Затем мой взгляд переместился на хозяйку дома. Я на пару минут завис, переваривая возникшую в голове мысль. А что, если…

– Антонина Митрофановна! – расплылся я довольной улыбкой. – Не будете ли так любезны уделить мне минуту?

– Слушаю вас, граф.

Она, не торопясь, спустилась с крыльца и направилась в мою сторону.

– Ой, барин… Что-то вы задумали, чую, нехорошее… – То ли простонал, то ли прорыдал Захар. – Когда у вас взгляд задорный становится, точно жди беды. Крайний раз вы с таким взглядом опыты свои эти ставили, когда то ли из жабы камень хотели сделать этот… философский. То ли из камня жабу. Заставили девок дворовых по болотам лазить в поисках материалу.

– У меня к вам предложение, от которого, как говорится, невозможно отказаться. – Обратился я к хозяйке дома, игнорируя страдания Захара, – Будьте моим секундантом в этом… представлении.

Антонина Митрофановна сбилась с шага, не дойдя до меня пары метров. Ее лицо вытянулось от удивления, а в глазах мелькнуло сомнение: не сошел ли с ума графский сынок окончательно.

– В представлении? Граф, дуэль – это дело чести, а не театральный фарс! Это серьезно! Вы можете себе представить в роли секунданта женщину?! Да вы что! Вас же… – Начала вдова.

– Нас же, что? – не дал я договорить Антонине Митрофановне. – Позвольте уточнить, разве где-нибудь написано, что секундантом не может быть прекрасная дама?

– Конечно не написано, конечно не написано… – Забубнил рядом Захар. – Такая блажь никому в голову не приходила, вот ничего подобного и не писали. Барин… Христом богом прошу…

– Цыц! – Прикрикнул я на Захара, а затем снова перевел взгляд на Антонину Митрофановну. – Душа моя, соглашайтесь. Представьте, какое презабавное приключение у нас с вами получится.

Мне показалось, что слова «душа моя» и «презабавное» были очень к месту. Мне вообще нужно, кстати, следить за своим языком, чтоб не выдавать фразочки из очень далекого будущего.

– Обязанности простые: постоите рядом для солидности, проследите, чтобы мой оппонент не читал по бумажке, и, самое главное, громко объявите меня победителем. – Продолжил я убеждать вдову.

Она посмотрела на меня так, будто ей предложили явиться на площадь, где пройдет наше соревнование, в чем мать родила.

– Но долг секунданта – попытаться примирить дуэлянтов! Уладить конфликт миром! Как я, по-вашему, буду усмирять поручика Орлова? Он же… – Антонина Митрофановна запнулась, подбирая эпитеты для моего оппонента.

– Идиот? – Подсказал я ей. – Антонина Митрофановна, не стесняйтесь называть вещи своими именами. Вижу, вам он тоже сильно не по душе. Так давайте не просто накажем Орлова за дурное поведение, но и посмеемся над ним. И потом, помилуйте, душа моя, какой мир? Господин Орлов хорошего разговора не понимает. Это очевидно. А так – мы его отлично проучим.

Вдова тяжело вздохнула, нахмурилась, а потом вдруг весело рассмеялась, блеснув глазами.

– Граф, вы ставите меня в неудобное положение… Но с другой стороны… Есть правда в ваших словах. Если поручик проиграет, да еще при таком секунданте с вашей стороны…Весь полк будет смеяться…

– А представьте, – я перешел на заговорщический шепот, – как выглядите вы! Как секундант-женщина первой в России поэтической дуэли! Конечно, будь между мной и поручик обычная, классическая дуэль, тут и разговору быть не может. Однако, ситуация нестандартная. Зато вас в столичные салоны наперебой будут звать, чтоб только из первых уст услышать эту историю! Вы станете легендой!

– Хорошо, – Усмехнулась Антонина Митрофановна. В ее взгляде плясали самые настоящие чертятя. – Я согласна.

– Договорились! – весело ответил я, понимая, что мой «угол ринга» теперь укомплектован. – Готовьтесь к славе, душа моя. Сегодня мы знатно тряхнем ваш унылый городок.

До дуэли оставалось несколько часов. Нужно было подготовиться. Простого вдохновения и наглости могло не хватить, требовался план. Я уселся в кресло и сосредоточенно принялся вспоминать весь рэп, который когда-либо слышал. Почему рэп? Да потому что обычными стихами тут не обойдешься. Нужно что-то убойное.

