Концентрированную, густую магию стоит пропускать только через пустое тело. В некоторых случаях конфликт иномирских энергий смертелен.

Однако в Сатаре разбавленная тьма, что туманом сочится с пальцев, легко проходит сквозь слабую искру, не задевая… Идеально, если обладатель тела-переходника практикует редко и магию почти не использует.

Если говорить о Сатаре, то здесь, как в одном из миров изначальных, родная магия нейтральна. Она неконфликтна ни одной иномирской искре. Материя весьма отзывчива, фон питателен. Кто-то из первых проходимцев сказал, что Сатар – мир путей, «главные врата в Веер»… Но тут я, пожалуй, не соглашусь. Уж больно строгий контроль на пропускном пункте.

Вернемся к теме. Не переработанная часть темной энергии ненадолго застревает в чужом теле, позволяя взять передышку от морока в голове. После чего возвращается к хозяину. Однако становится и послушнее, и тише: вне тела носителя мрак слабеет. Он уменьшается в объемах и силе, а там и совсем засыпает, если не тревожить.

Для временного сброса так же подходят заговоренные сосуды. Виззарийская чаша Анаусси и ей подобные. Так же к тьме лояльна водная стихия.

В случае сильного отравления маг может целиком погрузиться в водоем и излить мрак на лоне природы. Однако нельзя забывать, что едкая суть черного дара может разрушить в этом месте баланс и погубить то живое, что не имеет элементарной магической защиты».

– И все-таки постельный… кхм… контакт – один из самых комфортных, простых и безболезненных способов сброса излишков, – добавил он от себя, недоуменно заглядывая в мой пустой лист.

– Я не буду это конспектировать, тэр Вольган! – сообщила сдавленно и с треском захлопнула блокнот.

– Будете. Я прослежу… Пишите, – Влад упрямо пододвинул ко мне палочку и сжал пальцами обгрызенный кончик. – Слово в слово.

– Про постельный контакт? – ужаснулась я. – Про стыдное действо?!

И как я потом сдам конспект на проверку Башелору? Я всю теорию фиксирую в едином блокноте!

– Вырвите листик, – любезно предложил Вольган, поигрывая желваками.

– И повесить на стену? В рамочку? – поперхнулась я, осторожно выдирая лист. – Не сомневайтесь, тэр ректор, я эту лекцию и без записей не забуду.

– Вот и славно.

Мы угрюмо глазели друг на друга, и в груди вздымалась жгучая тьма. Черный туман заполнял легкие, воздух казался сладковатым, на языке оседала горечь.

Я сердилась? Обижалась? Одной Сато ведомо…

Как-то неправильно это все – после столь нужной и нежной ночи обсуждать «постельные контакты для сброса излишков». Грязно. Грубо.

– Я о вас забочусь, Лара, – мрачно пояснил Влад.

– А о себе? Не заботитесь? – вскинула брови с укором. – Тогда, в кабинете Башелора… Вы забрали мои «темные излишки» с поцелуем, а потом… А потом у вас глаза почернели. Сколько вы с чашей Анаусси возились? До рассвета?

– Вышло… многовато, – скованно признал он и отвернул лицо к окну.

Там восставали безукоризненно белые вершины гор, слепила утренняя чистота. День был ясен и свеж, но радоваться ему теперь не получалось.

– А той ночью после бала, когда вы отравились моей тьмой? Опять многовато? – шептала я, пытаясь унять жалко трясущиеся губы.

– Лара… Скажем так, у меня с усвоением тьмы бывают проблемы, – покаялся он, шевеля напряженной челюстью. – Во мне она застревает намертво. Мое тело… не очень подходит для сброса излишков. Хотя…

– «Хотя»? – опешила я.

– Той ночью мы ведь справились… Я боялся, что будет хуже.

Из нутра вырвался обиженный вой, и я, быстро кинув блокнот в сумку, вскочила со стула.

– Я не то имел в виду, Лара! – Влад резко выдохнул и тоже поднялся.

– Знаете, тэр Вольган, эти теоретически-практические занятия… все невыносимее и невыносимее с каждой минутой… И я не очень понимаю, про что вы мне тут толкуете, – тараторила я, убегая глазами в снежные просторы. – Чтобы я, размножив внутри мрак, опять бежала к первому встречному? К любому, к кому угодно? Только уже не к вам, потому что у вас на тьму обнаружилась аллергия, а снотворное для рогатых тварей вас не берет?

