– Сделай, что велел тебе Оками. Освободи меня и спаси себя. Плыви по воде, а не тони в ней. Стать Оками – твоя единственная лодка. И спасение.

– Я не позволю воде потопить мою лодку, сенсей. Я буду плыть, а не тонуть в том, что знаю теперь.

Тоси улыбнулся и прикоснулся к моей макушке. Без удара. Его касание было тёплым и ласковым.

– Ученик, ставший мудрее учителя, – это ли не исполненный долг сенсея.

* * *

Тоси велел мне закрыть всё изнутри, вылезти через окно и повесить объявление, что в помещении морят клопов. Я выполнил, что было велено, и на следующее утро вернулся в зал. Влез я, как и вчера, через окно. В этот раз при мне было оружие – две катаны и два револьвера. Я не знал, пригодятся ли они в борьбе с оборотнем, но не мог явиться к нему безоружным.

В зале стоял всё тот же бедлам, что и вчера. В небольшом кабинете в пристройке второго этажа горела настольная лампа. Я поднялся по ступенькам, крикнув:

– Сенсей! Вы здесь?

– Тоси больше нет, – ответил знакомый хриплый рык. – Есть только я.

Он опустил взгляд на моё оружие.

– Продырявишь шубу, а тебе ещё донашивать её за мной.

Я направил на него заряженный наган.

– Что будет, если я выстрелю в тебя?

– Скорее всего, я умру. Смотря куда ты попадёшь.

Он подвинул лапой ворох бумаг.

– Но тогда и у тебя не останется шанса выжить.

Я поднял бланк с красным крестом и быстро пробежался по тексту. Это были результаты медкомиссии, которую Тоси заставил меня пройти перед обучением. В заключении говорилось, что диагноз необратим, опухоль неоперабельна, прогноз продолжительности жизни – до двух лет. Дата говорила о том, что заключению этому как раз два года. Я выронил бланк.

– Он два года молчал об этом! Тоси-сенсей молчал!

– Теперь ты готов… Посмотри, как дрожат твои пальцы. Спустить курок тебе будет стоить тех же усилий, что поднять тридцать каммэ^[31]. Но, – вздохнул он, – выбор за тобой. Если ты не попросишь, я не убью тебя. Только мои знания хранителя священной рощи подсказывают, что девчонки без тебя не выживут. Особенно несладко будет той, с красными пучками. Милая она, наивная. Мечтательница.

Я вспомнил, как она прошептала «помоги мне» в зале с подвешенными саркофагами.

Оборотень повернулся ко мне спиной, собираясь уйти.

– Постой! – крикнул я. – Я готов. Отпусти душу Тоси-сенсея и возьми мои душу и тело, ёкай. Убей меня. Сделай это. Я прошу тебя меня убить! Слышишь?

Он почесал задней лапой ухо и потряс мордой.

– Чего так орать… Я слышу, как дышит филин в десятке ри^[32] отсюда, а ты разорался.

Морда его расплылась в улыбке, и на мгновение я увидел Тоси. Мой учитель улыбался, склонясь передо мной в медленном поклоне.

Я смотрел в его глаза, в два алых огонька, когда раздались два выстрела. Из того самого нагана, который я принёс. И теперь своими алыми глазами я смотрел на две дыры в простреленных глазницах Тоси. В своей руке я сжимал оружие, а хвост мой оставил за собой коричневые борозды и подтёки, которые никто и никогда не сможет отмыть.

* * *

Неделю или больше я скитался… не знаю где. Кажется, в лесу. Мне нужно было свыкнуться с тем, во что я превратился. Уместить поток знаний, обрушившихся на меня. То, чего я никогда не умел, удавалось с первой попытки. То, чего никогда не знал, разрывало мозг. Из носа шла кровь. Меня рвало от грибов и ягод, а потом я задушил пару скворцов и проглотил их целиком. Я слышал сердцебиение человека за двадцать ри^[33]. Мог бегать вертикально по стволу дерева и стенам домов и даже небоскрёбов из стекла и бетона. В голове роились знания древних текстов: рецепты отваров, дарующих исцеление, заклинания духам-помощникам, имена ёкаев, живущих по ту сторону синего пламени и в священной роще храма Ёцумо.

– Синее пламя, – пробормотал я, – сотая свеча ёкая…

Одно из самых ценных знаний, что я получил в шкуре оборотня, – правда обо мне и других потомках, спрятанная в сотой свече.

