– Не кривляйся, Страннику не к лицу. А река там так и называется: Искона. Знаешь слова «кон», «покон», «закон»?

– Знаю. А почему именно там? – осторожно, как сапёр, продолжал разговор я.

– Там Перводрево росло. Ну, одно из них, – уточнил Ося, заметив, как я дёрнулся, всем туловищем обернувшись к той точке, через которую была связь. – На плитах земных было по одному-двум родоначальным Деревам. Потом уж и мы понаросли. Из старших сейчас никого уж не осталось, – горечь его была слышна даже в Речи.

– Чёрные? – без нужды уточнил я, сразу пожалев, что не владею лаконичностью поморов. Те бы точно промолчали.

– Нет, синие! Ну что вот за ерунду-то спрашиваешь?!

– Прости, Осина, волнуюсь, вот и туплю, – честно ответил я, – с вами говорить – как из источника мудрости пить, да большими глотка́ми сразу. Трудно с непривычки.

– Ну так и нехрена в три горла́ хлебать-то, – буркнуло Древо.

– Потому и спешим, что не вечно мы, человечки, – задумчиво ответил я словами Шарукана.

– Это да… Кого-то небесным огнём, метеоритами пожгло, давно ещё. Очень давно, – задумчиво и неспешно начал Ося, – а остальных – да, чёрные. А то Древо Вальхией звалось. У вас, двуногих, только и памяти о нём осталось, что Дворец Убитых, Вальхол, у северян, да название ольхи теперь…

– А ольха-то каким боком? – удивился я. Лина смотрела на меня, не отрываясь, явно чувствуя, что я занят какими-то другими делами, хоть и сижу напротив, держа её ладонь в своих. Да, со стороны я явно смотрелся полоумным – эти движения глаз, мимика, вздрагивания. Учиться ещё и учиться.

– Древесина на срезе краснеет. Сок кровь вашу напоминать начинает, как подсыхает. У Вальхии так же было. Их очень давно на Земле нет, а память, вишь ты, хоть и кривая – а осталась.

– И здесь, у нас, росло одно из двух Перводревов?

– Перводрев. Ты русский язык в школе мимо проходил, что ли? Да, чуть дальше того места, где мы Вяза оставили. Второе на востоке далеко. Мамонтовым деревом у вас его потом звали. На его останках как раз и выросли племена, что сюда, к вам, лет семьсот назад наезжали молодую поросль дожигать. Про Вяза помнишь же?

Я непроизвольно сжал руки так, что Лина ойкнула. Такое забудешь, пожалуй. Голова Хранителя Клима будто снова глянула на меня ужасными мёртвыми глазами без век. Глубоко вздохнув, я успокаивающе погладил Энджи по ладони. На ней краснели пятна от моих пальцев. Синяки, наверное, будут.

– Помнишь, вижу. Вот с Вальхией хуже было. Много хуже. Там по сию пору место страшное. Ни подойти, ни подъехать тем более. К истоку Исконы-реки не всякий Хранитель доберётся, про Странников-то не говорю уж. Хотя, слух был от Дуба того, что с Радонежья, будто прошёл один какой-то не так давно. Да веры мало у меня тому – там поля да ко́ла так со смерти Вальхии переплелись-связались – неподготовленному смерть верная.

Я даже не дышал. Легенды, мифы и прародители народных сказок оживали, мешать было страшно. А внимать – страшно интересно. Глянув на Энджи, заметил, что взор её будто бы чуть расфокусировался, словно она тоже смотрела не наружу, а внутрь. Видимо, тоже «подключилась».

– Из-под корней Перводрева три ручья пробились. До вашего времени один всего дотёк. Злая воля, могутная, сильная была. Реку убить сложнее, чем нас, – продолжал он. – На Исконе-реке стояла землянка первого коваля-кузнеца. Самого первого в этих краях. Свадьбы вокруг Древа хороводы водили. Тогда они коловодами звались – по кругу же, по солнышку. Вожди да князья съезжались со всех восьми сторон света, совета просили. Помощи тогда никто не требовал и не молил, не принято было. И не жаловался никто тем более. С пониманием человечки были, с нынешними никакого сравнения.

Я так и молчал, давно забыв моргать, дышать и шевелиться. Лина повернула голову в ту сторону, куда неотрывно смотрели мои глаза.

