Он был виноват перед ней. Сто раз виноват за ту нечаянную интрижку, когда его вдруг потянуло к этой странной женщине, так не похожей на саму Юлю. Жена была страстной, резкой и не боялась брать инициативу на себя. Он подчинялся, поначалу охотно, но со временем все больше уставая от ее напора.

Аделина же была застенчива и мнительна. И потрясающе красива, словно восточная принцесса. Встречаясь, они бродили по парку, он много говорил, как будто раньше и рассказать о себе было некому. Льстило, как девушка смотрит на него, не скрывая обожания. Он любил ее смущать комплиментами, а потом нежно гладить по порозовевшим щекам. Ловить взгляд черных глаз, смотреть требовательно, пока в них не покажется влага. А потом целовать долго, обнимая за тонкую талию, пока Аделина не расслабится полностью, уже сама отвечая на поцелуй.

Он переспал с ней только один раз, выкроив в рабочем графике три часа времени. А на следующий день она уволилась из аптеки, где работала провизором. Он и познакомился с ней, покупая пастилки от кашля…

Каким образом об этом романе стало известно жене, Казаринов не знает до сих пор. Скандала, даже мелкой ссоры, не было. Юля просто уехала в родной город на Волге к матери и гостившим в то время у бабушки их детям. Он много работал. Об Аделине не вспоминал совсем. И уже через две недели, не выдержав, вылетел к семье.

Он думал, будет вечно благодарен теще, Елене Родионовне Борской, за то, что помогла ему вернуть семью. За время вынужденного одиночества он понял, что ничего в своей жизни менять не хочет. Его коллеги бросали жен, или жены уходили от них. Некоторые, почувствовав свободу, прыгали из койки в койку. Казаринов не хотел такой… неопределенности. Он хотел работать и приходить домой к детям. Пусть даже порой все общение с ними сводилось к банальным вопросам «как ты? и «что нового?». Он представить не мог, что идет в какой-то чужой дом, к женщине, с которой едва знаком. И там, в этом доме, никто не спросит: «Пап, как ты?».

Казаринов не переступил себя, рванув за женой, он тогда знал, что вернуть семью должен.

Юля встретила его неожиданно мирно. И Саша сразу понял, что с ней хорошо поговорила мать. Он задал жене только один вопрос, трусливо переложив на нее решение своей судьбы:

– Ты считаешь, у нас есть шанс?

– Да, есть. Мы с тобой друзья, Казаринов. У нас общие дети. Это что-то большее, нежели мелкая интрижка с сестрой гастарбайтера, не так ли? Кстати, скажи спасибо, что сородичи ее просто вывезли из страны, а не зарезали вас обоих! – дала она понять о степени своей осведомленности. – Кстати, виноватый муж – щедрый муж, запомни! – Добавила она вроде бы шутливо.

Саша тогда поторопился согласиться. Но очень скоро понял, что быть постоянно виноватым – каторга. Нет, жена ни разу не упрекнула, не вспомнила, не было ни намеков, ни шуток по поводу его похода налево. Но эта напряженно застывшая спина при упоминании любого женского имени…

Казаринов понимал, что сейчас выдал себя. Одним лишь страстным восклицанием и дальнейшей попыткой объяснить свои эмоции. Лучше бы уж молчал…

Да, Саша заболел Полиной Лафар в первые секунды встречи. А как еще назвать то лихорадочное состояние, в которое впал, едва переступив порог гостиничного номера? Он даже не посмотрел на кровать, где лежало окровавленное тело ее мужа. Казаринов зацепил взглядом застывшее в маске отчаяния лицо красивой женщины и не смог отвернуться сразу. А нужно было бы! Тогда он не заметил бы эту немую мольбу, сменившую отчаяние. Мольбу, обращенную к нему, майору Казаринову.

Он глубоко вздохнул, быстро выдохнул и слегка надтреснутым голосом задал вопрос:

– Что здесь произошло?

На что в ответ получил уже холодный взгляд и кивок в сторону кровати.

Казаринов ни на миг не подумал, что Полина могла убить мужа. И зачем сейчас пытается «шить женщине дело», как выразилась жена, объяснить не мог. Но у него появилось настойчивое желание – узнать все, чем жила и дышала до встречи с ним Полина Радова-Лафар.

