Глава 7

Конечно, «молча» не вышло: неугомонная Варенька просто не могла дождаться нашего возвращения и не расспросить, «что так долго». Как мужчины ни старались сократить рассказ, графиня вцепилась в них будто клещ и все же вытрясла все подробности. За время этого разговора я успела раз двадцать позавидовать мужикам, которых никто не позвал на ночное чаепитие господ, и потому они наверняка рухнули спать, едва добравшись до лавки.

– И медведь бросился на вас! – Варенька широко распахнула глаза, прижав руки к груди. – Я бы умерла прямо там, на месте, от страха. Кир, ты такой храбрый!

Вот только взгляд ее устремился не на кузена, а на Нелидова. Впрочем, Стрельцов, кажется, этого не заметил. Когда он подносил к губам кружку с чаем, веки его тяжело опустились, и на миг мне показалось, что он отключится прямо сейчас, с недопитым чаем в руке.

– Я просто исполнял свой долг.

– Какой же ты скучный! Нет чтобы сказать что-то вроде «Я не мог поступить иначе, когда опасность угрожала милой барышне!»

Я испугалась, что сейчас милой барышне действительно начнет угрожать опасность – куда там медведю! – но Стрельцов лишь сказал:

– Мы не в романе. К счастью. И я поговорю с тетушкой, чтобы повнимательней следила за твоим чтением.

– Ябеда!

Стрельцов проигнорировал выпад, и графиня переключилась на Нелидова.

– А вы, Сергей Семенович? Вы ведь тоже не стояли просто так.

Скулы управляющего порозовели.

– Боюсь, я только все испортил.

– Так не могло быть! Вы наверняка действовали храбро и решительно!

Чашка в ее руке неосторожно накренилась, так что чай едва не пролился на платье. Нелидов, не то польщенный, не то обескураженный настойчивым вниманием графини, явно старательно подбирал слова.

– На самом деле я попытался отпугнуть его шаровой молни… – Он осекся под предостерегающим взглядом генеральши. Было ли дело в упоминании шаровой молнии или в Вареньке? – Но только разозлил.

– Ах, ваша стихия молния! Это такой редкий дар, я рада, что вы его развиваете! Современные молодые люди так часто не уделяют достаточно внимания магии, считая, будто она не способна соперничать с техническим прогрессом.

Марья Алексеевна, сидевшая рядом со мной, тихо фыркнула и наклонилась к моему уху:

– Бедный мальчик. Еще немного, и она потребует от него продемонстрировать все известные ему заклинания. А наш исправник вот-вот лицом в чашку упадет.

– Надо спасать обоих, – хихикнула я.

Марья Алексеевна постучала ложечкой о блюдце. Стрельцов вскинулся, будто просыпаясь, и тут же снова прикрыл глаза – впрочем, спина его оставалась безупречно прямой.

– Поздний час! – заявила Марья Алексеевна. – Варенька, дорогая, мужчины устали, и нам всем нужно хоть немного поспать. Завтра, все героические подробности завтра.

– Но… – попыталась возразить графиня, однако я поднялась, не дослушав, зная, что вслед за мной, хозяйкой, подскочат и мужчины.

– Марья Алексеевна совершенно права. Всем нам необходим отдых.

Нелидов благодарно посмотрел на меня, явно радуясь возможности избежать дальнейших расспросов и восторгов.

– Да, конечно. – Голос Стрельцова прозвучал твердо, но при виде его осунувшегося лица с ввалившимися глазами мне захотелось завернуть его в одеяло и отвести в постель.

Пока я ошалело пыталась осознать это странное желание, Нелидов спросил:

– Проводить вас, Кирилл Аркадьевич? Магическое истощение…

– Не в первый и не в последний раз, – отрезал тот. – С вашего позволения.

Я нырнула в кровать, но, едва начала проваливаться в сон, по щеке пробежал сквозняк. Что опять?

– Глаша, ты спишь?

Не дожидаясь моего ответа, Варенька продолжила:

– Послушай! Напрасно жизнь в деревне казалась мне скучной! Сегодня ночью мне довелось услышать о примере подлинного героизма, какой не встретишь и в самых захватывающих романах…

Я накрыла голову подушкой. Полкан, свернувшийся у меня в ногах, заворчал. Вареньку это не смутило.

