– Позволь мне загладить свою вину. За прокол с рубашкой и за репетиторство. Как насчет завтра вечером? Я сделаю спагетти. Твои любимые.

– Я не могу. Тусуюсь с ребятами, – хмурится Логан.

– Тогда послезавтра? – предлагаю я. – Можешь прийти ко мне, пусть даже с бутылочкой вина. Попрошу соседок держаться подальше от нас. Было бы весело.

– Без соседок, говоришь? – он кладет ладони на мои бедра и притягивает к себе. – Получается, у нас будет приватная обстановка?

– Да. Отсутствие приватности не смущало тебя раньше, но… – Я хлопаю ресницами и стреляю глазками, а парень смеется. – Позволь мне загладить свою вину.

– И как же именно ты планируешь ее загладить? – спрашивает он, в его глазах танцуют искорки интереса.

– Думаю, мы оба знаем, насколько изобретательной я могу быть, когда это нужно. – Я прикусываю нижнюю губу и пожимаю плечами.

Он негромко смеется и, приближаясь, целует меня. Поцелуй выходит горячим, жадным и таким неподходящим для середины кампуса, но я наклоняю голову и позволяю ему сделать это. Потому что ему это нужно. Это подтверждение тому, что у нас все хорошо.

Мне тоже это необходимо.

Необходимо, чтобы у нас все было хорошо.

Телефон Логана вибрирует в кармане, возвращая его в реальность.

– Увидимся позже. Мне пора на пару, – он смягчает поцелуй и бормочет в мои губы.

– Само собой, – я улыбаюсь ему в ответ.

12. Кольт

В доме пусто. Не уверен, хорошо это или плохо. Эш вот-вот должна прийти. И даже несмотря на мои правила о том, что я не должен трогать то, что мне не принадлежит, она соблазняет меня.

Я слышу мягкий стук от входной двери и не глядя знаю, что за ней Эш.

Я знал бы, что пришла именно она, даже если бы у нас не было планов на вечер. Она стучит тихо. Ненавязчиво. Почти смущенно, если так вообще возможно стучать.

Улыбаюсь уголком губ и открываю дверь, готовясь к еще одному вечеру подшучиваний. Я хочу этого, и ничего не могу с собой сделать. Она – самое интересное из всего, что я встречал с тех пор, как моя жизнь превратилась в дерьмо, и я жду наших разговоров, хоть и не могу полностью себе в этом признаться.

– Эм, привет, – здоровается она, когда я открываю дверь.

Большим пальцем Эш придерживает на плече темную нейлоновую лямку рюкзака, а ее волосы собраны в высокий неряшливый хвостик. Так непринужденно сексуально.

Тот факт, что она и не подозревает об этом, взрывает мой мозг.

– Привет. Давай, заходи. – Я почесываю подбородок и отхожу в сторону.

– Спасибо.

Когда она проскальзывает мимо меня и я закрываю за ней дверь, запах ванили щекочет мои ноздри, от него у меня чуть ли не текут слюни.

Она уже не такая дерганная, как до этого во дворе. Более застенчивая, совсем как ее стук. Голубые глаза девушки обводят комнату взглядом, отказываясь задерживаться на мне или чем-то еще дольше, чем на секунду, прежде чем метнуться к другому предмету. Я не должен наблюдать за тем, как она ежится… но все же наблюдаю.

– Здесь тихо, – подмечает она, оглядывая пустую гостиную и кухню.

– Ага. Почти все ребята на катке снова тренируются, – киваю я.

– Поняла, – кивает она и смотрит на меня. – Ты катаешься на коньках? Или играешь, или…?

– Нет.

– Правда? – Она удивленно осматривает меня с ног до головы.

– Что-то не так?

– Наверное, я предполагала… – ее голос обрывается, она прикусывает нижнюю губу.

– Что предполагала? Что я играю в хоккей?

– Наверное, ты просто похож на того, кто мог бы.

– И чем это я похож?

– Ну, знаешь, тем, что ты нахальный, горячий, любящий посоревноваться хоккеист альфа-самец. Вы, ребята, все такие.

– Горячий, да?

– Ты прав. Не знаю, о чем я думала. Итак, где ты хочешь позаниматься? – ее губы растягиваются в одну тонкую линию.

Я чуть не предлагаю ей свою спальню, чтобы увидеть ее реакцию, но взамен указываю на кухню в другой стороне дома.