– Когда ямищу могильную, после выжженного пня Вальхии оставшуюся, живым людом закидали чёрные, взлютовала Землица-матушка. Впервые на нашей памяти. Всех приняла, голубушка – и жертв, и палачей. Всех перемолола, кому избавление от мук даря, кого карая справедливо. Там первых рангов двое аж было. Над ними долго не сходились пласты сырые – рвалась наверх погань, жить хотела. Да не те они, чтоб с Землёй спорить. Курган там нарос, громадный. Потом сравнялся с годами, но местность всё равно возвышенная осталась. И оттуда, с жальника того теперь течёт река. А к истоку её – не пробраться. Два-три раза в год там такие вихри да ураганы кружат – страх. Сосны да ели к земле гнут, корнями вверх подымают, стволы обхватные ломают. Когда там успевают деревья в обхват вырасти – до сих пор понять никто не может… А по округе, от того места на перестрел, растут деревья, будто в узел завязанные, кривые да страшные. Тем из вас, кто хоть малость чувствовать способен, мимо них не пройти. Всех останавливант уродливая стража древнего могильника, и чёрных, и обычных. Кому повезёт – проблюются и бегом оттуда, сколь сил хватит. Остальных годами ищут, да не находят…

– Поэтому чёрным в ваш лес дороги не было? – вопрос Лины, заданный речью на канале, что я считал закрытым, заставил меня вздрогнуть. Умница, тоже научилась с Древом связь держать!

– Почти так, внучка, почти так. Умение растить стражников да охранников – древнее. Есть деревья, что с дороги сбивают. Есть те, что в топь уводят да выбраться не дают. Есть и те, кто капнет неосторожному путнику с ветки за шиворот капельку – и потом приезжают ваши, в зелёном все, как жабы. Тело в мешок прячут, руками не трогая, а сами неделю потом вокруг ходят да из баллонов дрянь всякую пшикают. А то, бывает, аэроплан или геликоптер пришлют – и сверху зальют опушку так, что потом ни жучка в траве, ни червячка в земле. Трусливые вы, человечки. Боитесь, когда чего-то не понимаете. И память короткая у вас, – Древо будто бы вздохнуло в конце.

Значит, подобраться к укоренённому, «стационарному» древу чёрные могут только после долгой подготовки. В идеале – если предварительно выжечь дотла несколько гектар вокруг, оставив вождя без защиты и поддержки, изведя первыми разведку, штурмовиков и всю личную гвардию. Понятно, почему в Осиновых Двориках, Хацыни и Белых Берегах их столько паслось. А судя по тому, что Маша, не к ночи будь помянута, за год вышла на второй ранг – вовремя мы Осину забрали.

– Скажи, а… – начал было я.

– Нет. Мысль хорошая, правильная, но нет. Одно дело – Вяз, и совсем другое – Перводрево. Даже не думай, – Ося продолжал работать в режиме многоопытного полковника милиции из «Бриллиантовой руки»: «Не сто́ит. А вот это – попробуйте». Не дожидаясь, пока я додумаю мысль до конца.

– А чего он хотел? – Энджи повернула голову ко мне, хотя спрашивала Древо. Значит, ответа не слышала.

– Ту же штуку, что и в междуречьи Вазузы и Городни. Только там вышло Вяза пробудить, а тут он, вишь ты, на Вальхию замахнулся. Нет, ребятки. За готовность вашу к помощи и к жертве – благодарю. Но нет. Опыта у Странника с гулькин… зараза-то, мало, в общем, опыта, а Яри да Могуты он окрест себя начерпать может – не сосчитать. Но у нас не тот расклад, из анекдота, – кажется, Ося грустно усмехнулся.

– Из какого? – с появлением в беседе Лины ход её явно оживился. Там, где я продолжал раздумывать над репликой и её принципиальной необходимостью, она уже спрашивала и ждала ответ. Да, хорошо им, девочкам. А многие знания – причина мигрени. В лучшем случае.

– Да про двуногих, что научились из камня огонь добывать. Один из них в пещере с гремучим газом решил камешками постучать. Старик говорит: «Остановись, безумец! Сгорит же всё!». А тот ему: «Ничего страшного, я ещё одну такую пещеру знаю!».

Интересно. Я слышал версию про обезьяну, что увлечённо колотила молотком по детонатору бомбы, и на предостережения отвечала, что у неё есть запасная. Оказывается, правду говорил мудрец – ничего нового под Луной очень давно не появлялось.

