– Мы сняли с Казимиром квартиру на Гороховой. А потом он оставил меня одну и пошёл договариваться о встрече со знаменитой питерской ведьмой. Её аудиенции мы ждали три дня. Кстати, как только Казимир оставил меня, и ушёл договариваться о нашем визите, я решила принять ванну. Я намылила голову, как это делала много раз, и закрыла глаза. И в тот же момент я почувствовала какие-то касания. Чьи-то руки трогали мои волосы, шею и грудь. И руки эти казались мне ледяными. И мыло… Мыло в тот же момент запахло тем самым, мёртвым цветком. И шепот… этот гадкий сладострастный шепот.

– Что он говорил?

– Он говорил: «ты моя» и прикасался к моим соскам, отчего те каменели, словно от кусочков льда, а по телу бежали мурашки… Стыдно сказать, но в эти минуты я вновь почти физически желала своего палача.

– Мерзкая скотина этот твой Сотников!

– Я сдержалась и не стала кричать. Я смыла голову водой и открыла глаза. Рядом со мной никого не оказалось. Но мой незримый враг подал мне явный знак. После его ухода, я словно обреченная, надела на себя чистую рубаху и легла на кровать, ждать своей смерти.

– Господи, девочка моя, да что же это такое!

– Не кричи, Мишенька. Я жива и я сижу сейчас перед тобою.

– Но, что только тебе пришлось испытать! Это же уму непостижимо.

– Меня спасли… И я очень надеюсь, что теперь мне ничто уже не угрожает. По крайней мере, с тех пор прошло уже пять лет, и Сотников пропал из моей яви. Пропал он и из моих снов.

– Кто же сумел его прогнать?

– Обо всём по-порядку. В тот день Казимир вернулся ближе к вечеру и сказал, что надо подождать три дня. За это трехдневное ожидание я была чудовищно измучена. И выглядела к концу срока, словно собственная тень. Поверь, я была настолько слаба, что мне уже совсем не хотелось двигаться. Мне стало казаться, что жизнь из меня вытекает по капле, и с каждым днём я становилась всё отстраненнее от всего происходящего. По глазам Казимира я видела, что он напуган теми изменениями, что происходили тогда со мной. Я таяла буквально на глазах. Когда мы поехали к ведьме, Казимир нёс меня уже на руках. И, знаешь, был момент, когда я бессознательно, сама начала тянуться к смерти. И тяга эта походила на страшную плотскую тягу. Казалось, что зов смерти похож на сильное вожделение, и стоит сделать лишь шаг, и сразу за ним меня ждёт высший триумф сладострастия…

– Когда я всё это слышу, мне становится просто невыносимо. Как жаль, что меня не было рядом.

В ответ она лишь улыбнулась.

– Итак, ведьму в миру звали Александра Фёдоровна. У неё даже была звучная и старинная дворянская фамилия – Сумарокова. А в среде петербургских ведьм её все звали не иначе как Алеста. Это кельтское имя.

– Вот даже как?

– Да, она жила на Васильевском острове. Её обширная и хорошо меблированная квартира занимала два этажа одного из респектабельных доходных домов, на Линиях. Когда мы добрались до неё, я еле стояла на ногах, поддерживаемая за плечи Казимиром. Александра Федоровна, как только увидела меня, сразу же всё оценила правильно. Она приказала отнести меня в одну из своих спален, а сама присела рядом. Сквозь туман я с трудом разглядывала её черты. Это была высокая и статная женщина, лет сорока, одетая в дорогое темное платье. На её шее поблескивало небольшое бриллиантовое колье. Скромное по виду, но чудовищно дорогое. Чёрные вьющиеся волосы обрамляли довольно миловидное, но вместе с тем строгое лицо. Тонкие черты становились резче, а глаза темнее, когда она была обеспокоена или немного задумчива. Когда же она вела непринужденные беседы, то её лицо казалось просто красивым. Эдакая светская львица и завсегдатай Петербургских салонов и шумных балов. Она была поистине очаровательна. Если бы я увидела её в свете, то никогда бы не догадалась, что эта модно одетая и шикарная дама является на деле настоящей ведьмой и предводительницей ковена питерских ведьм.

Но все черты её прекрасного лица я рассмотрела намного позже, тогда, когда смогла уже вполне осмысленно на всё взирать. А в первые часы нашей встречи я была уже настолько слаба, что у меня в глазах двоились все образы, и мое сознание порой уже летало где-то рядом, но не в теле. Я помню, что почти не слушала Алесту, а с любопытством рассматривала красивую мебель и золотисто-зелёные стеклянные витражи. Надобно сказать, что её огромная квартира была отделана в стиле Модерн и Ар-деко.