– Как насчет стола на кухне?

– Звучит неплохо. – Ее кроссовки тихо скрипят по деревянному полу, пока она идет на кухню, снимает рюкзак и достает ноутбук, папку и пару учебников, раскладывая их на столе. – Итак… статистика, верно?

– Наверное.

– Что значит «наверное»? – Она недоуменно смотрит на меня. – Разве нам надо учить что-то другое? Мне казалось, ты сказал…

– Статистика подойдет, – я сажусь на стул рядом с ней и жду.

Эш выглядит как самая настоящая сексуальная библиотекарша, и я здесь за этим.

– Хорошо-о-о-о. – Она открывает учебник по статистике, хлопает им, закрывая, и поворачивается ко мне, будто ничего не может с этим сделать. – Можно я спрошу кое-что?

– Конечно.

– На кого ты собираешься учиться?

– Я пока не выбрал, – отвечаю я, закидывая руки за голову и откидываясь на стуле.

Ее глаза тускнеют от разочарования, и это выстреливает мне почти в самое сердце, пусть я и отказываюсь понимать, почему. Наклонившись вперед, я упираюсь локтями в стол, чтобы отвлечь внимание от себя, и, потирая руки, спрашиваю:

– А ты?

– Вообще, на учителя начальных классов. – Ее голубые глаза становятся чуть ярче.

– Вот почему ты репетиторствуешь, – предполагаю я.

– Именно. Ты удивишься, узнав, сколько студентов любят вести себя как детсадовцы.

– Уверен, сходства просто жуткие, – смеюсь я, удивляя этим нас обоих.

– Ты и представить себе не можешь. – Эш берет ручку и нажимает большим пальцем на верхушку. – Так что же привело тебя в университет Лос-Анджелеса? Особенно, когда кристально очевидно, что ты не хочешь учиться там.

– Думаешь, я не хочу учиться там?

Она открывает рот, но закрывает его, прикусывая нижнюю губу, и ерзает на стуле так, словно наступила в собачье дерьмо. И, думаю, я знаю причину этому.

– А, ты имеешь в виду, это из-за того, что я сказал, будто еще не выбрал специальность, и ты знаешь, что моя мама позвонила декану, с кем она давно дружит, и запихнула меня в этот университет после того, как меня отчислили из прошлого? Ты об этом?

– Я не имела в виду…

– Знаю я, что ты имела в виду.

– Наверное, я удивлена. Ты похож на того, кто не боится идти за желаемым, но ты все-таки здесь. Не определился со специальностью и не заинтересован в учебе. – Она замолкает, несколько раз щелкая ручкой.

– Ты права, – говорю я, откидываясь обратно на спинку стула и складывая руки на груди.

– Ты только что признал мою правоту? – Хлопает ресницами она, пораженная моим признанием.

– А ты обычно неправа? – парирую я.

– Нет, я почти всегда права, но ты не похож на того, кто готов быстро сдаться.

– Я не боюсь называть вещи своими именами.

– Ну, если дело в этом, и ты полностью осознаешь, что тебе неинтересна учеба, тогда что ты здесь делаешь?

Хороший вопрос. Именно его я неделями задавал себе. На самом деле, годами. Не с тех пор, как меня отчислили из колледжа Дикси Тех, еще раньше. До того, как все скатилось в дерьмо.

Когда мне были открыты все дороги. Когда я знал, чем хочу заниматься и кем хочу быть.

Если бы только ответ был такой простой. Но нет. Он запутанный. Как мысли в моей голове. Как мое прошлое.

– Ты правда не знаешь, кто я такой? – спрашиваю я более резким тоном, чем подразумевалось.

– С чего бы? – Она мотает головой.

– Ты же встречаешься с Логаном.

– И что?

– Я думал, что он мог рассказать тебе.

– О чем рассказать? – шепчет она.

Я вновь выпрямляюсь и опираюсь локтями на стол, я не могу удобно устроиться на этом глупом стуле. А может, это просто разговор меня доводит.

– О моем отце и о том, почему я больше не играю в хоккей, – уточняю я, отгоняя мысль подальше.

– Так ты играл?

– Нахальный, горячий, люблю посоревноваться. Твои слова, не мои, – с ухмылкой напоминаю я. – И я был хорошим игроком.

