– Вы, граф, не воин, а просто болван,
Ваш ум, как и шпага, тупой и дрянной!
Читаете книги, забыв про устав,
И трусостью полон ваш гордый состав!

Публика вежливо, приличия ради, рассмеялась. Несколько гусар одобрительно закивали. Стандартные оскорбления, ничего особенного. Теперь – мой выход. Я шагнул вперед, поймал ритм в голове и, глядя Орлову прямо в глаза, начал говорит, четко выбивая словами бит:

– Эй, публика, тише! Дайте дорогу таланту!
Сейчас я сниму спесь с этого франта.
Хотели дуэли, как повод для славы?
Но лезете к тем, кто слабей, для забавы.
Мундир так и блещет, штанишки – в обтяжку,
А смелости в сердце – не больше, чем у дворняжки!
Вы машете железом, а я – головой,
Посмотрим, поручик, кто нынче живой!

Воцарилась гробовая тишина. Гусары смотрели на меня с открытыми ртами. Захар побледнел и перекрестился. Орлов побагровел. Он явно не ожидал такого. Ну что ж… Это только цветочки, ягодки ждут его впереди.

Глава 6

– Второй акт! – выкрикнул Лещин, пытаясь вернуть контроль над ситуацией, а это, скажу я вам, было не так уж просто.

Народ, собравшийся на площади, после моего первого же выступления своей реакцией дал понять, кто настоящий король на этом празднике жизни.

Да, им все это было непривычно. Особенно, на фоне того же Александра Сергеевича с его «выпьем няня, где же кружка». Но тут еще немаловажный момент – ритм. Он задавал моему «рэпу» тот самый запал, который так ошарашил зрителей. В хорошем смысле этого слова.

Орлов попытался ответить. Он снова начал в своей классической манере, но теперь это звучало жалко и неубедительно. Поручик скорее мямлил, чем говорил.

– Сударь, вы хам, и ваша речь – позор…позор…

Для дворянина… это… приговор…

Он сбился. Его мозг, привыкший к размеренным ямбам, не мог тягаться с ураганом моего речитатива. Я не дал ему опомниться и добил:

– И это всё? Ваш запал иссяк?
В стихах вы, мой друг, – не гусар, а босяк!
Вас бы на парад, чтоб пугать воробьёв,
Иль в цирк шапито – развлекать простаков!
Вы думали, честь – это шпоры и сабля?
А в голове – пустота да бумага!
Запомните правду, дуэлянт наш столичный,
Ваш гонор для нас – аттракцион цирковой, самый обычный!
Ступайте Орлов, осушите бокал
За полный провал. Финал. Я сказал.

Закончив, я вскинул руку. И после секундной паузы толпа взорвалась. Это был не вежливый смех, а настоящий рёв – смесь шока, восторга и хохота. Гусары хлопали, кричали, кто-то даже присвистывал. Орлов стоял белый как полотно, сжимая кулаки. Он проиграл. Вчистую.

Поручик молча развернулся и, сгорая от стыда, стал проталкиваться сквозь хохочущую толпу. Его секунданты поспешили за ним.

Я победил. Все. Дело сделано.

Но главное – это реакция зрителей. Однополчане смотрели на меня совершенно другими глазами. В их взглядах больше не было насмешки. Было удивление, смешанное с новообретенным уважением. «Зануда» и «душнила» оказался способен на такое.

Я нашел взглядом Антонину Мирофановну и она медленно, с задумчивой улыбкой, кивнула мне.

В этот момент я уловил обрывки слов одной из компании, посетивших дуэль, их восторженное обсуждение:

– …черт побери, видали, как он его? «В голове – пустота да бумага!» Ай да Бестужев!

– А манера-то какая! Странная, дерзкая, но как действует! Орлов слова вымолвить не мог! Не припомню такого прежде.

Я оставил гусар переваривать произошедшее и направился прямо к своему секунданту. Шум толпы стихал за спиной, уступая место звенящей тишине между мной и Антониной Мирофановной. Она смотрела на меня не моргая, и в глубине её тёмных глаз я видел бурю эмоций: удивление, смех и что-то ещё, совершенно новое – уважение.

Не успел я и слова сказать, как сзади подлетели мои верные слуги. Первым, конечно же, был Прошка. Его лицо сияло так, будто он только что получил чин генерала.

