– Всенепременно познакомлюсь я с вашей милой племянницей. Заинтригован и умираю от любопытства. Есть желание, взглянуть на сей цветок. Достанется же кому-то такое счастье.

– Ой, у неё такие женихи… Все богачи. Ведь всем одарена чертовка. Всё при ней.

– Угу, – кивнула Наталья. – Ей бы только скромности хоть немного занять.

– Ну, Наточка, не будь такой ханжой. Не превращайся в старую тётушку, осуждающую молодых.

– Вот ещё! – вспыхнула Наталья.

– Раечка ведь, в сущности, ещё ребенок. Вот выйдет замуж и непременно остепенится.

После рассказа о некой мифической Раечке, до которой Гладышеву не было никакого дела, в комнате нависла недолгая пауза. Потом Наталья встрепенулась:

– Я прикажу поставить самовар. Сейчас попьём чаю. А чуть позднее будет и ужин.

– Нет, Наталья Павловна, благодарю вас, но я, пожалуй, не стану пить чаю. Перед тем, как пойти к вам, я пил и чай, и плотно ужинал. Пойду лучше в рощу прогуляюсь или вдоль берега Сиворки. Душно везде.

– Да, у нас душно, – согласилась Наталья. – Видимо, скоро гроза будет. Лишь бы мама успела до грозы вернуться.

– Похоже, вы правы, быть грозе, – вальяжно отвечал Гладышев, поднимаясь из кресла. – Передавайте привет Анне Генриховне и Барбаре Александровне.

– Так может, вы встретите Барбару возле Сивориц или в роще.

– Это вряд ли. Я собираюсь пойти в другую сторону. Да и спать скоро надо. Сегодня было слишком много дел.

– Только вы уж не исчезайте так внезапно, как накануне, – сказал ему на прощание Борисов. – А то мы без вас сильно скучали. Приходите же завтра. Если поезд приедет по расписанию, то Раечка уже к обеду будет у нас. И я вас непременно познакомлю.

Гладышев лишь кивнул на прощание и пошагал совсем не по направлению к роще, а в противоположную сторону. Шёл он медленно, неспешной походкой, ровно до тех самых пор, пока не скрылся от глаз Борисовых. Боже, что ему только стоили эти вальяжные и неспешные шаги. Он шествовал медленно, стараясь всем видом показать полное степенство, но при этом едва удержался, чтобы не пуститься бегом. Отойдя на приличное расстояние, он бросился в кусты и, оббежав кругами, вернулся на дорогу, ведущую к роще. Он отчего-то представил, что именно сейчас она должна сидеть в той самой беседке.

Небо темнело, к лесу стремительно приближалась гроза. Он шёл по дороге ровно до того места, где, узенькая тропка сворачивала к старой деревянной беседке. Только бы я не ошибся, и она была там, думал он. И о чудо! Сквозь надвигающуюся темноту он увидел, что в беседке кто-то есть. За выросшей густой листвой мелькнули бледные пятна. Кто это, если не она. Он бросился бегом. Через минуту он был уже на пороге, заросшем густой травой.

– Ты… Это ты… – от задохнулся от сильного биения сердца.

Она сидела на скамье в милом бежевом, платье, сшитом из какого-то очень тонкого шёлка. А подле нее, на маленьком деревянном столике, стояла та самая корзина, в которую она в прошлый раз собирала своих змей.

– Ты снова собираешь этих гадов? – он с улыбкой сел рядом и посмотрел на её лицо.

Оно показалось ему бледным, почти белым на фоне чернильных волос.

– Девочка моя, ты чем-то расстроена?

– Скоро будет гроза, – бесстрастно прошептала она.

– Я вижу. Пошли быстрее из рощи. Пойдём ко мне. Зачем ты ушла?

Она не отвечала ему. Её взгляд был устремлён в какое-то неведомое пространство. Порыв ветра, ворвавшийся в беседку, чуть растрепал её волосы.

– Барбара, милая, побежали скорее отсюда.

Она молча покачала головой, отрешенно глядя на темнеющие деревья расширенными и неподвижными зрачками.

– Господи, Барбара, да не пугай ты меня так. У тебя перед грозой сейчас точно змеиный взгляд. Теперь я верю, что ты из породы рептилий. Ты не мигаешь ведь совсем.

