Наш дом напоминал социальный лагерь для девочек подростков в маленьком городке, куда отправляют детей семьи с низким доходом, чтобы родители могли «выдохнуть», а некоторые – просто выспаться. В таких, обычно, возникают группы, как в тюрьмах, и часто возникают драки из-за спора на тему главенства. Я засыпала, думая о том, что нужно не допустить здесь такого.

Рано утром мне в ухо проскрипела сестра Абигель, сломав мой сон. Мы разбудили всех и начали выносить тюки за дом – там солнце светило с утра, и место было не проходное. Клер вызвалась поговорить с индейцами о том, что им не стоит туда ходить.

– После того, как мы сделаем из шерсти изделия, мы постираем их, и несколько штук продадим или подарим индейцам. Нам нужно как можно быстрее найти картофель, – я с Клер раскладывала шерсть на распоротых мешках, которые мы расстелили прямо на земле. Работали мы очень тихо.

– Скучаешь по пюре, или решила придумать «Лейс» раньше, чем их придумает Лейс? – Клер не выспалась, и сейчас я все больше узнавала в ней Лилю. В ней росла свойственная ей депрессия.

– Слушай, у местных должна быть какая-нибудь травка, которая делает людей веселее, активнее, поговори с ними, чего ты боишься, ты же хочешь пообщаться сними, хватит стесняться и бояться.

– Элиза, такая травка сделает более активной лишь депрессию, а запрещенные препараты еще совсем не запрещенные, так что, давай не будем подсаживаться на незнакомые вещи. И мне вовсе не грустно, просто я много думаю.

– Надо активнее думать, сестра.

– Ты не можешь успокоиться, и хочешь быстрее заняться бизнесом?

– Нет, черт подери, я хочу быстрее выйти замуж… я просто хочу занять руки, ну и да, я хочу стать независимой от этих фанатиков – лентяев и сестры Маргрет.

– Сегодня я поговорю с индейцами.

– Будь добра, детка, и выясни про картошку. Они не умеют делать с ней то, что умеем мы. Это бонус, это наш туз в рукаве. Раз уж ты не хочешь рассказать, что скоро им будет крышка, и тем самым получить профит и возможность найти здесь безопасное место, то давай попробуем сделать жизнь безопаснее.

– Сестры, вы работаете в воскресенье? – к нам подошла женщина из поселения. Она натянуто улыбнулась и начала внимательно рассматривать шерсть. – Я Катарина, жена доктора – мистера Уилсона. Мы идем на службу и хотим пригласить вас, чтобы вы привыкли к распорядку жизни нашей общины.

– Миссис Уилсон, мы несколько иначе проводим службы, и сегодня мы в доме, где живем, проведем свою службу, в которой помянем сестер и членов корабля, что погибли в пути. Мы все еще глубоко переживаем эти смерти…

– Я понимаю вас, сестра. Около года назад мы прибыли сюда, но прибыли не все, кто сел на корабль. Если бы не индейцы, мы не пережили бы эту зиму. Вы правы, нужно вспомнить погибших, кто не перенес дорогу, – она чуть склонила голову и пошла к дому, возле которого они молились долго и красноречиво.

– Не переживайте, шерсть мы разложили еще ночью, и днем трудиться мы не станем, мы уважаем ваши привычки и правила. Спасибо вам, миссис Уилсон, вы очень добры.

– Клер, обязательно проследи, чтобы зверобои сюда не подошли, а я пойду соберу всех, чтобы до обеда, до жары мы чуть перешили одежду, иначе мы задохнемся в этих платьях, – я, расстегивая верхние пуговицы направилась к дому, где сестра уже собрала всех на короткую, как всегда, молитву. Мне нравилось, что она делает это быстро.

Я заметила, что Маргрет по чуть говорит с каждой их новеньких, и потом они улыбаются. Она молодец, и я вижу, что девочки меняются. Лишь бы в некоторых не проснулось то настоящее, «благодаря» чему они оказались в тюрьме, ведь не все они пострадавшие.

К обеду мы закончили с перешивкой рубашек, что теперь были завязаны под горло, мы переоделись в белые рубашки и юбки, и выглядели теперь как негры на плантациях, так как повязали на головы платки. Девушки решили украсить ансамбль и завязали на лбу бантики.

