На все вопросы Теренса Оливия отвечала одно и то же: «не могу разглашать по условию контракта». Без дополнительных объяснений на исчерпывающую информацию это не было похоже вовсе, и Теренс ни за что бы не удовлетворился подобной отговоркой, если бы это не были слова самой Оливии. Не потому, что он не ставил всё ей сказанное под сомнение (не настолько он был наивен, и хоть и влюблён, но достаточно благоразумен), а потому, что, выдавая ему эти странные объяснения, Оливия явно намекала на то, что просто не может рассказать больше – сейчас. Но позже – он узнает всё. И Теренс, не произнося этого вслух, согласился ждать. К тому же он прекрасно знал, что Оливия не выносит, когда на неё давят – форсировать любые расспросы было опасно для отношений, которыми он дорожил.

Но хотя бы размышлять – о том, что всё это, чёрт его дери, значит – ему никто запретить не мог, не так ли?

Возможно, вся эта история была тесно связана с тем, что… Он не знал, как сформулировать это кратко, но вопросы без ответов копились в его мозгу задолго до исчезновения Оливии. Она, например, так и не рассказала ему, почему живёт одна. Почему никуда не ездит на Рождество. Почему не пишет и не получает открыток на праздники. Он не знал ни одного её школьного друга или подруги, даже не слышал о них. Никогда Оливия не вспоминала при нём о своём детстве: родителях, бабушках, дедушках – вообще о ком-либо из той жизни, которую она прожила до того, как они познакомились.

Вопросы… Сплошные вопросы.

Теренс Фаулз ненавидел вопросы – особенно те, на которые не получалось найти ответа. Пожалуй, именно это заставило его пойти в преподаватели. И, вероятно, именно поэтому игрой, которую он любил больше других, был маджонг. Каждая из фишек там совершенно точно имела свою пару. На каждый вопрос, другими словами, существовал ответ – надо было только найти его. Напротив всего на свете стоит что-то, состоящее с ним в неразлучной паре. Теренс верил в это. Восход и закат. Свет и тьма. Мужчина и женщина. Примеров вокруг было великое множество – мир создан бинарным, и это не просто так, в этом есть какой-то замысел. Находя этому лишнее (и крайне убедительное, на его взгляд) подтверждение, Теренс чувствовал себя целым, только когда рядом была Оливия. Когда он понял это окончательно, тогда и решил, наконец, сделать ей предложение. Их созданные друг для друга половинки должны были соединиться и создать этим нечто новое. Целое и невозможное друг без друга.

Семью.

Увы, в жениховские планы вмешался несчастный случай, приведший его на больничную койку. На Теренса напали уличные грабители, врезав ему по башке его же бутылкой вина – приготовленной для празднования помолвки. Слава богу, их спугнула Оливия, перед домом которой это произошло, и бандиты ретировались, не успев обшарить его карманы. В одном из них лежало приготовленное к предложению руки и сердца кольцо – фамильное, принадлежавшее бабушке Теренса. Он специально съездил за ним в Нью-Йорк – посередине рабочей недели, чтобы выходные провести с Оливией (он все-таки надеялся, что она не откажет) уже в качестве будущей супруги, в каком-нибудь живописном романтическом местечке.

Вместо этого уикенд он провёл в больничной палате, с перемотанным марлей кумполом, об который разбились не просто планы на выходные в виде бутылки шардоне (которого не было особенно жаль – Алки все равно не могут по достоинству оценить то, что когда-то делало вина, виски и коньяки чем-то особенным), но и планы на всю последующую жизнь. Оливия исчезла. И объявилась через неделю, по телефону – с нелепыми объяснениями и туманными намёками.

«Ничего, – убеждал себя Теренс. – Мы – фишки маджонг. А, значит, найдём друг друга. Обязательно. Рано или поздно».

Но её последний звонок… Это был ещё один вопрос – и, пожалуй, самый тревожный из всех. Кроме того, что Оливия неожиданно призналась ему в любви, о чём он, естественно, был счастлив узнать, она заявила, что едет к нему и, что скоро они встретятся, попросив в очередной раз набраться терпения и подождать. Полтора месяца ожидания явно тянут на то, чтобы понять – что-то пошло не так! Переполненная чаша весов с вопросами катастрофически перевешивала абсолютно пустую чашу с ответами. Больше Оливия не выходила на связь, и узнать о ней было не у кого. Не идти же в полицию?