Он протянул к ней руки и попытался обнять, но она резко отстранилась от него.

– Не надо, Михаил Алексеевич.

– Ну, что с тобой? Что? – он опустился на деревянный пол и обнял её за колени. – Я не могу есть, спать, ходить. Варя, я даже дышать без тебя не могу.

– Она поубивала лопатой всех моих змей, – прошептала Барбара.

– Кто? Зачем? Что ты такое говоришь?

– Пока я была с тобой, мать Натальи убила всех моих змей.

– Как? Зачем? Разве они ей мешали?

– Они не могли ей мешать. Они жили в закрытой клетке. Они едят раз в две недели. Перед уходом я их покормила. Наташа должна была их только изредка поить водой. И всё! Чем они ей помешали? А эта старая гадина выпустила их из клетки на заднем дворе и порубила лопатой. Всех!

Она посмотрела на Гладышева глазами, полными слёз.

– О, господи, как это чудовищно! Но, зачем она так?

– Ей показалось, что они все выберутся из клетки и приползут к ней в кровать. И она решила их убить. Но, на самом деле, она сделала это лишь потому, что просто напросто ненавидит меня. Если бы ты знал, как она глядела на меня, когда я вернулась утром.

– Зачем же ты ушла?

– Так было надо… Не спрашивай, Миша.

– Я схожу с ума без тебя…

– Анна Генриховна не уйдёт от возмездия.

После этих её слов потемневшие деревья озарились первой стрелой молнии, криво распоровшей пространство. А через мгновение ударил раскатистый гром.

– Она не уйдет от возмездия… – злым шепотом повторила Барбара.

– Ну, хорошо же. Пойдём сейчас ко мне. Зачем ты написала ту глупую записку? В ней всё неправда…

– Я бы и сейчас ушла, куда глаза глядят, но мне некуда идти, – казалось, она не слушает его. – Казимир велел мне дожидаться его в доме Борисовых.

– От него пришла телеграмма? – Михаил напрягся, с тревогой глядя на её точеный профиль.

– Нет. И это меня тревожит ещё сильнее.

– Почему?

– Потому, что он может приехать совершенно неожиданно. Это в его духе. Нагрянуть, словно гром среди ясного неба.

– И пусть! – с жаром возразил он. – Мы уже будем далеко от этих мест. Я всё продумал. Слышишь?

В ответ она вновь с грустью покачала головой:

– Ты не понимаешь, о чём говоришь.

– Ну, отчего же? Я поеду в Петербург и сниму со счёта деньги. Мы встретимся на Варшавском вокзале и сразу же уедем в Париж. Мы поедем на самом лучшем поезде. Знаешь, туда сейчас ходит тот самый, знаменитый «Норд-экспресс». В нём купе сделаны, как комнаты. Есть своя уборная, спальня и гардероб. Есть там, говорят, и ресторация. На колесах! Варенька, мы будем ехать с тобой и смотреть на темный лес за окном. И нам уже не будет страшно, как сейчас. Нас никто не догонит. Мы всюду будем инкогнито. А может, возьмем на время чужие фамилии. Я что-нибудь придумаю. Мы затеряемся в Европе. И лишь спустя несколько лет потребуем у наших бывших спутников официального развода.

– Ты не понимаешь, о чём говоришь… Он никогда не даст мне развода. Он не отпустит меня. И он… Он очень страшный человек. Поверь мне. Он просто выследит нас и уничтожит. Пойми ты!

– Ничего подобного. Руки коротки. Земля большая. Нас никто не найдёт.

Молния вновь ударила где-то совсем близко с беседкой, а далее раздался трескучий удар грома.

– Варенька, милая, я люблю тебя. Люблю больше жизни. Вся жизнь без тебя мне уже не мила, – он протянул руки, стараясь её обнять.

Тьма в беседке сгустилась. Очередной разряд упал на землю, сверкнув так, что воздух вокруг словно бы наполнился электричеством. И в эти минуты ему показалось, что вполне себе осязаемая плоть его возлюбленной вдруг стала медленно таять и превращаться в пустоту, в лёгкий дым, струящийся со скамьи на пол. У Гладышева перехватило дыхание, и закружилась голова. Он отпрянул в сторону, чуть не свалившись со скамьи. А когда дым растаял, то лавка, на которой сидела Барбара, оказалась пустой. Он медленно перевел глаза на стол. Извиваясь гибким телом, по деревянным доскам столешницы ползла чёрная змея.