– Тут как посмотреть, – задумчиво-неторопливо отозвался Ося. А Лина подняла брови, словно показывая, что снова пропустила часть фразы. Конечно, пропустила – я же молчал.

– Ты громко думал, – буркнуло Древо. – Прав был твой мудрец, но лишь отчасти. Можно старое так сложить, что потом устанешь удивляться. Вот, вроде, и Странники с таким потенциалом бывали, пусть и нечасто. И роды древние переплетались так, чтоб новые они нарождались в семье опытных, да росли под приглядом, воспитывались с пониманием, а не как попало. И чтоб любовь у Странника была яркая, самозабвенная. И даже чтоб Древо, веками на одном месте стоявшее, убегало от беды, в прямом смысле слова. А вот вместе такого припомнить не могу я. Оттого и боязно.

Последней репликой он убил двух зайцев. Ушастыми были мы с Энджи, потому что нас буквально приморозило к креслам, несмотря на то, что Патруль ходил ходуном и к неподвижности не располагал.

– Не робей, фикус, прорвёмся! – неожиданно влез Сергий. – Там, на старом месте, наша долго не пропадала, теперь и на новом не пропадёт. Сам же знаешь, по движущейся цели попасть труднее!

– Это смотря с чего палить, – недовольно отозвался Ося. – Стене огня плевать, бежишь ты, или на месте замер, как эти двое вон.

– Отставить панику! – Лина дёрнулась, и у меня тоже будто звякнуло в голове. Дед вложил прилично Яри во фразу. Будто бы намекая на что-то. Или пытаясь образумить вековечное Древо.

– Увезу тебя я в тундру, увезу к седы-ы-ым снега-а-ам! – внезапный вокальный пассаж Хранителя, рубанувший по ушам в безмолвной до этих пор машине, заставил Алису айкнуть и подскочить, а Павлика – захохотать и захлопать в ладоши.

– Тайга, – хрипловато пробасил Мастер, уверенно удерживая неоспоримое первенство по лаконичности.

В гостинице с неоригинальным названием «Старый город» на нас насела женщина-портье. Причём, почти в прямом смысле слова.

Николай остановился сбоку, за углом от крыльца, вылез из машины и махнул нам рукой-манипулятором в сторону ступенек, а сам достал телефон и задумчиво-неторопливо начал нажимать куда-то на экране. Я хотел было задержаться, чтоб посмотреть, как он будет звонить и разговаривать. Подумалось, что они с собеседником просто помолчат с разных сторон линии, потом кивнут – и займутся делом, невесть как договорившись. Интересно, а Речью можно говорить через электронные средства связи? Надо будет у Древа узнать. Но Павлик уже довольно долго капризничал – ему давно пора было спать. Девчат поездка на два с лишним часа по «дороге», которую так, наверное, только в отчётах Минтрансу именовали, вымотала тоже. Держались только мы с дедом. Ну и Осю в банке тоже вряд ли укачивало – виду он не подавал и продолжал издеваться над Хранителем, высчитывая, сколько же крупных хищных зверей отдавили тому уши, горло, глаза и руки. Словом, в лобби мы ввалились, как и в Твери – толпой цыган. Только вымотанных донельзя, молчаливых и почти без вещей. Чем, видимо, и насторожили тётку за стойкой.

Затребовав наши паспорта, она категорично заявила, что нас с Энджи вместе не поселит, потому что у нас фамилии разные. И деду с Алисой в одном номере делать нечего – по той же самой причине.

– Берите три номера: женщина с ребёнком и этот хмурый – в одном, ты в другом, и вы, мужчина – в третьем, – выкатила она предложение-ультиматум Лине, которая снова выступила переговорщиком при заселении. Успев при этом необъяснимым образом состроить глазки Хранителю. «Вы, мужчина» – это было адресовано ему, причём, как мне показалось, с недвусмысленным подтекстом и слегка игривым ударением на втором слове.

– Ох и ушлая баба! – с каким-то даже уважением прозвучало Речью от Древа.

Мы подтянулись к стойке ближе, в надежде на короткой дистанции объяснить бдительной женщине, что бдить не стоит. Стоит расселить нас, как мы просим, и дать выспаться до завтра, когда мы поедем дальше. Устав от шума, хныкал Павлик. От Алисы хотелось убрать всё огнеопасное – она явно была готова рвануть, как триста тонн тротила. Лина попыталась вернуть в беседу так и не появлявшийся конструктив, предложив тётке денег.