– Под светом полной луны, серебрившей луг, разыгралась настоящая драма. Представь огромного медведя – не того дрессированного бедолагу, что танцует на ярмарках, а дикого лесного исполина! – и двух благородных мужчин, ставших между зверем и беззащитной барышней. Ах, если бы ты могла видеть, как луна серебрила их фигуры, ты бы не смогла оторвать от них глаз! Два истинных героя, и никаких рыцарских доспехов – только отвага и благородство души…

Не выдержав, я запустила в нее подушкой.

– Если ты сейчас же не уснешь, я нажалуюсь на тебя кузену.

Полкан подтверждающе гавкнул.

– Как тяжела жизнь истинного творца! – Графиня подхватила подушку и прижала ее к груди, запрокинув голову жестом поэтессы. – Вдохновение терзает днем и ночью, не давая покоя, а окружающие, закоснев в повседневных заботах… – Она бросила в меня пуховый снаряд. – …подушками кидаются.

Полкан опять гавкнул.

– Вот! Даже пес гонит меня прочь, неспособный ни оценить мой талант, ни проявить сочувствие… – Однако в ее голосе уже слышался едва сдерживаемый смех.

Не дожидаясь, пока я снова рявкну, Варя тихонько притворила двери, но я успела услышать:

– Катенька умрет от зависти!

Когда я проснулась, понять, сколько времени, оказалось невозможно: шторы по-прежнему плотно закрывали окно. Я прислушалась. Дом был тих, но это само по себе ничего не значило: вчера (или сегодня) все легли поздно.

Приоткрылась дверь, я подняла голову. Стеша. Девушка поклонилась. Протараторила, будто школьница вызубренный стишок:

– Его сиятельство граф Стрельцов просили передать, что если вы уже встали, то он будет рад разделить с вами утренний кофий в столовой.

Я улыбнулась ее интонации и тут же подскочила. Кофе! Полцарства за кофе!

– Передай его сиятельству мою искреннюю благодарность. Я буду через четверть часа.

Привести себя в порядок получилось даже быстрее. Все же есть некоторая прелесть в восемнадцати годах. В своем настоящем возрасте после такой ночки я бы шарахнулась от зеркала, испугавшись отражения. А сейчас мое состояние выдавали только легкая бледность и синева под глазами, хотя самой мне казалось, будто вместо головы у меня тяжелый и пустой чугунок. Вся надежда на кофе.

Стрельцов улыбнулся мне, когда я вошла в столовую, и я не удержалась от ответной улыбки, будто и не было ночной ссоры. На чайном столике горела спиртовка, над которой стояла медная джезва. В воздухе висел густой аромат кофе.

– Где вы раздобыли такое сокровище? – не удержалась я.

– Привез из Скалистого края.

– Я о кофе.

– Гришин привез из Больших Комаров вместе с моими вещами.

– Похоже, ему цены нет, вашему Гришину. – Я жестом предложила ему сесть, сама опускаясь за стол.

– Совершенно верно. К сожалению, его жалование по общему штату присутственных мест не так велико, как он заслуживает.

– Еще и бескорыстен? – не поверила я.

– Я предпочел не проверять, а просто платить столько, сколько он заслуживает, по моему мнению.

– Умно. Получается, он предан лично вам?

– Гришин – честный человек, верный слуга государыни, каким и полагается быть на его должности.

– Простите, я не хотела обидеть ни его, ни вас.

– Вы не обидели. – Его улыбка казалась искренней.

– Надеюсь.

– Сегодня я отправлю его в деревню поразузнавать. А завтра он поедет с нами кучером.

Я хотела было возмутиться, но опомнилась. Сажать Нелидова на козлы – напомнить ему об «унизительном» положении. Граф – раз уж со вчерашнего дня не забыл, не передумает – тоже сам едва ли возьмется за вожжи. Остается только Герасим, но доски сейчас не менее важны, чем поездка.

Стрельцов разлил кофе. Я вдохнула аромат, смешавшийся с запахами белого хлеба, масла и меда, которые Стеша по моей просьбе принесла к столу. Словно снова оказалась у деда в деревне, когда немудреное лакомство – намазанный маслом и медом ломоть хлеба – казалось вкуснее любого пирожного.

