– Вот что вам нужно запомнить на всю оставшуюся жизнь. Банковская система – это кровеносноу русло экономики: именно банки, обеспечивая движение денег и кредитов, стимулируют рост бизнеса, инвестиций и потребительской активности. Есть тут дети банкиров? Разумеется, есть. Как вернетесь домой, скажите спасибо маме и папе…

Полтора часа пролетают незаметно. Еще никогда изучение роли банковской системы в экономическом развитии стран не представлялось мне настолько увлекательным. Я всегда подозревала, что талантливый лектор сможет интересно подать любую тему, а сейчас убедилась в этом на деле. Проходя мимо преподавательского стола, я едва удерживаюсь, чтобы не пожать Шанскому руку за такую глубокую и притом ироничную подачу материала.

– Извини, не подскажешь, где класс рыси? – окликаю я высокую худощавую девушку, проходящую мимо.

Прикинувшись глухой, она ускоряет шаг. То же самое делают еще трое студентов, с которыми я пытаюсь заговорить.

Решив, что обойдусь без чьей-либо помощи, я осматриваюсь в поисках плана здания и натыкаюсь взглядом на Анну из отдела по работе с новыми студентами. Выглядя мрачнее тучи, она спешно подходит ко мне и берет за локоть.

– Лия, пройдём со мной. Тебя срочно вызывают в деканат.

5

Анна так спешно идёт по коридору, словно ей самой не терпится от меня избавиться. Звук её шагов эхом отражается от стен этого храма элитного образования и оседает во мне растущей тревогой. Едва ли моя скромная безродная персона настолько интересна декану, что он поспешил познакомиться лично.

– А за что меня вызывают? – уточняю я, стараясь скрыть беспокойство за иронией. – Спросить, где я купила такой модный рюкзак?

Анна поджимает губы так сильно, что кожа вокруг её рта белеет.

– Не знаю, как тебе это удалось, но уже ко второй паре ты успела нажить врагов. Это не школа и не провинциальный колледж, здесь ничего не спускают на тормозах. Особенно новеньким. Впредь хорошо подумай, прежде чем нарушать местные порядки.

Мои глаза невольно округляются. Что? Я успела нажить себе врагов? В лице кого? Выскочки Шер? Или это гоповатый бугай успел поплакаться, что плохая девочка не уступила ему места?

– Но я…

– Объяснения прибереги для Эллы Валерьевны, – перебивает Анна.

Перед здоровенными дверями деканата, больше походящими на вход в музей, она отступает в сторону, давая понять, что дальше нам не по пути. Выглядит Анна такой расстроенной, что мне, несмотря на тревогу, хочется её приобнять со словами: «Да ладно, чего ты. Прорвёмся».

Дважды постучавшись, я тяну дверь на себя, но она не поддаётся. Дёргаю сильнее, но результат остаётся нулевым.

Приходится ухватиться за ручку обеими руками и как следует напрячься, чтобы был толк.

– Не выламывай замок, – долетает до меня из раскрывшегося дверного проёма. – В мой кабинет нельзя попасть, просто постучав.

Из-за массивного стола на меня смотрит женщина лет пятидесяти в розовом костюме а-ля Долорес Амбридж. Я машинально оглядываю стену над её головой: нет ли там картинок с кошками. К счастью, нет.

– Лия, присаживайся, – голос деканши строгий и холодный, как и её взгляд. – Я пригласила тебя, чтобы прояснить одно недоразумение. Твоя сокурсница утверждает, что сегодня утром ты спровоцировала конфликт и начала её оскорблять.

– Речь идёт о девушке с чёрными волосами, похожей на Шер? – уточняю я, решив во что бы то ни стало сохранять невозмутимость.

– Какая ещё Шер? – возмущённо верещит кто-то в углу.

Резко повернувшись на голос, я вижу ту самую брюнетку, которая заявила, что я редко моюсь и пахну луком. Водрузив на колени свою барсетку от Prada, стукачка гневно на меня таращится.

– Шер – это поп-дива шестидесятых. Сейчас ей за семьдесят, и она носит точно такую же причёску. – Я выразительно смотрю на её чёлку, перед тем как повернуться к декану. – Что касается конфликта, эта девушка врёт. Это именно она этим утром первой подошла ко мне и начала хамить…

– Я вру?! – перебивает Милена, напуская на себя оскорблённый вид. – Элла Валерьевна, вы слышите? В нашей стране предусмотрена статья за клевету!