В игре, начатой самураями пять столетий назад, осталась непотушенной последняя свеча. И она всё ещё горит. А значит, игра ещё не закончилась. Что ж, я продолжу её. Разыщу наследников остальных самураев. С ними я доберусь до истины, как завершить начатую предками игру так, чтобы никто не умер.

Достаточно Киро Сато.

Теперь я Оками-бакэмоно, волк-оборотень.

* * *

С лёгкостью заполучив деньги, воруя теперь как ёкай, я решил заняться собой в лучшем пентхаусе города. Заказал сырые стейки, ведро яиц и миску воды – точнее, тазик, – вызвал лучших парикмахеров, швей и стилистов, сменил имидж, привёл в порядок тело, волосы, кожу, ногти и гардероб. Внешность моя изменилась. Раньше я был ниже и шире. Волосы были чёрными. Теперь пряди обрели белый цвет в тон шкуры волка. Я стал выше и тоньше. Движения стали более плавными, словно я жил не в детском доме и на улице, а воспитывался как принц. Осознавая собственную силу и неразумную примитивность людей, я не скрывал своего высокомерия. Всё-таки я ёкай, а значит, не обязан быть добряком. Но люди не боялись меня. Они ко мне тянулись, повинуясь скрытым во мне магнетизму и обаянию, и усилий для этого я не прикладывал никаких.

Я выкупил старинные книги и свитки. Память позволяла мне запоминать тексты с первого прочтения. Теперь я владел информацией и выяснил имена тех самураев, которые начали опасную игру пять столетий назад. Но был момент, объяснить который я не мог.

Игра не была запрещённой. Она была популярной. Все играли в неё. Писали сборники кайданов, собирали страшные истории. Почему же в игре этих самураев что-то пошло не по плану? И при чём здесь я и их потомки? Про какой яд в моей крови говорил Тоси?

Думая о девушке, которая шёпотом молила меня о помощи в зале с саркофагами, я пересёкся взглядом с сотрудницей салона красоты, подпиливавшей мне твёрдые ногти.

– Пластина у вас, господин, сильная и ровная! Никогда таких ногтей не встречала!

Я дёрнул губой, отчего она покраснела и сразу же задела пилкой мою кожу вместо ногтя. Рухнув руками вперёд, она принялась извиняться, а я слизнул с пальца сладкую алую каплю.

Мой взгляд оказывал на людей эффект покровительства. Раньше такого не случалось. Девушки тряслись в моём присутствии, мужчины выпрямляли спины и кланялись с натянутыми, как струны, руками и шеями. Каждый, кто на меня смотрел, пытался понравиться мне, получить благосклонность, хоть улыбку или кивок.

Я не понимал, почему так происходит. Может, во всём виноваты деньги? Я купил самую дешёвую одежду, извалял её в грязи и прошёлся так по городу. Всё повторилось.

От меня не шарахались. Две светские дамы предложили составить им компанию на ужине с караоке, а бармен не взял денег за заказ, сказав, что по четвергам всё бесплатно. Ну конечно! Я был в этом баре «счастливых злых кошек» во все дни недели, и никто никогда не наливал бесплатно!

В отражении погашенного экрана телевизора я видел свои белые как снег волосы. Такого цвета шкура у волка. Определённо, мои повадки и движения тела изменились. Я перестал испытывать слабость, которую два последних года списывал на усталость и жизнь в обрывках сна и бодрствования.

Если бы не оборотень, меня не стало бы в ближайшие дни. Но теперь я мог осуществить всё, что задумал. Теперь я знал всё, что узнал Тоси за свою пятисотлетнюю жизнь.

И было в этих знаниях то, что пугало даже меня – зверя и якудза.

– Хотите посмотреть новости? – суетился бармен, заметив, что я уже десять минут молча пялюсь в чёрный экран и, видимо, из скромности не решаюсь попросить включить телевизор. – Вот! Включил! Прошу, господин!

Лучше бы он этого не делал.

На новостном канале показывали меня самого в квадратном уголке фотографии. Диктор вещал, что «Сато Киро, принадлежащий к якудза, застрелил тренера и владельца спортивной секции Гэ Тоси, прострелив ему обе глазницы. Мотив преступления выясняется. Орудие убийства и отпечатки пальцев на оставленном орудии убийства подтверждают причастность Сато Киро».

