Они чокнулись бокалами (у Юльки была в нем минералка), приподнявшись со стульев, обнялись прямо через стол и обе не удержались от смеха – на них глазели мужики, сидевшие за соседними столиками.

Коктейли ударили в голову, Полина расслабилась, но, немного придя в себя, внимательно приглядываясь к совершенно трезвой Юльке, вдруг засомневалась – а подруга ли та ей теперь? После стольких лет холодной отстраненности и даже забвения. Полина даже хотела уйти, сославшись на вчерашнюю бессонную ночь. Но так и не решилась.

И слава богу, досидели они утра, когда глаза стали слипаться у обеих. Распрощались довольно тепло, Юля пригласила Полину с мужем в гости, если Лафары задержатся в Москве.

А дальше случился весь этот ужас. Вот тогда и выяснилось, что Юлька ей – друг. Не оставила в беде одну, вернулась с полдороги. И мужу позвонила.

Так получилось, что мужа Юльки Полина видела только на свадебных фото, которые ей показала мать, обмолвившись при этом, что на месте свидетельницы невесты все ожидали увидеть Полину. Полина же, психанувшая из-за «предательства» подруги (как та посмела вместо учебы выскочить замуж!), фотографии просмотрела мельком, со злорадством отметив, что жених на них не выглядит счастливым. Так что впервые Полина и Казаринов встретились только этим утром. К взглядам мужчин она привыкла, но Юлькин муж пялился на нее, не обращая внимания на то, что в кровати лежит окровавленное тело ее мужа, а в номере полно людей. И тогда Полина мысленно обозвала его кретином, разозлилась и хотела было уже указать ему, что, мол, займитесь делом, майор. Но он понял ее, видимо, перехватив взгляд, каким она его одарила. Да, при первой встрече муж Юльки показался ей туповатым ментом.

Полина сразу вышла в коридор, где у окна стояла Юлька, наотрез отказавшаяся заходить в номер. Они перекинулись парой фраз, и Юлька сказала, что подождет ее в лобби.

Полина вернулась к Казаринову, чтобы узнать, что ей делать дальше.

– Подъезжайте в Следственное управление к двенадцати. Лейтенант Трушин вам расскажет, какой кабинет и как добраться. А сейчас отправляйтесь с Юлей к нам. В отеле вам оставаться ни к чему. Вещи заберем позже, – распорядился он.

Полина так устала, что не стала возражать.

Подруга рвалась с ней в комитет, но Полина настояла, что пойдет одна.

– Не наговори лишнего, – предупредила Юля.

Но Полина только усмехнулась – та, видно, забыла, как она умеет говорить много, но ни о чем конкретном. Что и собиралась делать на допросе.

На входе в здание следственного управления ее встретил сам Казаринов, провел до кабинета, но по пути они не обмолвились ни словом. Зато один раз остановились, когда майора отвлек звонок мобильного. Полина не прислушивалась, но догадаться, что говорил он с Юлей, было нетрудно. Казаринов отвечал жене коротко, а закончил (или оборвал) разговор недовольно сказанной фразой:

– Поговорим дома, приеду на обед.

Уже в начале допроса Полина поняла, что с первоначальным клеймом Казаринову поторопилась, сейчас перед ней сидит спокойный, умный и логично мыслящий следователь. А вот она несет в ответ на его вопросы откровенную чушь. И только одно не понравилось Полине – повышенный интерес Юлиного мужа к ее, Полины, личной жизни. Ну какая, скажите, будет польза следствию, если станет известно, как она познакомилась с мужем, любит она его, почему собиралась разводиться и вдруг передумала?

Полина наговорила на несколько страниц протокола, но толком так ничего и не рассказала. А на последний вопрос Казаринова о том, почему так долго не общалась с его женой, и вовсе промолчала – не рассказывать же постороннему мужику о своем детстве!

