– Юль, твои дети охотно ездят к бабушке? – задала она первый пришедший в голову вопрос.

– О да! Не знаю, правда, почему – режим у маман армейский. Как считает она, мы с Казариновым своих отпрысков избаловали – приходят домой когда хотят, питаются черте-чем и часто вне дома. А нужно пищу организму подавать каждый день в одно и то же время, засыпать и просыпаться тоже. Режим – наше все! Тогда и внутренние органы, а особенно – мозг, будут функционировать бесперебойно. Странно, что меня она так не строила. Впрочем, ее и дома-то не было никогда, меня бабушка баловала. И папочка. Хотя, надо признать, Сашка как отец внуков тещу устраивает. Потому что с детства таскал их по развивающим кружкам, потом в спортивные секции. Знаешь, что она мне как-то раз заявила? Что пороть меня нужно было за капризы и истерики, тогда я стала бы хоть кем-то. Я для маман – никто, Поль. Понимаешь – ничего из себя не представляющее живое существо. Ни пользы, ни вреда. Домохозяйка, клуша, недоучка. Так, копошусь чего-то, ем, пью, произвожу отходы.

– Не преувеличивай, тебя все любили. Хотела бы я, чтобы со мной так в детстве носились! Ты не расстраивайся, хорошие отношения взрослой дочери с матерью – большая редкость. Нам с тобой не повезло.

– Да, бывает. Давай, Полька, выпьем за то, что нашим детям повезло с бабушками! – Юля открыла холодильник и достала бутылку вина. – Мои, как ты уже поняла, в бабуле души не чают, а твоя Соланж, как я поняла, нашла подход к тете Кире. Тоже, я тебе скажу, факт удивительный. Матушка твоя хороша: за семнадцать лет ни разу не съездить к внучке! Ты же приглашала?

– Конечно, но она всегда отказывалась. По-моему, им обеим хватало общения в скайпе, – Полина не любила говорить об этом. Потому что созваниваться с бабушкой заставляла дочь она. Позже это общение вошло у Соланж в привычку, но не более того. И нашла ли повзрослевшая дочь подход к бабушке или же просто была вежлива с ней, потому что жила в ее квартире, еще тот вопрос!

– Кстати, а почему ты сама никогда не приезжала в Россию? – вроде бы мимоходом задала вопрос Юля, но Полина подумала, что вопрос этот был подругой давно заготовлен. И впервые уже был озвучен за столиком в баре, как раз после очередного выпитого Полиной коктейля. Видимо в расчете, что после такого количества спиртного у нее развяжется язык.

Тогда удалось уйти от темы, спас официант, который принес бутылку шампанского от мужчин, отдыхавших за соседним столиком. Юля отвлеклась на них – с милой улыбкой через того же официанта вернула подношение. А потом она вдруг заявила, что ей нужно подойти к администратору. Полина увязалась следом – ей не хотелось оставаться одной под пристальными взглядами крепко выпивших мужиков. Они вышли вместе, но с администратором Юля общалась уже без нее. Слава богу, когда они вернулись в бар, соседний столик был пуст.

– Филипп не хотел. А без него эти визиты к матушке не имели смысла, потому что мы даже по телефону с ней всегда ссорились, – честно ответила Полина, однако умолчав, что Россию она все же несколько раз посещала. Только до дома так и не добралась.

– А Филипп?

– Что – Филипп? Был ли в России? Нет, конечно, последний визит его состоялся в тот раз, когда приехал за мной. Он много ездил по Европе…

Полина почувствовала раздражение. Потому что и эта тема была не для обсуждения с кем-либо. Не готова она к откровениям с Юлькой, хотя и проговорили они всю ночь. Ближе не стали, и если бы не смерть Филиппа, эти посиделки в гостиничном баре могли оказаться последними, а их общение вновь сошло бы на нет.

– Поля, что ты сама думаешь об убийстве Филиппа? Казаринов, конечно, разберется, но ты ему так мало информации дала.

– Жаловался? – усмехнулась Полина, вспомнив, как старательно пыталась запутать Юлькиного мужа.

– Вроде того. Зная тебя, могу только догадываться, что в протоколе вместо фактов – вода.