– Лара, это… теория, – процедил Влад, темнея лицом. – Будет славно, если вы никогда ничего не размножите. Но как ваш преподаватель я обязан рассказать о вариантах.

– Как мой преподаватель… да…

То, что он утром вылез из моей постели, горячий, растрепанный и липкий от пота, ничуть не отменяет «нюанса». Сначала учеба, а уж потом – спасение от одиночества. Да и не факт ведь, что наша стыдная связь как-то продолжится.

Его тело, видите ли, не подходит для моих «излишков»!

– Может, мне просто террариум с хноллями завести? – предложила я, нервно теребя плечевой ремень. Занятие еще не кончилось, и воспитание не позволяло мне покинуть аудиторию. – У вас их в подвале в избытке…

– Мой способ приятнее. И безопаснее.

«Его способ»!

– Ну не скажите, не скажите… хнолли как присосутся… – мечтательно промычала я, потирая шею. – И часто вы сами так… всяческие излишки сливаете?

Он промолчал. Только поморщился слишком красноречиво, чтобы оставить во мне сомнения. Разом вспомнились и черная чешуйка от чьего-то интимного наряда, и рыжая особа, пригласившая Влада на танец, и комментарии Владыки про цветочки в ректорском саду…

– Нечасто, – прохрипел Влад. – И только с теми, кто сам предлагает.

– Как та рыжая леди?

Сердце кололо все больнее, и горечь уже заполонила горло. Того и гляди, «сброшу темные излишки» прямо на пол Белой аудитории. Через рот, как учил тэр Вольган.

– Откуда вы?..

– Она пригласила вас на танец. Сама. Это значит «предложить»?

– В той «леди»… с позволения сказать… для моих «излишков» места уже не осталось. Нет, с Сиеллой у меня ничего не было, – рассмеялся вдруг Влад, отметив взглядом мое раскрасневшееся от ревности лицо.

От нее ведь, да?

Неприятный опыт, болезненный… Я бы не стремилась его получать, если бы знала о последствиях.

И теперь совершенно не понимала, как реагировать. Влад чужой тэр. Холостой, взрослый, свободный от обязательств. Имеет право сливать излишки любой магии в кого захочет… Так ведь?

– Тэйра Хоул, я сильный маг, на мне много ответственности. Я часто превышаю возможности организма, хожу по грани резерва. Черпаю со дна и извне, набираю больше, чем способен усвоить, – сумрачно прохрипел он. – Иногда мне приходится… раньше приходилось…

– Использовать чужие тела, да? Чтобы сбросить балласт легко и приятно?

И от одиночества помогает…

– Я понимаю, что в ваших юных глазах это выглядит грязно, порочно. Но… это не самая кошмарная сторона моей натуры, – вздохнул Влад, тяжело усаживаясь на стул и с мученическим видом почесывая лопатку.

Откуда-то я вдруг четко поняла, что мое тело для его «излишков» не подходит тоже. Видимо, наши стихии конфликтны, или это по какой-то другой причине опасно… Иначе к чему этот мрачно-задумчивый вид и плеяды глубоких морщин на ректорском лбу?

Необъяснимая колючая обида стянула горло. Хорошо же было… Так тепло, приятно, уютно. Пока отрезвляющая действительность не ударила булыжником по макушке.

– Успокойтесь, Лара. От пыхтения легче не станет. А когда вернетесь в комнату, запишите все, что я вам сказал… своими словами, по памяти, – отрешенно пробормотал Влад. – Я потом проверю.

– Зачем это?

Резь в глазах не унималась, кожу разъедало солью.

– Я хочу… – начал Вольган и осекся. Подумал с минуту, снова открыл рот: – Хочу, чтобы вы лучше понимали свой дар, тэйра Хоул. Я задам вам одно сочинение…

Богини милостивые! У меня на него ни нервов, ни листочков не хватит!

– И заведите, ради Сато, отдельный блокнот для моих дисциплин! Чтобы не заставлять старика Башелора краснеть.

– А меня? Меня заставлять можно?

– Вы упоминали, что любите читать. Вот, держите, – с невозмутимым видом он порылся в кармане и добыл серебряный брелок. – Доступ в отдел для старшего персонала. Туда хожу только я и магистры.