Так, баттл – это структура. Три кита: подача, текст, панчи. Подача у меня будет – такой наглости они отродясь не видели. Текст… тут сложнее. Нужно бить по больным местам.

Я начал мысленно перебирать слабые стороны Орлова.

Первое – штаны в обтяжку. Слишком очевидно, но для захода сойдет. Второе – его репутация задиры, который лезет на слабых. Это надо обыграть. Третье – его гордость и спесь. Надо выставить его на посмешище, как павлина.

В голове начал складываться ритм. Ту-дум, ту-дум…

«Эй, публика, тише! Дайте дорогу таланту! – ага, неплохое начало. Нагло, привлекает внимание. – Сейчас я сниму спесь с этого франта…»

Я мысленно кивнул. Слово «франт» им понятно, а звучит презрительно. Дальше нужно развить тему…

«Ты машешь железом, а я – головой…» – вот оно, противопоставление! Сила против ума. Это им тоже зайдет. А в финале нужно что-то хлесткое, что-то, что превратит его в посмешище. Цирк? Парад? Точно!

– Барин! Петр Алексеевич!

Я открыл глаза. Передо мной стоял Прошка.

– Кушать подано! Антонина Мирофановна вас к столу просят.

Только сейчас я понял, что дико голоден. Адреналин от утренних событий отступил, и желудок требовательно заурчал.

– Вам бы в баньку сначала… – Прохор многозначительно окинул меня взглядом.

Вообще, конечно, баню я люблю. Ну как баню? Хамам, финская сауна на худой случай или русская, но со всеми удобствами. Очень сомневаюсь, что в 1812 есть что-то подобное. Поэтому настойчивое желание слуг запихнуть меня в сомнительное место, а мне оно казалось очень сомнительным, я пока что отверг. Обошлись бочкой. Обычной бочкой, наполненной дождевой водой.

Она стояла в глубине сада и я даже смог обмыться. Частями. Сначала верх, потом… хм… низ. Назовём это так. Захар, естественно, выпроводил Прошку и занялся моим омовением сам. Вернее пытался. Пока я на него не прикрикнул и не велел отвернуться.

Но зато все эти мыльно-рыльные процедуры дали возможность изучить свое новое тело более внимательно. В принципе, оно оказалось очень даже неплохим. Чисто физически графский сын выглядел вполне достойно. Ни грамма лишнего. Да, возможно, худоват, но при этом в наличие имелись какие-никакие мышцы и даже претензия на бицепсы-трицепсы. Видимо, книжками накачал. Может, он их по двадцать штук в каждой руке таскал. Черт его знает.

– Захар! – Крикнул я слуге. – А принеси-ка зеркало.

– Зеркало? – Бестолково переспросил дед.

– Да. Зеркало. Знаешь, такой предмет, в котором люди отражаются. Большое не нужно. А то у тебя от усердия хватит ума мне шифоньер притащить. Просто маленькое зеркальце.

Не прошло и пяти минут, как я уже заполучить круглую штучку, подозрительно напоминающую женскую пудреницу. Не знаю, где его отыскал Захар. Думаю, попросил у вдовы.

В принципе, с лицом тоже все было нормально. Пожалуй, его даже можно назвать симпатичным. Прямой нос, выразительные глаза, умный взгляд. Усы, конечно, бесячьи. Но тут они сейчас, похоже, в тренде. В общем, я остался доволен.

Закончив купание, вытерся полотенцем и отправился в дом.

Когда вошел в горницу, то на миг остолбенел. Ожидал чего угодно, но не таких разносолов. На большом дубовом столе, покрытом белоснежной скатертью, меня ждало настоящее пиршество.

Из глиняной миски валил густой пар – это были наваристые суточные щи с таким ароматом, что у меня свело скулы. Рядом возвышалась румяная, огромная кулебяка с несколькими начинками. В центре стола, на большом серебряном блюде, лежал жирный гусь с румяной, хрустящей до треска корочкой.

По соседству красовалась стерлядь на пару, украшенная раковыми шейками, а чуть поодаль, грибы в сметане, хрустящая квашеная капуста, соленые рыжики, графин с ледяной водкой и кувшин с вишневой наливкой довершали картину.