– Барин! Пётр Алексеевич! – задыхаясь от восторга, выпалил Прохор. – Я так и знал! Я верил! Как вы его! «Пустота да бумага»! Я всем перескажу, каждому! Вот это по-нашему, по-бестужевски!

Тут же его оттеснил Захар. Лицо старика, напротив, было полно вселенской скорби и ужаса. Он схватил меня за локоть, будто боялся, что я сейчас же испарюсь. Или побегу по городу, выкрикивая свою «короночку» в виде хлесткого рэпа.

– Батюшка! Что ж вы наделали-то?! – зашептал он, оглядываясь по сторонам. – Это ж позор! Скандал! Дворянина, поручика, при всём народе, словами, как торговку на базаре! Физиономией да прямо в кучу навозную. Да батюшка ваш, граф Алексей Кириллович, как узнает – в Сибирь меня сошлёт за то, что недоглядел! А ежели этот Орлов теперь мстить удумает? Ох, беда, батюшка, беда!

– Успокойся, Захар, – мягко остановил я его. – Никакой беды. Наоборот. – Я снова посмотрел на Антонину. – По-моему, мы просто восстановили справедливость. Весьма элегантным способом.

Антонина Мирофановна наконец улыбнулась – не той задумчивой, а открытой, весёлой улыбкой.

– Элегантным – не то слово, граф. Я бы сказала, неслыханным. Пойдёмте, Пётр Алексеевич. Боюсь, вы стали самым обсуждаемым человеком в городе, и вам лучше на время скрыться от восторгов и пересудов.

Она развернулась и двинулась в сторону дома. Я последовал за ней, жестом велев слугам идти следом.

– Признайтесь, – начал я, поравнявшись со вдовой, – вы ведь ни на секунду не верили, что «чудаковатый граф» сможет победить.

– Я верила, что вы ввязываетесь в очень опасную авантюру, – ответила она, не глядя в мою сторону. – Но я никогда не видела, чтобы человек дрался… так. Ваша дерзость почти пугает. Такой напор я встречала разве что в рассказах о казаках. Говорят, атаман Платов ведёт бой так же – не по правилам, а по наитию, и всегда побеждает.

– Платов? – переспросил я, стараясь, чтобы это прозвучало как можно более небрежно. – Простите моё невежество, Антонина Мирофановна, но книги по тактике Ганнибала и Сципиона занимали меня куда больше, чем современные герои. Кто он?

Вдова остановилась и посмотрела на меня с искренним изумлением.

– Вы и вправду не знаете? Матвей Иванович Платов – это вихорь-атаман Донского войска. Живая легенда. Говорят, он может с горсткой казаков разбить целый полк. Для него нет авторитетов, кроме Государя, и нет преград. Супруг мой покойный знавал его лично. Ну и мне приходилось встречаться несколько раз.

Мы дошли до калитки её дома и остановились. Вернее, остановилась вдова. Она просто замерла в двух шагах от меня, внимательно изучая мое лицо.

Было в ее взгляде что-то этакое… Что-то тревожащее душу. Ну или не совсем душу, если говорить откровенно. Пожалуй, чуть пониже будет. А что? Женщина привлекательная, с огоньком. Я – молод и хорош собой. Хотя… Насчет хорош собой надо проверить. В суете толком даже не рассмотрел новый образ, который мне достался.

Антонина помолчала, а затем добавила тише:

– Некоторые считают его просто удачливым разбойником. Но я думаю, чтобы быть таким, как он, нужна не только удача. Нужна воля. И у вас, Пётр Алексеевич, сегодня я увидела именно её.

Она протянула руку, осторожно провела пальчиками по моему плечу, словно убирая невидимые пылинки, а затем развернулась и вошла во двор, оставив меня наедине с этой мыслью. Воля… Ну что ж. Спорить не буду.

Захар и Прошка почтительно топтались на месте, не лезли со своей заботой. Наверное, поняли, что за короткими, вроде бы обычными фразами Антонины Митрофановны скрывалось нечто важное. И оно там действительно было.

Совершенно случайно я узнал имя одного из главных действующих лиц грядущей войны. Это куда важнее унижения какого-то Орлова, потому как в свете предстоящих событий мне нужно понимать, на кого можно делать ставки.