– Мне точно можно?

Я с недоверием раскрыла ладонь, и на нее упал тяжеленький кусок металла.

– Раз я дал вам доступ, значит, можно. До завтрашнего вечера напишите сочинение про Эррен, – Влад отобрал мою письменную палочку, склонился над столом и вывел на листке перечень ключевых тем. – Про разрывы материи, про исчадий мрака, про древнего бога, спящего на изнанке бытия, про «Дочерей», что ему служат… Да, и еще про тех, что пришли на смену. Про новых, «сиятельных». Так вы лучше познакомитесь с природой вашей личной тьмы.

Эррен… Я о нем и не слышала толком. Какой-то из миров, летающих в черной пропасти Междумирья. Далеких и чужих, словно негаснущие звезды в зимнем небе.

Но в отделе литературы по иным мирам наверняка много сведений – и о прежних богах, и о нынешних… Задача выходила не особо пыльной – с ректорским-то доступом к информации.

– Будет контрольный вопрос. На оценку, – ухмыльнулся Влад, не поддержавший моего легкомыслия. – Напишите мне его имя.

– Что? Чье?

– Имя. У всех богов есть имена, даже у очень мрачных и очень древних. Правда, их редко упоминают, – пробормотал Влад. – Стоит божеству сойти с дистанции, как о нем тут же забывают.

Я вздохнула: он прав, забывают. С Лаврой так и случилось. Едва ее священную гору разрушили за ненадобностью, весь Сатар позабыл имя пятой богини. Осталась лишь пара сотен староверов, которые творили каждую ночь пять молив и украшали в домах пять алтарных чаш. Моя матушка была одной из таких.

– В библиотеку лучше ходить с утра, приступайте к самостоятельной работе завтра после завтрака. Практическое занятие я провести не смогу: отбываю по просьбе герцога к Вандарфскому мосту. Нужно проверить одну его безумную идею. А послезавтра я почитаю и ваш конспект, – он кивнул на пустой блокнот, торчавший из сумки. – И сочинение.

– Вы едете на Рубежи?!

Там ведь опасно… Туман красный, отродья рогатые. Сам генерал еле выжил после битвы на Вандарфском мосту.

– Не на сами Рубежи, – улыбнулся он, осчастливленный моей непрошенной паникой. – Мост я переходить не буду. Не беспокойтесь за меня, тэйра Хоул.

– Я и не собиралась, тэр Вольган. Если демоны поднимут вас на рога, у меня станет больше времени на подготовку, – проворчала, прижимая сумку к груди.

Мое неопытное сердце к таким стремительным эмоциональным перепадам не привыкло. За какие-то полчаса я успела побыть смущенной, озадаченной, обиженной, сердитой, оскорбленной… А теперь искренне переживала на широкоплечего тэра, что за каким-то кворгом тащится на Туманные Рубежи.

Одно радовало – завтра в Белой аудитории занятие не состоится.

А если рогатые подсобят… то и послезавтра.

***

После занятий мы отправились на прогулку с Галлеей. С венценосной особой было на диво легко и уютно. Она болтала за двоих, заливалась звонким смехом, хмурилась, вспоминая какой-то неприятный инцидент на занятии, снова шутила… Этакий маленький концентрированный ураган с огромными планами на жизнь.

Устав жестикулировать одной рукой, принцесса передала мне поводок грумля, и тот, почуяв слабину, тут же понес меня через все сугробы. Поначалу я пыталась переставлять ноги, а потом просто скользила на подошвах, как по льду.

Только к позднему вечеру, раскрасневшаяся, запыхавшаяся и умудрившаяся промочить непромокаемые сапожки, я вернулась в спальню. Развесила одежду сушиться, поплюхалась в горячем чане, подкинула корма золотым хельмам…

Те на еду и внимания не обратили: их питала неудержимая страсть к размножению.

Кстати, об этом. Влад упомянул утром про мрак, про плесень… Мысль накрепко застряла в голове, как заноза в огрубевшей коже.

«Будет славно, если вы никогда ничего не размножите». Это вот точно про тьму было?

Я снова поглядела на золотые комочки шерсти, прижавшиеся друг к другу в пыхтящей страсти. Потомства они пока не дали, несмотря на еженощные старания.

Или это так скоро не происходит?

А как оно вообще происходит?