Хотя граф наверняка привык к другому.

– Прошу прощения, что не могу дополнить ваше роскошное угощение чем-то соответствующим.

– Гостю дорога хозяйская честь, а не достаток. – Он поставил передо мной чашку. – И, поверьте, ваше общество компенсировало бы даже заплесневелый хлеб.

Как-то так он это сказал, что у меня дрогнули пальцы. Чашечка кофе звякнула о блюдце, но, к счастью, я ее не выронила, разве что поставила на стол чуть резче, чем стоило бы.

Стрельцов будто и не заметил моей неловкости.

– Однако вы напрасно преуменьшаете свое гостеприимство. Это, – он начал намазывать хлеб маслом, – совсем не скромное лакомство. К тому же чистый и настоящий вкус, как сейчас, оттеняет кофе куда лучше замысловатых творений ильинских кондитеров.

– Поверю вам. Иногда для счастья действительно достаточно довольно простых вещей. Вроде отличного кофе или приятной компании.

Кофе или компания были причиной того, что мне захотелось улыбаться, всего лишь от утра, и солнца, и радости жизни? Даже про недосып забыла, хотя кофе так быстро подействовать не мог.

– Умение радоваться самым простым вещам – редкий дар, Глафира Андреевна. Он есть у детей, но, взрослея, мы теряем его. Вы бы хотели вернуться в детство?

– Нет, – вырвалось у меня прежде, чем я успела задуматься.

На его лице отразилось удивление, и я решила объяснить.

– То счастье, о котором мы говорим, – счастье быть живым… вы понимаете, о чем я?

– Лучше, чем вы думаете.

Да, пожалуй, учитывая его прошлое.

– …оно доступно мне и сейчас. И многое из детства я вспоминаю с теплом и благодарностью. Но сейчас я могу сама решать, как мне жить и что делать, а ребенок полностью зависит от воли взрослых.

Я прикусила губу, поняв, что чуть не сболтнула лишнего. Но когда-то я так и не набралась храбрости спросить – почему мама, разведясь с отцом, забрала мою младшую сестру, а я осталась? Нет, я любила папу, но мама есть мама. Сейчас уже и не спросишь – да и надо ли мне это знать, если подумать?

– Я напомнил вам о чем-то грустном, простите.

– О родителях, – не стала скрывать я. – Говорят, будто всех детей хорошие родители любят одинаково, но на самом деле – возможно ли это? Впрочем, я никогда не была матерью, так что не мне судить.

– Узнаете, и, думаю, спустя не так уж много времени. – И снова от интонации в его голосе меня бросило в жар. – Моя мать говорила, что дочери, даже выйдя замуж, всегда останутся ее детьми, а мальчики – пушечное мясо.

Я поперхнулась куском хлеба. Услышь я что-то подобное от своего мужа – не удивилась бы, он не уставал ныть о том, как его никто не любит. Но Стрельцов казался мне… другим, что ли.

Исправник подскочил, деликатно похлопал меня по спине, и я порадовалась, что он не видит моего лица.

А с другой стороны… как можно сказать что-то подобное собственному ребенку!

Он вернулся на свое место за столом.

– Тетушка же, наоборот, считает, будто сыновья останутся с ней до самой ее смерти, а дочери, выйдя замуж, превратятся в отрезанный ломоть, – негромко и задумчиво продолжал Стрельцов. – Возможно, потому Варенька, при всех ее достоинствах, так отчаянно старается заполучить всеобщее внимание.

Я отпила кофе, надеясь, что чашка скроет выражение моего лица. Нет, это не было жалобами подросшего, но так и не повзрослевшего мальчика. Это было откровенное размышление взрослого мужчины – в ответ на мою откровенность.

– Я понимаю и тетушку, и мою матушку.

Как я ни прислушивалась, не смогла уловить в его тоне горечи или обиды. Значит, и мне стоит придержать те слова, что рвутся наружу.

– Самая достойная участь мужчины – быть воином и защитником. Но это не тот путь, что обещает долголетие… и, наверное, легче запретить себе привязываться сразу, чем потом лишиться куска сердца. Мой отец чудом не умер от удара, когда пришла весть о моей гибели. Ошибочная, как вы понимаете. Да и ваша матушка… простите.