Бармен натирал бокал.

– А ведь он захаживал сюда!

– Что вы говорите?.. – съязвил я.

– Да! – гордо подтвердил тот. – Вот только бы мне его встретить!..

– И что тогда? – зыркнул я на бармена из-под светлой чёлки. – Убьёте его?

Бармен затрясся и налил мне ещё один бокал дармового пива, а перед уходом подарил статуэтку чёрного кота с машущей лапкой, которого в прошлый раз отобрал у меня. Оказалось, из лап Оками выбраться куда сложнее.

Точнее, невозможно.

* * *

Сенсея хоронили с почестями. Присутствовали все боссы якудза, чего я совершенно не ожидал. Были перекрыты три улицы для церемонии шествия, а за посмертное имя Тоси один из боссов заплатил двести тысяч долларов. По сути, это всего лишь дощечка с очень редким и коротким именем.

Я слился с толпой и задал вопрос одному из наших:

– Разве он был якудза?

Парень не узнал меня. Я был без костылей, ростом выше, с иным цветом волос. Даже от голоса прежнего ничего не осталось.

Тоси никогда не рассказывал, за что отрезал себе две фаланги мизинца. Но раз он рубил палец дважды, значит, провинился перед старшими тоже дважды.

– С чего ты взял? – дёрнул плечом мой собеседник, судя по его татуировкам, отвечающий за игровые дома.

– Палец, – ответил я. – Он рубил его дважды.

– А! Да! Рубил! – согласился парень и добавил: – В первый раз он рубанул, когда его не приняли в якудза. Прямо перед боссом. Не готовился и никого не просил, как другие. Отрезал и звука не проронил.

– Ну а во второй раз?

– Второй раз был, когда тот же босс, глядя сенсею в глаза, отказал ему снова, рассматривая обрубок. Гэ-сенсей взял и снова рубанул! И сказал, что будет кромсать себя, пока его не примут. Никто прежде и потом тоже не творил такого. Гэ-сенсея сделали тайным советником якудза, и он не подвёл свой клан. Ни разу. И выучил стольких воинов… А ты сам-то кто? А?

Парень обернулся, но меня давно не было рядом, хоть я и слышал каждое его слово. Толпа обтекала меня. Я стоял к людям лицом, но никто меня не видел.

Я же видел небо. Как учил меня сенсей, не нужно играть с жизнью в перетягивание каната. Для того чтобы жить, достаточно держаться на единственной нити.

Ниточка, которая держала меня между небом и землёй, – синяя свеча. К ней присоединились ещё две нити с тех пор, как я выяснил, кого должен найти. Одну из девушек я видел в объятиях огня, но не синего, а самого обычного. Второй тоже не повезло – из её разрезанных щёк текла кровь, а на глазах была повязана тряпка.

Всем этим событиям ещё только предстояло случиться, и я не был вправе мешать их ходу. Я мог только быть рядом. Но после того, как всё произойдёт.

* * *

– Бакэнэко, – произнёс я, ударив по чёрной лапке «счастливого угрюмого кота», – прекращай притворство и появись, какой ты есть!

Статуэтка из бара рухнула возле моих лап, и из чёрного дыма появился чёрный заспанный кот. Глаза его – два рубина с вкраплениями дыр (так похожих на пулевые отверстия) – уставились на меня, пока кот тянул задние лапы и разминал свой раздвоенный длинный хвост.

– Что за пеще-е-ера? – протянул он, оглядываясь. – Куда ты меня вызвал, Оками-сан?

– Обычная, – ответил я, – в священной роще храма Ёцумо.

Над моей головой пронеслась стайка летучих мышей, еле избежавшая встречи с когтистой лапой бакэнэко.

– Оками-сан, защитник леса и проводник заблудших пу-у-утников, благодарю за освобожде-е-ение! Лапа затекла-а-а…

Он размял левое плечо.

– Знал бы ты, по сколько раз в день её дё-ё-ёргали!.. Чем могу-мур-р-р быть полезен, Оками-сан?

– Твоё задание – найти девушку.

– Может, лучше я найду вам прелестную волчицу, а себе ко-о-ошечку? Зачем нам какие-то мур-р-р-ртные смер-р-р-ртные девушки?

– Ты не понял? Я не жрать их собрался.