– А что я могла сказать, когда поняла, что он подозревает в первую очередь меня? Что я боюсь лифтов, поэтому пошла вниз по лестнице? Решит, что оправдываюсь. Доложить о разводе, что, мол, сил нет жить с чокнутым игроманом, поэтому и сбежала?

– Он давно играет? И ты не догадывалась?

– Нет… не думаю, что давно. В начале нашей совместной жизни он очень много работал на заказ. И только последние года три как с цепи сорвался! Не пишет совсем. Я думала, может, просто творческий кризис. Ну, пусть бы перебесился рано или поздно. Я зарабатывала прилично, вполне могла не зависеть от его доходов. Но он еще стал нервным, просто психом. Все началось с крупной ссоры с Соланж. Между ними всегда были какие-то особые отношения, когда с полуслова и полувзгляда, понимаешь? Я в нашей троице словно лишняя. Знаешь, это когда в комнате двое о чем-то увлеченно спорят, договариваются, да так, что эмоции зашкаливают… а тут входишь ты. Тебя не замечают сразу, а потом вдруг, переглянувшись, замолкают. Обидно. Но я привыкла как-то. Однажды заметила, что все чаще Соланж в своей комнате одна. В наушниках, с телефоном в руках, этюдник за секретер задвинут. Спрашиваю, поссорились? Да, отвечает. Но все, что тебе нужно знать, это то, что твой муж – предатель. У него есть любовница! Он ходит к ней по средам и субботам. Соланж тогда пятнадцать было, возраст сама знаешь какой. Я подумала, преувеличивает. Решила поговорить с Филиппом начистоту.

– Не побоялась услышать, что это правда? – усмехнулась Юля.

– Сама не святая… – машинально ответила Полина, но тут же поторопилась продолжить: – К тому времени Лафар надоел мне до чертиков, но я знала, что развод он мне не даст. Так что факт его измены, подтверди он, помог бы мне. Я даже диктофон включила, чтобы записать признание…

– Значит, о разводе ты задумывалась и раньше, – с осуждением, как показалось Полине, произнесла Юля.

– Да. Потому что на самом деле жить с Лафаром было нелегко. Филипп очень скрытный. Он вроде бы и слушает тебя, молча соглашается, а позже выходит, что поступил по-своему. Я до сих пор не знаю, куда он исчезал на несколько дней раз в два-три месяца. «Я по делам», – любимая его фраза. Думаю, отлучки были связаны с игрой. Однажды мне попался его обратный билет из Стамбула, видимо, ездил туда на турнир.

– Так он признался?

– Да… у меня записано его признание в том, что он ходит в клуб играть в покер. Он даже не отрицает свою зависимость. Но не видит в этом ничего криминального. С этого дня он перестал скрываться. Так и говорил: «Сегодня у меня игра» – и уходил. Все бы ничего, если бы в последнее время он не проигрывал так много, что даже стал жаловаться мне, что его кинула фортуна. Впрочем, мы с тобой уже говорили об этом.

– Ты тогда сказала Соланж, что никакой любовницы у ее отца нет?

– Дала прослушать запись. Моя мудрая дочь заметила, что разницы в том, с кем изменяет муж, с женщиной или с картами, на самом деле нет, – улыбнулась Полина, вспомнив презрительную ухмылку дочери.

– Умница девочка.

– Да. Какому-то парню повезет с любимой девушкой. У Соланж повышенная тяга к справедливости, она совсем не умеет врать и ценит преданность. И совсем не меркантильна, – не удержалась Полина, чтобы не похвалить дочь. – Совершенно не похожа на Лафара, и слава богу, – добавила она.

– Поля, скажи честно, ты зачем за него замуж вышла? – без улыбки спросила Юля.

– Влюбилась, наверное. Как в отца своего будущего ребенка, – вроде бы пошутила Полина, однако зная, что так и случилось.

– А как в мужчину?

– Конечно. Филипп красив и умен, – стараясь быть убедительной, ответила Поля.

– Я не об этом…

– Что ты хочешь услышать, Юля? Каким он был любовником? Да никаким! Равнодушный сукин сын! – выговорила Полина со злостью. – А что ты можешь сказать о своем муже? Герой-любовник? Как в женских романах? Никогда не поверю!