Индейцы у костра варили какую-то кашу, смеялись и играли с собакой. Она была единственной в поселении, и все ее пытались угостить, или погладить, проходя мимо, особенно дети.

– Хорошего вам дня, я Элизабет, – я подошла и села на сколоченную у стола лавочку. Они смотрели на меня с улыбкой, рассматривая юбку.

Две женщины подошли ближе и наклонили голову, приглядываясь к белой рубашке с пышными рукавами, а трое мужчин не поднялись с места, но отложили из рук палочки, что строгали.

– И вам хорошего дня, – достаточно внятно сказал один из мужчин. Он не улыбался, а лишь сощурил глаза, словно, давал понять, что пока он мне не доверяет, и я должна это принять.

– Хороший день, – ответила одна из женщин в кожаной тунике до колена. Ее ноги были голыми, и я ей завидовала, что она может ходить вот так. Волосы заплетены в две косы, и тут скорее всего, была рука женщин из поселения.

– Это Пэвэти, это значит «чистая вода», – мужчина указал на ту, что улыбалась мне и произносила некоторые слова на английском. – А я Сквонто, – он встал и подошел ко мне, чуть поклонившись. Я услышала, как сзади что-то упало. Я оглянулась и увидела, что упала Клер.

– Она стояла, слушала нас, и смотрела так, словно видит призраков, – Сквонто подбежал к ней, прихватив плошку с водой. Вылил всю ее ей на лицо. Пэвэти держала ее лицо, когда Клер пришла в себя:

– Ты правда Сквонто? – она смотрела на него глазами китайской мультяшка. Я слышала про вас так много! И я так рада увидеть вас вживую…

– Не слушайте ее, она перегрелась немного на солнце, пока занималась йогой, спасибо, я сама приведу ее в чувства, можете идти, простите, – я за руку подняла ее с земли и пихала в спину в сторону дома, пока она оборачивалась и со странной улыбкой смотрела на Сквонто.

– Вы не англичанки, – с улыбкой проговорил Сквонто, но так, чтобы только я услышала эти слова.

Глава 13

– Это настоящий Сквонто, понимаешь, Элиз…

– Я прошу тебя, спокойно, тебе нужно полежать. Ты слишком уж эмоционально реагируешь на все, и вот результат – потеряла сознание, – я силой удерживала Клер в лежачем положении, потому что она рвалась встать.

– Главное, нужно понять, здесь ли уже Хобомок…

– Кто это?

– Это индеец, которого отправил Массасойт, вождь вампаноагов сюда, чтобы следить за Сквонто, – она рвалась подняться, но, когда в дом вошли девушки, притихла, глянув в мое лицо, которое выражало не что иное, как «убью, если они хоть что-то поймут».

– Так, до вечера ты лежишь и думаешь, а вечером все мне расскажешь. Как только начнет темнеть, мы засеем часть земли, что перекопали. Нам некогда ждать. Завтра снова нужно копать. Я хочу поговорить с этой Пакахонтас, ну, девушкой-идейцем. Она плохо, но говорит на английском. Мне нужна картошка.

– У тебя углеводное голодание?

– Я не могу тратить время на обсуждение войн между племенами, когда наша жизнь тоже висит на волоске. Нам нужны деньги, а лучше, золото, или там, шкуры. Мы должны быть самостоятельными, Клер. Давай пока оставим поиски Хоботка…

– Не «хоботка», а Хобомока…

– Ну, это мелочи, которые дали в твоей голове корни, а в моей сейчас, знаешь ли, ни одного ростка…

– Кроме картофельного…

– Прекрати, я хотя бы пытаюсь думать о том как здесь выжить, потому что в любой момент нас могут отдать замуж, и все, детка, о нас не напишут ни в одном учебнике.

– Ладно. Обещаю, что я не встану. А ты пока поговоришь с ними, да. Меня раздражает это воскресенье, меня бесит, что нельзя занять чем-то руки, чтобы не разозлить этих сумасшедших, – Клер села, но не рвалась больше встать.

– Я отправлю к тебе сестру. Она принесет еду. А ты пока все вспоминай, только, прошу, без вспышек активности, хорошо? Прижми зад и включи мозг.

– Обещаю, иди, найди уже свою картошку. Я бы сейчас не отказалась от жареной. С луком и запивать ее холодным молоком в прикуску с черным хлебом, – она замычала, и я готова была поддержать ее, потому что каша из маиса с тыквой порядком надоела.