Вопреки намерению держать покер-фейс, моё лицо заливается краской. Да что за бредятина тут происходит? Какая-то тощая, желчная злыдня бездарно врёт, а взрослая, образованная тётя молча за этим наблюдает. Этой Элле Валерьевне больше заняться нечем, кроме как выступать судьёй в мелких студенческих разборках?

– Простите, но это абсурд, – не сдержавшись, рявкаю я. – Сегодня мой первый учебный день. Мне бы во всех этих звериных названиях разобраться, а не затевать скандал с первой попавшейся студенткой.

– Лия, – голос декана звучит спокойно, но ледяной тон не оставляет сомнений в том, на чьей стороне её симпатии, – тебе следовало бы проявить больше уважения к учебному заведению и своим сокурсникам. В нашем университете действуют правила, которые не дозволено нарушать.

– А разве эти правила распространяются только на меня? Я не сделала ничего, за что должна оправдываться. Или правилами предусматривается, что одни студенты могут без причины нападать на других, а те обязаны молча терпеть оскорбления?

– Милена утверждает, что у неё есть минимум три свидетеля, которые могут подтвердить её слова. Учитывая твоё особое положение, – глаза женщины сужаются, – тебе следует быть осторожнее.

У меня голова идёт кругом. Какие ещё свидетели? Эта чёртова Шер подошла ко мне одна!

– Под моим особым положением подразумевается то, что банковский счёт моих родителей не равен стоимости этого здания?

– У тебя нет права вступать в конфликты с другими студентами, – чеканит Амбридж. – Вилен Константинович за тебя поручился в расчёте на твоё благоразумие. Не подводи его.

Дверь приоткрывается, в кабинет бесшумно входит девушка в сером костюме и опускает на стол исписанный листок бумаги.

– Что это? – пробежавшись по нему глазами, деканша мечет суровый взгляд в меня. – Просто замечательно. Всего пара часов в стенах университета, и на тебя уже повторно пожаловались. На этот раз твой одногруппник Денис Морозов.

Задохнувшись от возмущения, я вскакиваю.

– Он хотел, чтобы я уступила ему место! Неужели вы всерьёз рассматриваете такие жалобы?!

– Лия, на сегодня ты отстранена от занятий, – скорбно заявляет Амбридж. – И если подобное повторится, даже несмотря на всё моё уважение к Вилену Константиновичу, я буду вынуждена тебя отчислить.

– Но я просто не понимаю, что должна была делать, – подавленно бормочу я. – Позволить какой-то хамке себя оскорблять? Или послушно уступить место качку, который пришёл позже меня? С каких пор вообще женщины обязаны уступать место мужчинам?

– Я хочу, чтобы ты беспроблемно влилась в учебный процесс и больше не вынуждала меня вести такие разговоры, – голос деканши становится чуть мягче. – Всё ясно?

– Более чем, – цежу я сквозь зубы.

– Тогда можешь идти.

В сопровождении торжествующего взгляда сучки-Шер я выхожу из кабинета. Мне обидно настолько, что хочется орать и топать ногами. Тяжелее всего в этом мире мне даётся несправедливость, а я только что была свидетельницей настоящего парада в её честь. Одна напала на меня без повода, второй, презрев этикет, попытался выкинуть меня с занятого места, а наказали по итогу меня! Да здесь законы похуже, чем в дремучем средневековье.

Поплутав по университету и, грехом пополам найдя выход, я выхожу на парковку. Настроение у меня, что говорится, отстой. Во-первых, отповедь Амбридж на корню загубила моё воодушевление после лекции Шанского, во-вторых, я понятия не имею, как добираться до особняка Демидовых. Водитель должен приехать за мной только к четырём.

– Слышал, ты уже успела оказаться в немилости? – раздаётся голос позади.

Насупившись, я оборачиваюсь. Леон стоит возле навороченной тачки и разглядывает меня с таким любопытством, словно из-под пояса моих джинсов торчит огромный пушистый хвост.

– Меня отстранили от занятий на сегодня, – буркаю я. – Не знаю, что там с уровнем образования, но стукачи здесь доставляют жалобы на редкость быстро и эффективно. Их бы курьерами в «Самокат» – столько бы чаевых собрали.