Он не сумел сдержать брани, сорвавшейся с языка. Но этот крик растворился в новом раскате грома. А за беседкой образовалась стена проливного дождя.

* * *

– Опять эти фокусы, вашу мать! – он высунул голову из беседки и попытался всмотреться в бушующую за порогом стихию.

Ливень лил как из ведра, а пространство вокруг казалось таким чёрным, что невозможно было разглядеть ни одного предмета, даже на расстоянии вытянутой руки.

– Барбара! – крикнул он в темноту, но его крик заглушил шум отвесного дождя. – Барбара, ну куда же ты делась?!

Он стукнул кулаком по столу и ещё раз от души выругался.

* * *

Домой он вернулся часа через полтора, когда ливень окончательно успокоился, и небо над Никольским просветлело. Дождевая тьма сошла на нет, уступив место Белой Гатчинской ночи. Летний костюм его промок до нитки. Часом ранее он бегал прямо под дождём и искал пропавшую Барбару.

«Зачем ты так со мной? Чем я заслужил подобные мистификации? Я же не полицейский, чтобы исчезать передо мною со всей помпой – с дымом и змеями, – от обиды у него выступили на глазах слёзы. – Видимо, твой муженек научил тебя таким подлым трюкам. Вам бы обоим только в цирке выступать. Как же всё гадко…»

Ночью он спал довольно скверно – ворочаясь с боку на бок. Ему показалось, что он подхватил простуду, и началась лихорадка. Так или иначе, но в темноте, прямо на постели, ему всюду мерещились чёрные змеи, либо куски, порубленных лопатой змей. И всё это жуткое непотребство извивалось у него прямо на подушке и простынях. А он силился поднять голову, чтобы пойти и принести непрошеным гостьям блюдце с молоком.

Утром он чувствовал себя ослабленным – сильно болела голова. С трудом переборов немощь, он всё же заставил себя подняться, чтобы попить крепкого чая с мёдом.

– Я определенно захворал, – с унынием думал он. – Только бы сама Варвара не подхватила вчера простуду.

Почти до обеда он провалялся в постели, лишь прислушиваясь к шуму летнего дня за окном.

«Как же мне уговорить её, ехать со мною в Париж, – думал он. – Ведь медлить совсем нельзя. Мы должны с ней и вправду поторопиться, пока не вернулся её „пожиратель эктоплазмы“».

При мыслях об этой мистической субстанции его затошнило.

«Барбара, я должен тебя украсть. Ты будешь всю жизнь несчастна с этим стариком. Вы с ним совсем не пара…»

Ближе к вечеру он с трудом поднялся на ноги и пошёл одеваться.

«Я должен её увидеть, – думал он. – Мне бы только остаться с ней наедине. Нам нельзя медлить. Скорее бы прошла моя простуда. Как не кстати-то всё».

Подходя к дому Борисовых, он слышал шум, смех и радостное веселье. Из открытого окна звучал граммофон.

«Как же я забыл, – вспомнил он. – Ведь сегодня к Борисовым должна была приехать какая-то их родственница. Чья-то племянница… То ли Натальи, то ли Юрия. Бог её знает. Да и какое мне, в сущности, дело? Мне бы только улучить хоть несколько минут и позвать Барбару в лес или на реку».

Вся знакомая компания сидела на двух лавках, выставленных возле дома. Но Барбара вновь отчего-то отсутствовала. Зато, вместо нее, прямо напротив святого семейства стояла юная девушка, одетая в розовое платье и кокетливую соломенную шляпку. Гладышев сначала скользнул по ней довольно равнодушным взглядом, а после отчего-то не смог слишком быстро отвести от гостьи своих любопытных глаз.

Это была совсем молоденькая и стройная шатенка с густыми волосами, спадающими вольными локонами на грудь. Да, это была очень миловидная девица, если не сказать более – она казалась именно прекрасной. Тонкие черты породистого лица выглядели очень правильными, почти классическими, если бы не чуть вздернутая форма маленького носа. Поражали красотой и её яркие, светло серые глаза, осененные густыми ресницами и летящими бровками. Завершали сие безукоризненное творение маленькие, почти детские губы, которые постоянно растягивались в смешливой улыбке, открывая ряд белоснежных зубов.