– Кстати, ты можешь стать основателем «Крошки – картошки», – она просмеялась мне в спину, но я была рада тому, что она, наконец, начала смеяться.

Индейцы мельтешили у костра, мужчины продолжали строгать из деревянных чурок что-то, похожее на ножи. Господи, как же зовут эту девушку – Пакахонтас? Зря я ее так обозвала, и сейчас это имя прилипло в моей голове. Самое страшное, что это имя не выдуманное, оказывается, у него есть хозяйка.

– Пэвэти, – точно, вроде так. – Пэвэти, я хочу ближе с тобой познакомиться, и так ты быстрее научишься говорить на английском.

– Я тебя добрый день, – она снова улыбалась и шла мне на встречу, как умалишенная.

– Правильно «Я желаю тебе доброго дня». Запомнила? – я взяла обе ее ладони в свои, надеясь, что ничего противоестественного не делаю.

– «Я желаю тебе доброго дня», – повторила она.

– Я хочу с тобой погулять. Ходить, понимаешь? Ногами ходить везде, и говорить, – я говорила и показывала пальцами и лицом что я собираюсь делать.

– Она просто плохо говорит, но с головой у нее все хорошо, – Сквонто от костра смотрел на нас, улыбаясь. Я отметила, что у него красивый разрез глаз, ровная матовая кожа, полные губы и сильное тело. Он вставал с земли практически без помощи рук. Надо заняться своими мышцами, иначе, я буду походить на цыпленка для бульона, и поднять смогу только ложку.

– Я хочу, чтобы ей было легче, – я продолжала его рассматривать. Никакого намека на усы или бороду. Совершенно чистое лицо. Красивый. После новомодных бородачей с прыщами в прошлом мире, этот казался кукольным красавцем. Его сила была не искусственной, не приобретенной, а будто всегда жила в нем, он родился с ней, и она только крепла все эти годы. Лет тридцать – максимум. Жалко, если его и правда, убьют.

– Она сильная, как и ты, только чуть сильнее, – он махнул ей, и что-то сказал очень быстро на своем языке. Я даже не запомнила сочетание этих гортанных звуков.

– Мне нужен картофель. Он где-то здесь растет. Знаете, это такие клубни, – я показывала руками.

– Ионас, кубиас, папас, – за моей спиной говорила Клер, и я хоть и должна была разозлиться на нее, она и правда, могла выяснить информацию лучше меня.

– Вы хотите чуно? – Сквонто даже встал.

– Нет, нет, мы знаем, как сделать из него кое-что очень вкусное. Можно его достать здесь, – Клер снова была в экзистенциональном состоянии, и, если она опять потеряет сознание, значит этот мир ей просто противопоказан.

– Что такое «чуно»? может мне и понравилось бы? – я шепотом спросила у нее, за одно присмотревшись, нормально ли она стоит на ногах, но дело обстояло лучше, чем в первый раз. Сквонто прошел мимо меня и подошел к Клер.

– Я подержу вас, мисс, или вы опять упадете, – он снова что-то сказал Пэвэти, и махнул рукой на меня. В это время он подвел Клер к лавочке и усадил, что-то нашептывая на ухо.

– Я показать ионас, папас, идти, идти, – Покахотнас тянула меня за руку в сторону леса.

– Не бойся, иди за ней. Все хорошо, она приведет тебя к твоему «Лэйсу».

Она шла впереди, и все время пыталась соединить между собой несоединяемые слова, которые на ее взгляд, должны были стать понятными мне предложениями, но после пяти минут морфологического разора я плюнула, и стала запоминать дорогу, потому что мы все дальше уходили в лес.

– Э, тебе не кажется, что здесь совсем не место вашим «папасам»? Тут можно найти подосиновики или грузди, но картошка растет иначе, девочка, долго еще?

– Идти, двигать, доверять, папас, – она, надеюсь, имела в виду, что если я хочу найти картофан, я должна доверять ей, и двигать ногами, но мы были в пути уже почти час, и мне становилось страшно.

– Там, там, брать папас, давать красный, или ты, – она указала на маленькие бусины, что висели на кончиках шнурка, которым был затянут верх сорочки.

– «Красный»? – я показала, что я не понимаю, и она показала на подол моей юбки, принадлежавшей когда-то одной из заключенных, и покоящейся сейчас на дне океана.