– Верю, – признает она с той же смущенной улыбкой, что манит меня, как морковь манит лошадь. – Почему ты перестал?

– Думаю, я понял, что все не такое, каким казалось на первый взгляд.

– А твои родители? Как они отнеслись к этому?

Это невинный вопрос, но ответ на него не так прост.

– Мой отец умер, когда я был в выпускном классе, – в оцепенении отвечаю я.

Ее губы приоткрываются, она тихо ахает, когда ручка выскальзывает у нее из пальцев и с легким стуком падает на стол. Она быстро приходит в себя и смотрит на свой закрытый ноутбук, пытаясь подобрать правильные слова.

Это даже забавно. Правильных слов не существует. Если бы они были, я бы их уже слышал. Но никакие «мне жаль», «мои соболезнования», «он сейчас в лучшем месте» или «скоро тебе станет легче» ни хрена не сделали для того, чтобы мне стало лучше.

– Мне жаль, – бормочет она через пару секунд.

О, она выбрала классический вариант. Интересно. Я ожидал чего-то более необычного, но, наверное, мне не стоит винить ее, раз уж я застал ее врасплох и все такое.

– Ты не виновата, – отвечаю я, чувствуя, как тело вновь знакомо цепенеет.

– Это не означает, что я не могу сожалеть о произошедшем.

Я молча киваю.

– Серьезно. Херня из-под коня это все. – Она пальцем вытирает под носом и тихо шмыгает.

– Да, Эш. Полная херня из-под коня, – я смеюсь, а сам удивляюсь. Вот он, тот необычный ответ, которого я ждал.

– А твоя мама? Она как?

– В порядке, наверное. Думаю, было бы лучше, если бы я вытащил голову из задницы, но у моих родственников все хорошо, так что хотя бы так.

Эшлин улыбается и кладет руку поверх моей, мягко сжимая ее. Ее прикосновение удивляет меня, но я старюсь не показывать этого.

– Кольт, я не думаю, что у тебя все плохо, – бормочет она.

Я смотрю вниз, туда, где мы касаемся друг друга. В мире есть так много вещей, которые я мог бы сделать, если бы она касалась меня. Я бы водил ее в разные места, если бы она не встречалась с Логаном. Так много я мог бы сделать сейчас, если бы только…

Я отбрасываю эту мысль и отнимаю руку.

С той же смущенной улыбкой она заправляет несколько прядей, выбившихся из хвостика, за ухо.

– Так… а где твои родственники?

– Старший брат учится на врача, а средний сейчас в армии.

– Команда парней, получается? Должно быть, маме было весело с вами.

– У меня еще есть младшая сестра, Блэйкли, – уточняю я. – Осенью она приедет в наш университет поступать на спортивную медицину.

Ее улыбка становится ярче. Наверное, она рада, что мы сменили тему. Я тоже этому рад. Кому захочется говорить о мертвом родителе во время учебы?

– Потрясающе, – отвечает она.

– Ага.

– Звучит так, будто у вас очень дружная семья.

– Наверное, так и есть. Пожалуй, стоит заехать к ним как-нибудь в воскресенье на завтрак, раз уж я теперь живу ближе, но посмотрим. А что насчет тебя? У тебя есть родня? – спрашиваю я.

– Не-а, – она пожимает плечами. – Только я.

– О, получается, единственный ребенок?

– Ага. Как будто я золотой ребенок и паршивая овца в одном человеке. Просто потрясающе.

– Звучит именно так. У тебя хорошие отношения с родителями? – смеюсь я.

На секунду ее улыбка меркнет, но она тут же надевает новую. Эта улыбка не такая настоящая. Больше натянутая.

– Ты не обязана…

– Они свободные духом, понимаешь? – перебивает она. – Ну… у нас все хорошо. Они любят меня, а я люблю их. Но они, вообще-то, не подписывались быть родителями, если ты понимаешь, о чем я. Думаю, они были рады, когда я наконец закончила школу, и им не нужно было больше играть в родителей двадцать четыре часа в сутки.

Дерьмо. Ну и херня. Но я не могу сказать ей этого.

Я хочу коснуться ее руки. Чтобы поддержать ее, потому что у нее дерьмовые родители, пусть я и не обязан этого делать. Но тот крошечный проблеск разочарования, когда я упомянул о них? Это чертовски задело.