Антонина Мирофановна уже сидела за столом.

– Прошу, Петр Алексеевич. Вам нужно подкрепиться перед… поединком.

Я сел и с энтузиазмом, которого от себя не ожидал, наложил всего понемногу. Щи оказались божественными. Кулебяка таяла во рту. Я ел с таким аппетитом, что хозяйка дома невольно заулыбалась, наблюдая за мной.

– У вас отменный аппетит сегодня, – заметила она с легкой насмешкой. – Волнение так на вас действует?

Я расправился с ножкой гуся, которая была сочной и нежной, и ответил:

– Наоборот, Антонина Мирофановна. Набираюсь сил для триумфа. Художник должен быть сытым.

Она рассмеялась – тихо, мелодично.

– Вы очень изменились, Петр Алексеевич. Прежний вы от одного вида гуся морщились и говорили, что это «слишком тяжелая, плебейская пища, недостойная утонченного желудка».

Я отпил вишневой наливки – сладкой и одновременно крепкой.

– Скажем так, – я посмотрел ей прямо в глаза, – Решил, что жизнь слишком коротка, чтобы отказываться от… гусей. И от прочих удовольствий.

Наши взгляды встретились, в глазах вдовы я снова увидел тот самый интерес, который был дороже любых похвал. Кажется, моя репутация в этом доме начала меняться к лучшему.

Слух о «поэтической дуэли» разнесся по полку со скоростью лесного пожара. И не только по полку. Городишко, в котором мы находились, тоже слегка взволновало предстоящее событие.

К назначенному часу на площади собралась внушительная толпа. Гусары в ярких мундирах, офицеры, лекарь, пара десятков любопытных горожан.

Орлов стоял в центре круга, самоуверенный и надменный. Он был уверен в своей легкой победе.

– Я вас уничтожу, граф! – бросил он мне, когда я подошел. – Ваше имя станет синонимом позора!

– Посмотрим, – ухмыльнулся я. – Посмотрим, кто после сражения умов будет в конюшне ночевать, прячась от стыда.

Лещин, секундант Орлова, выступил вперед.

– Господа! Правила дуэли таковы: два акта. Каждый из дуэлянтов поочередно зачитывает свой поэтический выпад. Победителя определят аплодисменты публики! Поручик Орлов, как вызвавший на дуэль, начинает первым! Граф, кто представляет ваши интересы?

– Вот, извольте, мой секундант. – Я развернулся и жестом указал на Антонину Митрофановну, стоявшую рядом со мной.

Сначала была пауза, полная недоумения, а потом раздался громкий смех. Хохотал, конечно же, этот дебильный Орлов. Остальные просто так прибалдели от моего заявления, что не до конца поверили своим ушам.

– Ха! Вы, граф, совсем отчаялись? – Мерзким голосом спросил Орлов, когда перестал ржать, как полковая лошадь. – Нашли себе секунданта, ничего не скажешь! Отличились! Или все мужчины в округе отказались связываться с таким трусом, что пришлось взять женщину? Это просто смешно! И недопустимо!

Я шагнул вперёд, сокращая расстояние между нами. Мой голос был спокойным, но в нём имелся конкретный намёк на то, что кое-кто здесь сексист и мудак. Слова «сексист», конечно, в этом времени ещё не имеется, но зато «мудак» – определение на все времена.

– Поручик, ваша смелость заканчивается там, где начинаются настоящие дуэли? Вы боитесь женщин? – Поинтересовался я с сарказмом. – Неужели вы струсили, что дама, согласившаяся на роль секунданта, окажется смелее вас, задира? К тому же, Антонина Митрофановна – дворянского происхождения. Она вполне соответствует.

Щека Орлова дёрнулась. Он сжал кулаки, но промолчал. Я видел, как в его глазах вспыхнула ярость. Этот придурок, похоже, скоро захлебнется своим же ядом.

– Именно! – продолжил я, не давая ему опомниться. – Вы заявили, что граф Бестужев-Рюмин трус, а теперь пытаетесь унизить меня выбором секунданта? Может быть, вы и вправду испугались, поручик?

Орлов побагровел.

– Черт с вами… – прошипел он, напоминая неврастеника на последней стадии обострения. – Пусть так. Давайте уже начинать.

Затем откашлялся, принял театральную позу и начал, чеканя слова: