Я несусь в ванную комнату, прилегающую к гостиной и кухне. Под шелковой пижамой – мириады мурашек. Щелкаю выключателем, затем замком и едва успеваю снять крышку с унитаза, на которой наклеена надпись «ДЕЗИНФИЦИРОВАНО».

Оседаю на пол.

Меня тут же выворачивает от накрывших чувств, ржавым гвоздем вспарывающих девичью душу. Наживую и без анестезии. Я думала, мне полегчало, но нет. Снова заражение крови.

Голова кружится, а желудок будто выжимают с двух сторон.

Мне плохо.

Плохо…

От природы сильный вестибулярный аппарат, который многочасовые тренировки на пилоне только укрепили, машет мне ручкой. И да. Ни разу в жизни меня не укачивало в машине или при резком подъеме в горы. Я даже ротавирусной инфекцией не болела.

Меня тошнит второй раз в жизни.

И это не физика, тело тут ни при чем. Это голова, чистая психология.

– Открой мне, Ань, – слышу громкий голос Авдеева за дверью, в которую он совсем неделикатно стучит.

Встав с пола, вытираю салфеткой лицо и врубаю воду. Настраиваю, чтобы она была теплой. Неуверенно смотрю на дергающуюся ручку.

– Аня…

– Да пошел ты, – разбито шепчу, переводя затравленный взгляд в зеркало. – Ты мне противен.

Глава 15. Аня

Безумно холодно и одиноко становится. Одиночество до костей пронизывает. А за стенкой происходит какая-то мышиная возня, к которой я прислушиваюсь и тут же вздрагиваю.

– Она ненормальная, – доносится из коридора громкий голос Виты. Судя по интонации, она в бешенстве и не готова это скрывать. – Твоя подружка просто конченая, Авдеев.

Сука.

– Сама такая, беззадая, – ворчу под нос и обнимаю себя руками. – Помылась хоть, надеюсь?.. Или с закрытыми глазами там верещишь?

Как мне теперь развидеть ее лицо в следах, оставленных им?..

Как с этим жить?..

Как?..

Опустив подбородок, продолжаю изучать свое отражение. Цвет лица выравнивается, скулы краснеют от негодования и стыда. Главное, больше не тошнит.

– Вита, твою мать, – гремит Авдеев. – Прекрати.

– Просто идиотка малолетняя. Ее стучаться не учили?.. Она из леса вышла?

– Вита, мне не нравится, как ты говоришь об Ане.

– Зато сосешь что надо, Вита, – добавляю и снова шмыгаю носом. – Просто говорить – не твой конек, Яичкина.

Почувствовав неприятный запах изо рта, склоняюсь над раковиной и вскрываю упаковку с одноразовой щеткой и маленьким тюбиком зубной пасты.

– Анют, – слышу спокойный голос Загорского. – Открой мне, малыш. Что у вас случилось? Нормально же все было.

Бросив взгляд на дверь, вижу, что ручка вот-вот выпадет.

– Выйди, расскажи мне все, Анют?

Да я со стыда сгорю, если буду пересказывать.

Помимо всего, там внутри есть еще какое-то чувство. Оно такое объемное и тяжелое, что грудную клетку больно сдавливает. Я пытаюсь как-то с ним справиться, но пока не получается.

Задыхаюсь.

– Она залетела к нам, когда мы с моим парнем занимались сексом, – жалуется Вита.

Горько усмехнувшись, принимаюсь ожесточенно чистить зубы.

Они. Занимались. Сексом.

Шар становится еще больше. Снова мутит.

– Ненормальная дура, – Яичкина продолжает.

– Вита, блядь. Я тебя попросил… Иди в комнату.

– Ты будешь и дальше ее выгораживать, да? Может, хватит, Миш? Детство кончилось, вам вовсе не обязательно все это продолжать. Вы друг другу никто. Зачем ты с ней носишься?

Шар в груди лопается.

Захлебываюсь эмоциями, горло кровью наливается. Ненависть, растерянность, потерянность…

– Вита! Еще слово – и мы с тобой тоже друг другу больше никто. Ясно тебе?.. – отвечает массажистке Арктика.

– Да пошел ты, Авдеев. Как вы меня достали, малолетки!..

Черт.

Щетка валится из рук. Всхлипнув, отправляю ее в мусорное ведро.

– Что ты сделал с Аней? – Ярик злится.

– Я – ничего, и ты… видимо, тоже ничего, раз она ко мне пришла.

– Ты сволочь. Ей позвонил кто-то из твоих…

Я резко вспоминаю о Розе. У старушки что-то с сердцем, а я тут из-за минета Яичкиной страдаю.

Мамочки! Я ведь совсем забыла.

Открывая дверь, уже начинаю рыдать. Плечи трясутся, кожу на животе не чувствую. Пытаюсь объясниться, но выходит ужасно плохо.

Я бы хотела быть гордой и вообще не показывать своей реакции на случившееся. Пока так.

– Там Розе плохо, – обращаюсь к Майку.

Он обхватывает руками мое лицо и стирает слезы большими пальцами. Смотрит на меня внимательно.

– В смысле плохо? – обеспокоенно спрашивает.

– Сердце.

– Пиздец, – его глаза мечутся.

– Давай… давай уедем, пожалуйста, Майк. Я домой хочу…

Дальше начинается очередная потасовка.

Загорский с Авдеевым препираются, используя нецензурные выражения, Вита громко рыдает в спальне. Я искренне извиняюсь перед Яриком, как-то оправдываю это все нездоровьем бабушки Розы, тут же прошу прощения снова.

Круговорот слез, извинений и неловкости.

А всего-то надо было в дверь постучать.

Не знаю, что мною движет, но в этом состоянии успеваю закинуть вещи обратно в чемодан, и Майк, уже одетый в толстовку, джинсы и кроссовки, несет все к машине.

– Виту отвези. Будь так добр, – просит Загорского уже на улице.

Тайга, кажется, отходит и тоже теперь выглядит обеспокоенным.

Боже. Я всех напугала, потому что Роза – общая любимица «Родины». Общая бабушка. Даже Авдеев и Загорский зарыли топор войны.

И что будет, когда все узнают, что на самом деле ничего такого она мне не говорила? Просто спросила, где лежат ее вещи. Сев в машину, выясняю все у Майка и пишу сообщение. Только потом, натянув на глаза кепку, отворачиваюсь к окну и кутаюсь в жилет.

Не видно ничего. Во-первых, в горах темные ночи, во-вторых, машина заляпана грязью.

– Мне жаль, что ты это видела, – произносит Авдеев спустя какое-то время.

В салоне полная тишина.

– Отстань, – притягиваю к себе колени и зарываюсь в них лицом.

– Правда, жаль, Андрюш…

– Спасибо, что… хотя бы не наоборот.

Морщусь.

– Эй, – возмущается он чуть более расслабленно. – Ты что имеешь в виду? Я такой фигней не занимаюсь…

– Бедная Яичкина, я думала, у вас хотя бы бартер, – тоже отшучиваюсь.

– Аня, перестань. Не знаю, что именно вы поделить не можете, но ты про Виту тоже так не говори… Ясно?..

– Серьезно? – злюсь.

Оборачиваюсь и кидаю мысленные пятикилограммовые снаряды в четкий профиль.

– Просто изначально глупая была затея ехать всем вместе. – Кидает на меня короткий взгляд.

– Тупая!

– Согласен. Отстой…

Я снова плачу. Надеюсь, он знает, что мои слезы – следствие переживаний за Розу? Больше мне реветь не из-за чего.

– Не плачь. – Тянет ко мне ладонь, я сбрасываю ее со своего плеча. – А то подумаю, что ты по мне убиваешься…

– Дурак, – вытираю слезы.

– Ты сказала, я могу делать что хочу, – напоминает наш разговор, которому чуть больше четырех лет.

– Ни в чем себе не отказывай!..

– Ань.

– Хватит уже, – злюсь.

Арктика наклоняет голову набок и еще сильнее давит на газ. Тоже бесится.

– Ты сказала, что я тебя противен…

– Авдеев, отвали!.. Пока я снова это тебе не сказала!.. Меня все устраивает.

Наши взгляды сталкиваются всего лишь на секунду. Похоже на то, как шпаги соприкасаются перед боем.

– Ань…

– Хватит! Если бы это были Бьянка с Алтаем, моя реакция была бы такой же, понятно тебе? – завожусь. – Ты здесь абсолютно ни при чем.

– Окей, тогда и говорить не о чем, – кивает и тянется к автомагнитоле.

Врубает ван Бюрена.

Я пытаюсь заснуть, но не получается. Моя жизнь превратилась в водоворот лжи. Вру родителям, Ярику, себе.

Всем вру и верю, что это во благо.

Устала.

Когда мы заходим в дом Авдеевых, свет на первом этаже выключен. Мы поднимаемся в комнату к Мише. Роза не спит. Внимательно нас оглядывает и просит быть потише. Выглядит при этом бодро. Как и всегда.

Слава богу, конечно, но…

Я делаю вид, что вовсе не нагнетала. Авдеев будто бы принимает правила игры и тоже молчит.

Мы все вместе пьем чай на кухне, а потом бабушка отправляется спать в детскую к Савелию. Там есть диван для приходящей няни.

Я ужасно краснею, потому что домой ехать поздно. Родители не поймут. Папа вообще может обидеться, что мы так быстро сбежали из отеля. Все же подарок.

– Давай спать, – говорит Миша и откидывает одеяло.

Я, сбросив толстовку, ложусь на самый краешек и сразу отворачиваюсь. Слышу шелест одежды и то, как она падает на пол.

Свет отключается. Матрас под тяжестью тренированного тела Авдеева прогибается. Я еще дальше отодвигаюсь. Еще миллиметр – и окажусь на полу.

Тишина выравнивается. Только мое сердце гудит.

– Спокойной ночи, Ань.

– Спокойной ночи…

Глава 16. Арктика

Домашний матч «Родина» – «Чайка»

г. Ленск, 23 сентября

Матч идет напряженно. Третий период. Мы отстаем на одно очко и, очевидно, выглядим не так, как должен показать себя явный лидер, но сдаваться никто не собирается.

Хрен вам, Чайки. Большой и толстый.

– А чего мы такие злые? Не дают? – в отместку за игру в одного язвительно спрашиваю и запрокидываю бутылку с водой, чтобы смочить горло.

– Да пошел ты! – Тайга перепрыгивает через бортик и садится на скамейку. – Мне дает даже та, что тебе не дает, – еле слышно договаривает.

Су-ка.

Вода не в то горло.

Су-ка!

Спортивная злость – это нормально, а если к ней примешивается острая мужская?.. Если ревность залезла под кожу и изорвала  лезвиями коньков всю душу в ошметки?.. Если плохо настолько, что перед глазами мутное марево?..

Кое-как пью и отдаю бутылку помощнику тренера. Зубы стискиваю так, что вот-вот посыплется мелкая крошка, но вырубить Загорского сейчас – значит проиграть важный матч.

А неважных матчей для меня не бывает!

Желание убивать бывшего лучшего друга трансформируется в просто желание убивать. Это тоже неплохо.

– Авдеев! – орет Станислав Николаевич. – Никуда не годится! Полное дерьмо! Не спи, Миша!

– Ага, сейчас все будет! Мамой клянусь!

Я врываюсь на лед, ощущая, как сердце стучит в унисон с шумом в ушах. Вокруг – только привычные звуки: шорканье коньков, стук клюшек, крики товарищей по команде и соперников, рев болельщиков.

Мы должны выиграть, потому что это дело чести. Капитан «Чайки» – наш бывший товарищ – Денис Ким. До семнадцати лет мы играли вместе, а потом он смылся в соседний город. Поступил как последняя крыса. Мы тусовались все лето в тренировочном лагере, готовились к новому сезону, строили планы. Переход к ближайшему сопернику был совершенно необоснован.

С Деном нас, кстати, часто сравнивают. Сходства я вижу два: у нас одинаковая комплекция и мы оба любим стрижки под машинку. Больше – ни грамма.

Шайба у нас. Кавказ ловко обходит соперников и передает ее мне.  Выждав секунду, разгоняюсь, мило заигрываю с защитниками и уворачиваюсь от атакующих.

Я – пульсирующий центр этого всеобщего хаоса.

И вот он, момент.

Чувствую дрожь абсолютно каждой своей мышцы, зрение фокусируется на воротах, в горле снова сохнет. Я киваю Кавказу, делаю финт вправо, левая нога резко уходит вбок, и – вот оно! – шайба выскакивает из-под клюшки и летит прямо в цель.

Да!

Парни радуются, ободряюще хлопают меня по шлему перчатками.

Дальше вопрос техники и – частично – везения, потому что победу мы вырываем в ходе серии буллитов.

Разбор матча в раздевалке получается жарким на нецензурные выражения Болотова, несмотря на всеобщее веселье. Завтра у нас еще один матч с «Чайкой». Надо им понакидать шайб в корзинку, чтобы они домой веселенькие уехали.

– Миша, зайдешь ко мне, как переоденешься, – приказывает Стасик.

– Хорошо, – отвечаю, снимая шорты и закидывая их в баул.