Или идти?

А как ещё? Что-то же надо делать?

Теренс Фаулз решил подождать ещё пару дней, но – не более. Затем он начнёт бить тревогу. Пока же, наверное, стоит ещё раз поговорить с директором их школы – мистером Морпусом. Конечно, Теренс уже спрашивал его ранее: не известно ли ему что-то о новом рабочем месте Оливии Флоренс, покинувшей вверенную ему школу Стивенс-сити так внезапно? Но мистер Морпус ничего толком не ответил. По словам директора, «Оливия нашла место получше». Но «какое именно, он не в курсе». Хотя, «если дело повернётся так, что она вдруг вернётся», он «примет её обратно с распростёртыми объятиями».

Отчего-то, когда директор Морпус это говорил, он сильно потел и нервничал. Глаза его бегали, словно застигнутые в амбаре мыши, а руки без конца переставляли предметы на письменном столе. Ещё один вопрос? Вероятно, да. Но благодаря ему теперь было понятно, с чего Теренсу следует начать после установленного им самим срока для битья тревоги.

Два дня пролетели быстро. Теренс Фаулз заявился в кабинет своего школьного начальства, мистера Талбота Морпуса, без предварительной договорённости, просто подловив его на месте. Не слушая директорского лепета о его «занятости» и просьб «перенести встречу на более удобное время», Теренс плотно закрыл за собой дверь, после чего произнёс краткую, но весьма экспрессивную речь. В ней он твёрдо заявил, что сыт по горло враньём любого сорта и готов, презрев правила школьной субординации и корпоративной этики, отволочь мистера Морпуса за шиворот в полицейский участок – если тот немедленно не расскажет ему хотя бы часть чего-то, на чём не стоит яркое, светящееся всеми цветами радуги клеймо «Наглая Ложь!».

Пугливый от природы Талбот Морпус сопротивлялся недолго. Таинственным шёпотом он рассказал Фаулзу, что ему «звонили из правительства» и дали «определённые рекомендации по поводу мисс Флоренс». И что в последний раз он видел Оливию, когда она садилась в машину с правительственными номерами – в сопровождении двух явно имеющих отношения к государственной безопасности громил.

Было видно, что директор до чёртиков боится того, что разболтал слишком много и связанных с этим последствий.

– Теренс, я вас умоляю! Никому ни слова, не поднимайте скандала. А вдруг она – одна из этих… которые имеют отношение к Церкви!.. Например?.. И вообще – я уверен, что надо просто подождать. Всё образуется!.. – попросил директор на прощание.

Предположение о связи Оливии с Церковью Теренс всерьёз не принял – слишком это было нелепо, учитывая всё, что он о ней знал.

С другой стороны: а что он о ней знал на самом деле?

По утверждению директора, Оливия уехала с правительственными агентами. Куда? Учить истории администрацию Белого дома? Членов Конгресса? Самого президента? Вместо ответов его засыпало ещё большим количеством вопросов. Фишка маджонга, на которой стояло имя Оливии Флоренс, скрылась из вида окончательно, погребённая под новыми, только что выясненными фишками-обстоятельствами.

Теренс сидел в гостиной своего небольшого (на две спальни), но уютного домика на окраине Стивенс-сити и продолжал размышлять о том, что ему делать с поисками пропавшей невесты. В руках он держал кольцо, которое собирался вручить Оливии вместе с предложением руки и сердца. Мужчины передавали его своим невестам в их роду уже несколько поколений. Кольцо было довольно дорогое: золотое, с двумя сапфирами – розовым и прозрачным, – уместившимися между парой искусно переплетённых, украшенных миниатюрными серебряными лепестками стеблей роз. Два цветка, слившихся в единое целое силами любви, фантазии и мастерства ювелирного мастера.

Два.

«Я еду к тебе. Жди!..» – вновь прозвучали в памяти последние слова Оливии, сказанные в их коротком телефонном разговоре.