Казаринов больше не хотел жить в виноватом браке «с другом Юлькой», он желал другую женщину. На одну роль – любимой, обласканной, завоеванной им.

– Да, Полька умеет убить любого мужика одним выстрелом. Так было всегда, – с горькой усмешкой произнесла жена, поворачиваясь к нему. – Вот и ты попался. Что ж, выкручивайся сам как хочешь. Мне, честно, тебя жаль, Казаринов. Страстишка пройдет, останется тупая боль потери на долгие годы. Это я тебе говорю словами одного такого несчастного – нашего одноклассника, страдающего по ней до сих пор. Ты его знаешь, он был на свадьбе – Костя Дубинин. Думаю, и Филипп Лафар просто не смог отпустить Польку, согласился на эмоциях на развод, а позже очухался. Вот и придумал это наследство для Соланж. К сердцу и душе женщины, Казаринов, легче всего подобраться через ее детей. Не знал? Я с тобой осталась, потому что мама напомнила, что ты отец для Моти с Никой отменный. Чудесный ты отец, таких почти не бывает. Но дети выросли…

– Они навсегда останутся для нас детьми, – перебил Саша, не понимая, куда она клонит. Не нравился ему этот разговор, ох, не нравился.

– Да, конечно. Даже, если мы разбежимся. Не прощу я тебе, Казаринов, больше ни одной женщины. Тем более Полины. Но не обольщайся! Не тебя боюсь потерять, а подругу. Мы и так с ней слишком долго не общались.

– Кстати, а почему ее не было на нашей свадьбе?

– Тебя это не касается! – отрезала Юля, а Казаринов удивился, уловив злость в голосе жены.

– Ладно, как скажешь, – заметил он равнодушно. – Вернемся к Филиппу Лафару. Значит, он после месяца молчания прилетел в Россию просить руки Полины?

– Да. Они встретились, и она ответила ему согласием практически сразу.

– Почему? Не раздумывала, они же были мало знакомы!

– Наверное, он был убедителен, – усмехнулась Юля. – На самом деле, я думаю, Полька сама влюбилась. Еще там, в Сочи. Но признаться в этом выше ее сил. Нет, я не так выразилась. Выше гордости и самолюбия. Ее можно понять, Лафар красив как бог, она показала мне его фотографию. Если бы не его страсть к картам…

– Так он – игрок?!

– Радова и об этом умолчала? – рассмеялась Юля.

– Она упоминала о том, что он играет, но прозвучало так, что это традиционная игра с друзьями по субботам в клубе.

– Ну да… и по средам, и по пятницам. Больной он игрок! Со всеми вытекающими. С выигрышами и долгами. Поэтому Полина и подала на развод. Как бы он ее ни любил, карты он любил больше. Еще вопросы?

– Нет. Версия карточного долга очень интересная… Спасибо, Юля. – Казаринов отодвинул пустую тарелку, залпом выпил остывший чай и, на бегу хрустя вафлей, метнулся в прихожую.

Традиционно стукнувшись бедром об обувную тумбу, Саша чертыхнулся и вдруг застыл на месте. Он обвел взглядом тесное помещение, задержался на деревянной полке для шляп. Заметив, как облупился лак на рейках, покачал головой.

«Это убожество еще дед вешал… и дурацкая зеленая ковровая дорожка родом из моего детства. Я что, так ничего и не поменял в дедовой квартире, пока мы здесь живем?! Нет, ремонт же делали, я помню, перед рождением Вероники. А… тогда на мебель не хватило, отложили покупки на потом. Нике – семнадцать… Эти обои клеили семнадцать лет назад!» – он приложил ладонь к стене и тут же понял, что ошибся – последний раз в прихожей ремонт делал еще дед.

Казаринов рванул на себя входную дверь и выбежал на лестничную площадку. Ему стало вдруг душно от стыда за себя. «Друг» Юлька ни разу не упрекнула его за эту… нищету! А он в своем эгоизме думал, что ее все устраивает. Да и не думал он об этом! Работал…

Саша сел за руль и не сразу завел двигатель.

«Зато машины меняем чуть не каждый год. А без колес сейчас как? Никак!» – оправдал он себя и посмотрел налево – рядом с его «Ауди» был припаркован «Дэу Матиз» жены. Он присмотрелся – стекло правой фары было разбито.