Полина пошла в английскую школу по настоянию матери Юлии Елены Родионовны Борской. Борские жили в доме напротив школы. Полине же приходилось добираться на трамвае пять остановок, в хорошую погоду – пять кварталов пешком. Юля спала до последнего, завтрак от бабули ждал на столе. Полина вставала в половине седьмого, чтобы самой сделать себе бутерброды и вскипятить чайник. Бабушки у нее уже не было, мать с раннего утра (а возможно, и с ночи) сидела за столом с ворохом документов. Отец же мелькал перед Полиной то с чашкой кофе, то с переносной телефонной трубкой в руках. Он говорил громко и внятно, словно впечатывая каждое слово в мозг собеседника. Наконец, из прихожей раздавалось прощальное: «Пока, девочки», и хлопала дверь. Полину словно отпускала какая-то внутренняя пружина, она быстро доедала бутерброд, тщательно мыла чашку, десертную тарелку и уходила к себе.

Отец ни разу не предложил подвезти ее до школы. Долгое время Полина считала, что он ее стесняется: она себе казалась рыжей уродиной, к тому же неуклюжей. Хотя часто слышала, как ее толстой косой, которую она с трудом заплетала каждое утро, восхищается Юлькина мама. И совсем непонятно тетя Лена говорила о фарфоровом личике и точеной фигурке. Полине казалось, речь не о ней. Или Юлькина мама зачем-то обманывает ее мать. У взрослых это называется – льстит. Только зачем? Они и так дружат.

Отца не стало в день ее десятилетия. Гости еще ели торт, когда в дверь позвонили. Радостная Полина побежала вслед за мамой в прихожую, будучи уверенной, что на этот раз отец успел к столу. Он скажет тост в ее честь, и все гости будут кричать «ура» ей, имениннице. А сама Полина будет с гордостью смотреть на подружек и их мам: она – любимая дочь отца, и никак иначе…

Но на пороге стоял человек в форме. Каким-то по счету чувством Полина поняла, что случилась беда. И тут же милиционер, глядя только на мать, произнес тихо: «Никто не выжил, сочувствую. Вам лучше проехать с нами. Я жду в машине».

Тетя Лена Борская пыталась увести Полину в комнату, но она так цепко ухватилась за мамино платье, что оторвала юбку от лифа. Но мама даже не заметила этого. Полина не плакала, не кричала. Она дрожала, словно в лихорадке.

Дверь захлопнулась, милиционер ушел.

– Пойду переоденусь. Лена, проводишь гостей? – спокойно попросила мать.

И эта равнодушно произнесенная фраза взбесила Полину. У нее началась истерика. Обвинения, которые бросала матери сквозь слезы, она не запомнила, шли они из глубины ее сознания, где копились годами. Но пощечину, полученную от нее, запомнила на всю жизнь. И укоризненный взгляд, каким посмотрела тетя Лена на мать, тоже. Теперь Полина была уверена, что та тоже знает о нелюбви матери к мужу и дочери. Нелюбви, никогда не скрываемой, даже показной.

Полина всегда считала, что любит отца. А мать… Та была недосягаема в своей реальности, скрываясь в своем мирке, где любимой была только работа. Скучная, требующая дотошности и внимания бухгалтерия. Это слово ненавидела маленькая Поля, оно режет ей слух и сейчас. Срабатывая словно триггер, запускающий недовольство матерью. И застарелую обиду на нее. За неприготовленные завтраки, школьный столовский обед вместо домашнего супа, наспех разогретые вечерние макароны с сыром. Или перемешанные с фаршем: «по-флотски».

«Садись, ешь, мне некогда», – приказывала ей мать и удалялась из кухни. Полина в одиночестве ковырялась в тарелке, а бывало, сразу выкидывала толком не прогретую еду в мусорное ведро.

Смерть отца, как могло бы стать, их не сблизила. Наоборот – мать стала больше работать, ведя бухгалтерию сразу в нескольких фирмах. Полина же, заглядывая в ее комнату, чаще всего видела мамину спину и затылок с забранными в пучок волосами.

«Я там приготовила, поешь», – бросала та, не поворачивая головы.

«Я контрольную по матише на пять написала, мам. И инглиш…», – сообщала Полина.

«Ого! Кто б мог подумать!» – поворачивалась к ней та и несколько мгновений рассматривала, словно диковинного зверька. Не верила?

«Посмотрим, как дальше пойдет!» – заявляла мать и возвращалась к работе.

Повзрослев, Полина поняла, что, относись к ней родители с большим вниманием, помогай с уроками, ругая, хваля и… любя – она выросла бы такой же избалованной, как Юлька.