– Почему? – тихо спросила Юля.

– Потому что ты сама призналась, что главная женщина в жизни Казаринова – работа. И он готов ночевать с ней. Или на ней. Тьфу, запутала ты меня! Нашла тоже тему – мужья. Одного уж нет, другой… на работе! – рассмеялась Полина, залпом допив вино в бокале.

– Ты как будто не овдовела сегодня, Поля! – не поддержала ее веселье подруга.

– Не овдовела, а освободилась. О-кон-ча-тель-но! О мертвых плохо нельзя вроде… Но эта сволочь, Лафар, как выяснилось, меня обманул! Никакого наследства Соланж он оставить в принципе не мог – вся коллекция дядюшки уже им проиграна! Он использовал меня, Юль, как последнюю дуру. Прикрываясь дочерью… Но, черт возьми, я не понимаю, с какого перепугу он вдруг вздумал переезжать в Россию?! Ему здесь что… намазано? И этот вопрос, Юль, меня сводит с ума! – закончила Полина, еле ворочая языком. Она сфокусировала взгляд на бутылке вина – та оказалась пустой. – Я что, выпила все одна?! – изумилась она.

– Пойдем-ка, Радова, я тебя уложу, – услышала она голос школьной подруги и послушно поднялась со стула.

* * *

Соланж проснулась от едва слышимых голосов – стенка, у которой стояла кровать, была общей с кухней. И прямо за ней стоял обеденный стол. Конечно, слов было не разобрать, но она вдруг испугалась, что вернулась мама, которой соврать она не сможет. Впрочем, она никому не сможет соврать – бабушка Кира утверждает, что черта эта наследственная, у нее тоже ложь застревает в горле. Только передается эта неспособность к вранью через поколение, как и ведьминский дар, от бабки к внучке.

Вот и утром, вернувшись домой, легенду, которую сочиняла в такси, выговорить Соланж не смогла. Да что там, выговорить она не смогла вообще ничего, потому что развезло ее с остатков шампанского, как последнюю скотину.

Виновным в том, что с ней случилось, она назначила Матвея. Удержи тот ее, проснулась бы она сегодня не с головной болью и чувством гадливости к себе, а с приятными воспоминаниями о проведенном с ним вечере. Горький вывод, что нафантазировала себе какую-то чуть не кармически данную любовь, Соланж сделала, как только увидела его удаляющуюся от нее спину. Он даже не обернулся, хотя она долго смотрела вслед. До тех пор, пока не перестала четко видеть из-за слез, которые лужицами стояли в нижних веках, а она боялась моргнуть, потому что потечет влага струйками по щекам.

Сдержавшись, Соланж аккуратно промокнула уголком бумажного платка эту влагу, помахала им перед глазами как веером и сделала глубокий вдох.

«Расставаться с иллюзиями нужно сразу после первого предательства», – вспомнила она слова одной из героинь любовного романа, который как-то прочла вынужденно, в ожидании автобуса: внутри павильона остановки кто-то организовал книжную полку, точнее – поставил на лавку боком картонную коробку с книжками в мягких обложках. Среди них были и детективы, любимые ею, но все читанные-перечитанные еще в подростковом возрасте, лежал даже томик обожаемого Жапризо «Ловушка для Золушки». Любовный роман она даже не читала, а просматривала «по косой», но несколько высказываний автора в памяти остались.

Решив, что Матвей – та самая иллюзия, Соланж развернулась, чтобы вернуться домой. Но один звонок изменил ее планы…

В раннем детстве отца Соланж боготворила, маму почти не замечала. Более того, не понимая причин, ревновала страшно, но своим детским умишком понимала, что с любовью отца к ней, красавице, которая родила ему дочь, она поделать ничего не сможет. Ей было обидно за него, потому что «Полья», как называл он жену, была холодной… как рыба. Это сравнение было как нельзя более подходящим, потому что руки у матери всегда были ледяными, взгляд – застывшим, устремленным куда-то в сторону, мимо Соланж. Дочь была уверена, что мама не видит и отца, даже когда говорит только с ним, а других собеседников вокруг не наблюдается.