– Ну что застыли? – Я, обернувшись, посмотрел на слуг, которые всем своим видом демонстрировали отсутствие интереса к нашей беседе с Антониной. Выходило у них, прямо, скажем, хреновенько. – Займитесь, что ли делом. А то ходите за мной след в след. Так можно и несварение получить. Куда не гляну – то один, то второй, а то и сразу оба.

Высказавшись, я направился к дому. Хозяйка уже скрылась за дверью и мне, если честно, вдруг подумалось, а не пригласить ли ее этим вечером на просмотр звезд. Ночь, тихий ветерок, бутылочка вина… Однако, с романтичными планами пришлось притормозить.

Сначала был ужин. В отличие от полуденного обеда, он оказался лёгким и изысканным. На белоснежной скатерти не обнаружилось жирного гуся или многослойной кулебяки. Вместо этого на фарфоровых тарелках подали запечённых до золотистой корочки перепелов, а стол украшали разнообразные закуски: тарелочка с солёными рыжиками, мочёные яблоки, вазочка с густым мёдом. В центре стола уже пыхтел, готовясь к чаепитию, пузатый самовар. Несомненно, в еде здесь знают толк.

Атмосфера была скорее интимной, чем праздничной, и это располагало к неспешной беседе, которую я планировал завершить тем самым приглашением на прогулку.

– Вы очень изменились, Пётр Алексеевич, – заметила Антонина, с лёгкой насмешкой наблюдая, с каким аппетитом я ем. – Прежний вы и от перепелов бы отказались, сказав, что предпочитаете дичи «что-нибудь более утончённое из французской кухни».

– Скажем так, – ответил я, расправившись с птицей и намазывая мёд на румяную ватрушку, – Решил, жизнь слишком коротка, чтобы отказываться от… простых удовольствий. Они зачастую самые искренние. Как вы относитесь к искренности, душа моя?

Наши взгляды встретились, и в её глазах я снова увидел тот самый интерес, который свойственен увлеченной женщине. Отлично. Кажется, моя харизма работает без перебоя. Пожалуй, флирт с красивой женщиной мне не помешает.

Однако ужин оказал на мой организм совсем не то действие, которого хотелось бы. Я вдруг почувствовал сытую, довольную усталость. Очень захотелось добраться до кровати и проспать часов двенадцать.

Моё тело гудело от напряжения, а мозг был переполнен впечатлениями. Победа, новая репутация, интригующая вдова, сведения о Платове…

Я уже представлял себе мягкую перину и сладкое забытьё, решив перенести романтично-эротичную историю на завтра, как события изменили свое направление.

Именно в этот момент в комнату вошёл Захар. Вид у него был суровый и непреклонный. Я сразу заподозрил какую-то гадость.

– Барин, Пётр Алексеевич, пора, – произнёс слуга тоном, не терпящим возражений.

– Куда пора? – я лениво откинулся на спинку стула. – Если спать, так уже иду. День выдался, знаешь ли… насыщенный.

Захар посмотрел на меня так, будто я ляпнул несусветную глупость.

– Как это «спать»? А Грома и Вьюна кто обихаживать будет? Петр Алексеевич, вы же до сегодняшнего дня всех вокруг поучениями мучали. Мол, как правильно да как положено. А сейчас сами отступаете.

– Грома? – не понял я, пытаясь сообразить, что вкладывает Захар в слово «обихаживать». А то мне как-то волнительно.

– Коня вашего, батюшка, Громом кличут. Аль и это из головы вон? – в голосе старика послышались настороженные интонации. Чёрт… За его дуростью и нытьём иной раз скрывается зоркий глаз. – По уставу гусарской службы гусар за своим боевым конём самолично следит. Чистит, кормит, холит и лелеет. Конь для гусара – половина чести. Это ведь не пехота, где можно всё на денщика свалить. Сами прошлого дня все это гусарам вычитывали.

Я уставился на него в полном недоумении. Мой мозг отказывался верить в услышанное. Я, Олег Лайфхакер, блогер-миллионник, победитель поэтического баттла, должен сейчас идти в конюшню и… что? Убирать навоз? А как же расхожие байки о гусарской веселой жизни? Женщины, вино, карточные игры? Среди всего этого конское дерьмо не фигурирует.

– Захар, ты в своём уме? – возмутился я. – У меня есть вы с Прошкой. Зачем я пойду в конюшню? Это не графское дело!