Вопросы. Сплошные, чёрт бы их побрал, вопросы…

В дверь неожиданно позвонили, оборвав воспоминания об этом последнем, одновременно самом тревожном и самом счастливом их разговоре.

Теренс поднялся с дивана и поспешил к двери, на ходу пряча кольцо в карман. На пороге стоял незнакомый высокий мужчина, в весьма идущем ему строгом костюме с галстуком.

– Мистер Джей Теренс Фаулз? – спросил мужчина с улыбкой примерно такого размера, что было непонятно: есть она на его лице или нет.

– Это я. Чем могу быть полезен?

Мужчина добавил улыбке полсантиметра ширины:

– Я хотел бы передать вам привет от мисс Оливии Флоренс.

Это было неожиданнее раввина на мексиканском дне рождения.

Теренс искренне обрадовался, но тут же сам себя остановил. Не слишком ли это было подозрительно? Времени после разговора с мистером Морпусом, по секрету рассказавшим о неких правительственных агентах, прошло совсем немного, и вот на его крыльце стоит некто, больше всего своим видом напоминающий именно агента правительства, и заявляет, что принёс привет от Оливии…

Как конфеты из порванной пиньяты, из Теренса посыпались полные тревоги вопросы:

– Серьёзно? Но кто вы? И где она? Почему и куда она уехала, вы знаете? Я могу с ней связаться? Вы можете мне объяснить, что вообще происходит?

– У неё неприятности, если честно, – мужчина погасил улыбку до минимума, теперь она выражала участие и озабоченность. – Я собираюсь ей помочь, но и мне, в свою очередь, нужна помощь. За ней я к вам и явился, мистер Фаулз!

С каждым словом незнакомца Теренс приходил во всё большую тревожность.

– Неприятности? Какие? – спросил он. – И всё-таки… Кто вы такой, сэр? Я не расслышал.

Мужчина вынул из внутреннего кармана пиджака служебное удостоверение сотрудника государственной службы безопасности.

– Меня зовут Томас Райли, – в удостоверении Теренс прочёл те же фамилию и имя. – Можно просто Том. Я работаю на правительство. Позвольте мне войти? Обещаю, я отвечу на любые ваши вопросы!

Громила с документами агента безопасности? Мистер Морпус, похоже, не врал. Теренсу ничего не оставалось, как, посторонившись, впустить в дом мужчину, представившегося Томасом Райли. Который, впрочем, был с ним совершенно откровенен: и Оливия, и кто угодно другой из Предтеч подтвердили бы – Томас Райли, или как они привыкли его называть, «агент Том», был вторым из пары приставленных к профессору Бенджамину Лаймсу государственных агентов. Первым же был «агент Майкл», и именно он пытался взорвать президента страны вместе с доброй половиной правительства и всеми обитающими на «Розе» Предтечами – включая разыскиваемую Теренсом Фаулзом мисс Оливию Флоренс.

Фишки маджонг определённо двинулись навстречу друг другу.

Глава 6. Том и Джерри

Агент Томас Райли уселся в предложенное хозяином кресло, с трудом уместив в него свои внушительные габариты. Сам Теренс cел сбоку – на низкий уютный диванчик, с которого обычно смотрел висящий напротив телевизор. Пространство между собеседниками занимал небольшой журнальный столик, заваленный непроверенными школьными работами, счетами, рекламными буклетами и другим бумажным мусором.

Теренс подумал было извиниться за беспорядок, но не стал. Какого чёрта? Сейчас не до этого. Он даже не предложил гостю ни чаю, ни кофе, никаких других обычных для выражения гостеприимства напитков. Впрочем, агент их, кажется, и не ожидал.

– Для начала расскажите мне, что вы знаете об Оливии, – сказал он, едва уселся в кресло.

Фаулз нахмурился.

– В каком это смысле? Вы обещали ответить на мои вопросы, но начинаете со своего?

Агент беззлобно усмехнулся:

– Хорошо. Тогда позвольте начать с самого главного. Оливия Флоренс – внучка Иуды Пилата. Наверняка вам, как человеку образованному, известного. Вы знали?

Это было всё равно что сказать: «Твой брат – Супермен, ты в курсе?» или нечто подобное. Конечно, Теренс этого не только не знал – он предположить подобного не мог.