки. Поцелуй был вполне приятный, благодарю. Ты просто хотела представиться или у тебя что-то еще? Если нет, дверь ты уже успешно отыскала.

От гнева у меня перехватывает дыхание. Как он смеет насмехаться надо мной? Вода из фонтана Нептуна и моя злость сплетаются вместе, и огонь в камине вдруг вспыхивает ярче, искры вырываются на паркет и гаснут. Надеюсь, они прожгут ему пол. Приятно видеть удивление на лице Валентина, когда он смотрит на тлеющие на паркете угли. Он точно не думал, что я испорчу ему что-нибудь, кроме настроения.

Надо признать, без маски он еще более привлекательный. Правда, кожа немного смуглая, а у нас ценится бледность, но в остальном… учитывая, острые скулы, пронзительный холодный взгляд, широкие плечи, весьма хорош. Не такой прилизанный, как Лео и большинство наших – в этом Валентине есть какое-то скрытое несовершенство, темная сторона, усталость, которую вечным созданиям на службе человечества иметь не позволено. Земные женщины от такого мужчины наверняка без ума, так зачем ему бродить ночами по чужим вечеринкам и убивать своих же соплеменниц?

– Я ведь не первая из наших, кого ты поцеловал?

Искры на паркете гаснут окончательно. Потушить их Валентин даже не попытался.

– Неожиданный вопрос. Я скорее ожидал чего-то в стиле «за что?» и «как же так?».

– Это позже. – Я стараюсь держать себя в руках, не впадать в ярость, но она так и подступает к горлу. – Итак, я не первая.

«А тебе хотелось быть у меня первой, сладкая?» Я почти слышу, с каким кокетливым весельем это произнес бы Лео. Шуточки на тему секса – одно из любимых развлечений всех амуров. Как сказали бы люди, профессиональный юмор. Но Валентин смотрит на меня с вежливым равнодушием. Трудно представить в одной вселенной его и само понятие «шутить».

– Ты – Темный Амур? – задаю очередной вопрос, не дождавшись ответа.

– Все знают, что Темный Амур – выдумка.

О, ну вот это уже более предсказуемо. Отрицать вину – лучшая стратегия для преступника.

– Уверен?

Я смотрю на него в упор. Меня бесит, что он продолжает возлежать на диване, как хозяин пира в Древней Греции, к которому с дурацкими вопросами зашла рабыня.

– А ты настойчивая. По тебе и не скажешь, – лениво отзывается Валентин, по-прежнему совершенно не впечатленный.

– А что по мне скажешь?

Вместо скандала с разоблачением и признанием вины получается спокойная беседа. От этого мне не по себе.

– Что ты скучная. Не способна заинтересовать мужчину. Живешь в своем мире, не умеешь флиртовать. Когда заметил на вечеринке, даже жаль тебя стало.

Он смотрит выжидающе, словно охотничий пес перед нападением. Чего он ждет? Слез? Возмущения? Мой гнев вдруг сходит на нет, будто схлынула океанская волна. По самому Валентину тоже кое-что сразу можно сказать: он ледяной бездушный мерзавец, осторожный и расчетливый. Наверняка в глубине души он удивлен, что я нашла его, но как умело скрывает эмоции! Не буду тешить его эго слезами и просьбами. Надо быть хитрее.

– Я действительно скучная, – вздыхаю я, и брови Валентина удивленно поднимаются. – Даже когда ты наложил на меня любовные чары и заставил тебя поцеловать, я ничего не чувствовала. Похоже, со мной что-то не так.

О да, вот теперь я застала его врасплох. Если он действительно Темный Амур и губит несчастных девушек, то жаждет распоряжаться их жизнью и смертью. Без сомнений, слышать об отсутствии у жертвы чувств обидно.

– Я не накладывал на тебя никаких чар, идиотка, – холодно произносит он и садится, спустив с оттоманки босые ноги. Ну наконец-то! – Ты целовалась со мной в свое удовольствие. Амуры в этих вопросах такие же беззаботные, как люди. По тебе сразу было видно, что сердце у тебя уже мхом поросло. И другие части, возможно, тоже. – Он щелкает пальцами. – Я понимал, что ты набросишься на любого, кто к тебе проявит хоть каплю интереса.

Как грубо! Но я лишь пожимаю плечами. То, что его бесит равнодушие, совершенно очевидно. Амуры – не только развеселые духи любви, сводники для смертных, их верные, хоть и невольные, помощники. Мы еще и стрелки, любовные снайперы. Попасть в цель нашей стрелой не так просто, как кажется, она почти эфемерна. Чем точнее острие входит в центр сердца объекта, тем легче войдет в него любовь.

Некоторые из нас предпочитают стрелять кое-как, лишь бы сердце задеть, а потом «дорабатывать» объект, подстраивая ситуации, когда он столкнется со своей парой. Многих из наших эта игра искренне развлекает. Но я ненавижу болтовню, и мне скучно наблюдать за смертными.

Именно поэтому на досуге я постоянно упражняюсь в стрельбе, чтобы стрела за меня сделала всю работу, сразу накрыв объект лавиной любви к кому надо. Дальше люди обычно все делают сами. Важно не терять навык: пара недель без тренировки, и вот уже стреляешь, как мазила.

Сейчас я – похоже, впервые в жизни – стреляю в кого-то словами, а не любовными стрелами. Но принцип, как ни странно, тот же: когда нашел цель, попади точно в нее, а дальше объект сам все сделает. Трехсотлетний опыт стрелка не подвел.

– Какие-то чары ты на амуров все равно накладываешь, чтобы убить их поцелуем, – задумчиво продолжаю я. – Я-то скучная одиночка, ты прав. Но Астра, возлюбленная Лео… та, что рассыпалась на средневековой площади. Если у них была такая любовь, с чего ей тебя целовать? Ты ничего, но Лео, уж извини, посимпатичнее.

Конечно, я не могу знать, он ли поцеловал неведомую мне Астру, но его глаза темнеют, и я понимаю, что опять попала в яблочко. Валентин резко встает и направляется ко мне, туже затягивая пояс халата. Высокий. Опасный. Приближается походкой хищника. Но страх смерти, как ни странно, помог мне стать храбрее, чем когда-либо раньше. Я не отступаю, молча глядя на него.

– Любовь – это иллюзия. – Он приближает лицо так, что едва не касается меня носом, и я невольно вздрагиваю. Мы стоим точно так же, как на вечеринке, просто на сей раз на нас нет масок. – Амуры, люди, нимфы, всем просто кажется, будто они кого-то любят. А потом минутная слабость, и вот они уже хотят других. Может, всего на секунду, но это неизбежно. Таким желаниям поддаются все.

– Разумный повод их убить, – соглашаюсь я, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Пару секунд мы молчим. Я вижу: он хочет, чтобы я оробела под его властным взглядом, но не собираюсь отступать. Мне надо отыскать хоть крохотную надежду на спасение.

– Хочешь сказать, Астра не так уж сильно любила Лео и поддалась первому же искушению? – Мне даже удается изобразить смешок. – К ней ты тоже в маске подкатил? И о чем вы говорили? О поэзии? Погоде? О смерти?

Я слово в слово повторяю то, что он сказал мне на вечеринке.