«Когда это Юлька успела вписаться? И не сказала ничего…» – удивился Казаринов: даже о мелких повреждениях и поломках жена всегда докладывала ему сразу.

«Дом – это мое, дорогой муж, не лезь даже, а вот наши авто – твоя головная боль!» – заявила она однажды, определяя сферу ответственности каждого.

Глава 3

Полина после визита в Следственное управление домой к Казариновым пошла не сразу. Хотя подруга и объяснила ей обратную дорогу, предупредив, что пешком дойти получится быстрее, нежели на маршрутке, которая непременно встанет где-нибудь в пробке. Полина решила прогуляться просто так, куда глаза глядят, ей нужно было проанализировать, не сболтнула ли чего лишнего майору Казаринову. Он, хотя и муж подруги детства, но осторожность не помешает. Она старалась не врать, просто ни о чем не говорила конкретно. Единственное, назвала время, когда вышла из номера.

А сейчас вдруг засомневалась, точно ли это было без десяти одиннадцать, как сказала Казаринову. И поняла, что нет, минут на пять-семь, но раньше. Потому что десять пятьдесят показывали часы в холле на первом этаже в тот момент, когда она спустилась по лестнице. И в холле она задержалась, хотя Казаринову сказала, что сразу направилась в бар. На самом деле – почти сразу, потому что зацепилась носком туфли за ковровую дорожку и чуть не упала. К ней даже рванул какой-то мужчина, но она остановила его жестом. Постояла какое-то время, а направилась к бару только после того, как прошел испуг и унялось колотившееся сердце.

Сколько на все ушло времени? Минут пятнадцать, не меньше. Нет, стоп. И к бару она пошла позже, заглядевшись на женщину, показавшуюся ей знакомой. Ждала, когда та подойдет ближе, чтобы понять – ошиблась или нет. Ошиблась… Так что до бара Полина добиралась в общей сложности не меньше получаса.

«А майора убедила, что вышла из номера и сразу в бар. Нехорошо получилось. Впрочем, эти лишние минуты ни о чем не говорят. Не я же подозреваемая, чтобы мое алиби по минутам проверять! А настоящий убийца вошел в номер после того, как ушла я. А дальше пусть разбирается следствие», – успокоила она сама себя.

Больше всего она боялась, что майор продолжит допрос дома. Она уже жалела, что согласилась стать Юлькиной гостьей. И, признаться, чувствовала себя в их крохотной квартирке неуютно, хотя Юля сразу же поселила ее в комнате дочери.

«Ника с Мотей вернутся только второго, учеба начинается с понедельника. Если тебе будет необходимо задержаться дольше, поживут в одной комнате. Не парься. Казаринов не будет против, если что. То есть ему по барабану. Разреши я, он бы жил на работе», – совсем невесело усмехнулась Юлька.

То, что в семействе Казариновых не все ладно, было заметно по вот таким мелочам – по поникшему вдруг взгляду подруги, легкой досаде в голосе или горькой гримасе при упоминании мужа. Откровенности Полина от подруги не ждала, сама открываться тоже не собиралась. Но ей было любопытно, как сумела Юлия Борская удержать возле себя мужчину, который ее никогда не любил?

От матери Полине было известно, что свадьбу подруги с Александром Казариновым устроил ее отец. Попросту заставил лейтенанта жениться, пригрозив испортить молодому юристу карьеру или даже отнять свободу, ведь Юлька на тот момент, когда Казаринов с ней переспал, была несовершеннолетней. Ну, ладно, женился под давлением, а дальше? Неужели держали дети? Или же случилось по поговорке – стерпится-слюбится? Полина пыталась спросить… но Юля даже на ее осторожные вопросы о муже отвечала односложно, недовольным взглядом как бы сразу закрывая тему.

Полина только позже поняла, что говорили они в основном о ее парижской жизни с Филиппом, о Соланж и Юлькиных детях. И почему-то охотнее всего вспоминали своих мам, которые тоже дружили с первого класса обучения в той же школе, где позже учились и Полина с Юлькой.

В начале встречи чувствовалась напряженность, все-таки не общались они больше двадцати лет. Но вскоре Полина заметила, как Юля старается сглаживать то и дело возникающие неловкости.

«Давай забьем на то, из-за чего мы с тобой разбежались, а?» – предложила выпившая уже не один коктейль Полина. Подруга в ответ лишь кивнула.