За Филиппа Полина вышла замуж потому, что точно знала, что тот любит детей и, следовательно, будет хорошим отцом.

Они познакомились на пляже в первый день, как она приехала в Сочи. На свидание Филипп пригласил ее не в ресторан, а на морскую прогулку, и Полина решила рискнуть, хотя дико боялась высокой волны, да и небольшой качки, впрочем, тоже. Но этот француз нравился ей с первых минут: он был очень красив, прост в общении, не навязывался, как другие особи мужского пола, чьи мысли и желания считывались ею мгновенно. Отказать ему, как решила она, было бы глупо.

Но когда Полина ступила на трап, тотчас поняла, что глупостью было как раз согласиться. Катер слегка покачивался на прибрежной волне, а Полина уже начала паниковать. Ей вдруг стало все равно – поймет ли ее Филипп или осудит. Она ничего не сказала, только отрицательно помотала головой, развернулась и быстрым шагом двинулась прочь. Было обидно за себя, она решила, что Филипп не простит ей такой фортель.

Что понесло ее на детскую площадку? Рядом был прекрасный сквер, в эту послеполуденную жару почти безлюдный. Но Полина скинула босоножки, прошлась по горячему песку и присела на низкую скамеечку. Она стала наблюдать за девочкой лет тринадцати, которая катала малыша на качелях. Мальчишка дремал, а девочка, как решила Полина – сестра, все сильнее раскачивая его, не замечала, что тот постепенно сползает с сиденья – она, отвернувшись, смотрела в сторону пляжа.

Полина уже встала со скамейки, предвидя, что ребенок вот-вот упадет, и нужно успеть его поймать. Но ее опередил неизвестно как оказавшийся рядом Филипп. Подхватив мальчика, он принял удар пустых качелей на себя.

А Полина и не заметила, как он подошел к площадке.

Он шел к ней, она не сомневалась, но еще почти час возился в песке со спасенным мальчиком. И Полина видела, что ему это не в тягость.

– Я должен был его успокоить. Да и его сестренку тоже. Они испугались оба, – оправдывался он позже, когда дети ушли. А Полина только улыбалась.

– Теперь я весь твой! – эмоционально воскликнул этот красавчик, отряхивая песок с шорт. – Куда пойдем?

– Подальше от моря! – ответила она серьезно.

Полина не ошиблась – Филипп стал идеальным отцом. Он обожал Соланж с первых минут, как увидел. Гуляли в парке они всегда вдвоем. Филипп брал этюдник, плед и корзинку с едой. В дождливые дни он всегда находил время, чтобы чем-то занять Соланж дома. Однажды, наблюдая, как муж играет с малышкой, Полина вдруг вспомнила свою детскую обиду на отца. Она по пальцам двух рук могла пересчитать их совместные походы куда-либо.

Не удержавшись, Полина позвонила матери и задала вопрос, который ее давно мучил:

– Почему отец даже не провожал меня в школу? Стеснялся, что у него такая дочь?

– Отец тебя стеснялся?! Господи, Поля, какая глупость! Он не хотел подводить тебя, считая, что выглядит скорее твоим дедом – когда ты пошла в первый класс, ему исполнилось уже сорок шесть. Он думал, что тебе станет неловко…

– Мне?! Какая глупость! – перебила ошеломленная признанием матери Полина ее же фразой. – Мама, ты никогда не говорила об этом! – не удержалась она от упрека.

– А ты и не спрашивала. Ты, Поля, с раннего возраста была очень скрытной. Да и сейчас…

– Не начинай, мама. Ты в курсе моей жизни ровно настолько, насколько мне нужно, – с досадой произнесла Полина, которая была уже не рада, что позвонила ей.

Как это и случалось обычно, разговор их закончился взаимными упреками…

Полина подумала, что в последние часы все время возвращается мыслями в детство.

«Это все из-за встречи с Юлькой. Непонятно, зачем позвонила, зачем предложила увидеться? Прошлой дружбы не вернуть, а сейчас нас связывает только… убийство Филиппа? Казаринов меня посадит, а его жена мне будет передачки в тюрьму носить? Мрак…» – со свойственным ей пессимизмом подытожила она, хотя еще совсем недавно была уверена, что следователь ее даже не подозревает.