– Это было предсказуемо, – усмехается Леон. – Я ведь предупреждал тебя.

– И теперь выглядишь довольным, потому что твои предсказания сбылись, – огрызаюсь я.

– Скорее заинтригованным. Садись, – он кивает на пассажирское сиденье. – Довезу тебя до дома.

– Это что, входит в альфа-обязанности?

– Нет, – он улыбается шире. – Это в качестве исключения. Хочу поддержать твой боевой дух, чтобы выяснить, как долго ты сможешь противостоять системе.

6

Кое-как забравшись в низкий и жутко неудобный спорткар Леона, я наблюдаю, как он обходит капот и занимает место за рулём. В салоне пахнет автомобильной кожей и чем-то сладковато-пряным, дорогим, напоминающим его туалетную воду.

Я отмечаю безупречно чистую приборную панель без единой пылинки и отсутствие каких-либо вещей, принадлежащих его владельцу. Если бы я вчера не видела этот автомобиль во дворе у Демидовых, подумала бы, что его только что выгнали из автосалона.

Опустив на глаза солнцезащитные очки, Леон запускает двигатель. Спорткар грозно рычит, будто выражая недовольство тем, что в него забралась простолюдинка. Здесь даже машины – снобы.

Со вздохом, отвернувшись к окну, я ловлю на себе пристальные взгляды парочки, стоящей возле большого внедорожника, и вопросительно приподнимаю брови: мол, ау? Мы, что, знакомы? Те продолжают бесцеремонно пялиться.

Я машинально кручу головой по сторонам и выясняю, что в радиусе пятидесяти метров нет ни одного человека, который бы не делал бы того же.

– Зря ты решила играть против системы, – задумчиво произносит Леон, будто не замечая прикованного к нам внимания. – И до тебя были те, кто пытались. Ничем хорошим это не заканчивалось. Система всегда оказывалась сильнее.

Я поворачиваю голову, чтобы оценить его профиль. С этого ракурса Леон тоже редкостное «фу-у-у». Правильный формы нос, волевая линия подбородка, уши не торчат. Красивый, аж противно.

– То, что плохо для большинства учащихся здесь, – обычный день для выходца из трущоб. А что ты вообще предлагаешь делать? Смиренно терпеть, пока меня унижают?

– Нет. Но и воевать в открытую смысла нет. Тебе стоит быть умнее.

– Или слабее? – язвлю я. – Чтобы местные альфы не восприняли меня как угрозу.

– Сильны не те, кто громче всех кричит, – он резко поворачивает руль, отчего меня толчком вжимает в кресло. – А те, кто умеют приспособиться и выжить в любых условиях.

Насупившись, я смотрю перед собой. Допустим, зерно здравого смысла в его словах есть. Если я хочу задержаться в этом университете – а у меня нет другого выбора, ибо в противном случае мама меня проклянет, – нужно разработать стратегию выживания.

– Ну а что бы ты сделал бы на моём месте?

Леон бросает на меня насмешливый взгляд:

– Точно не настраивал бы против себя самых мстительных альф университета в первый же учебный день.

– Легко советовать с позиции альфы совета, – замечаю я. – Вряд ли сына Вилена Демидова в первый учебный день кто-то обвинил в том, что он не моется и странно пахнет.

К моему удивлению, Леон согласно кивает.

– Тоже верно. Мы все живем и действуем исходя из обстоятельств. Поэтому я говорю, что ты зря решила пойти против системы. Потому что, когда на тебя обрушится всеобщая травля, за тебя некому будет заступиться.

– То есть ты всё предлагаешь мне униженно молчать?

– Молчать, допустим, не обязательно. Проблема в том, что ты получаешь удовольствие от перепалок, – Леон снисходительно улыбается. – А это уже вызывает вопросы.

– Какие ещё вопросы? – раздражённо фыркаю я.

– Например, почему тебе важнее выйти победительницей из словесной потасовки с той, кто заведомо глупее и слабее, чем получить диплом одного из лучших вузов страны?

Я сердито поджимаю губы.

– Потому что я терпеть не могу несправедливость. Потому что я не умею улыбаться тем, кто хамит, и всегда хочу поставить их на место.