И всё бы ничего, если бы среди собственного полубреда я вновь не увидела призрак Сотникова. На этот раз он уже стоял возле кровати, на которую меня уложила Александра Федоровна, и был одет в торжественный фрак. Да, этот негодяй был одет в свадебный фрак! И он ждал меня. Где-то, на периферии моего затуманенного сознания предо мною открылась параллельная картина совсем иной реальности. Я увидела старое кладбище, залитое ярким лунным светом, огромные деревья, мостик через небольшую чёрную речку и дорогу. Дорогу, которая манила меня, а сам Сотников протягивал ко мне правую руку, и в его лице было столько торжества, покоя и власти, что я готова была уже встать с кровати и послушно следовать за ним.

Алеста внимательно посмотрела мне в глаза, а после резко обернулась в сторону Сотникова. Он был невидим нынче для всех, даже для Казимира, и уж тем паче для прислуги. Его видели только я и Алеста.

Она резко изменилась в лице и попросила всех, включая Казимира, покинуть спальню. Потом она достала из старинного футляра какой-то кривой кинжал и, словно хищная птица, вдруг крикнула нечто, совсем непохожее на человеческий язык. А после ударила кинжалом по тому месту, где стоял Сотников. Я почувствовала, как стены комнаты дрогнули, и тут же пропала та, вторая реальность, где ждала меня дорога в потусторонний мир. Мне даже показалось, что лицо Сотникова исказила ужасная гримаса, он взвыл и улетел в тот самый лес, унёсся туда со свистом, словно бы какой-то неведомый вихрь утащил его в саму Преисподнюю.

Как только он исчез, сознание почти сразу вернулось в меня, а мой взгляд стал осмысленнее, а тело стало ощущаться как прежде. Только ещё таилась во мне сильная слабость. Я видела, как ведьма наклонилась ко мне близко, и в тот же момент её лицо изменилось до неузнаваемости. Передо мною сидела очень старая, почти древняя старуха, и взгляд ее угольных глаз казался зловещим.

– Я отогнала этого любодея от тебя, – прошептала она.

– Спасибо, – отвечала я.

– Рано меня благодарить, ибо это ненадолго. Здесь, при свете дня, моя сила против него не столь велика. Он тоже сильный колдун. Я знала его в прошлых жизнях. Нужен обряд. И пройдёт он на кладбище. Ты готова?

– Да, я готова, – согласилась я.

– Но прежде чем я освобожу тебя от этого мерзавца, ты должна понять, что этот обряд имеет высокую цену.

– Какую? Мы с Казимиром можем собрать эту сумму. Или он займет у кого-нибудь.

– Разве дело в деньгах? Мне не нужны деньги. И тем силам, которые я представляю, они тоже не нужны.

– А что же нужно?

– Твой ребенок.

– Ну, у нас нет с Казимиром детей.

– Их и не будет. Я забираю у тебя эту возможность. У вас никогда не будет общих детей. Это та самая цена, которую ты должна будешь заплатить за собственную жизнь.

– Разве у меня есть выбор?

– Теперь уже нет. Если мы не проведем обряд, то жить тебе останется не более, чем до рассвета.

* * *

– Господи, Барбара, чем дольше я тебя слушаю, тем сильнее шевелятся волосы у меня на голове. Неужели же всё это правда?

– Для тебя, Миша, все, что я рассказываю, может, показаться полным бредом или сказкой, однако, для меня это всё было самой, что ни на есть реальностью. Причём, совершенно чудовищной.

– Ну, хорошо, что же было далее?

– А далее она, получив мое согласие, обвела ножом круг возле кровати, читая какие-то заклинания, и сказала мне немного поспать, чтобы я набралась сил. Когда она выходила из комнаты, её лицо уже стало прежним – молодым и красивым.

А я действительно заснула и проспала без сновидений до самого вечера. Как только проснулась, я уже самостоятельно встала с кровати и шатающейся походкой сходила в уборную. Служанка принесла мне стакан какао и бутерброд. Потом ко мне заглянул Казимир и подбодрил меня. Он рад был тому, что я начала пить и есть.

Ближе к ночи Алеста надела на себя чёрное платье, а поверх него накинула тёмный плащ. Я, Алеста, Казимир и ещё две незнакомые дамы, помощницы Александры Фёдоровны, вместе поехали в сторону Смоленского православного кладбища. Ехали мы недолго. Ещё в карете, в лучах полной луны, я видела, как менялся облик Александры Фёдоровны – из молодой и красивой женщины она вновь превратилась в древнюю старуху, похожую на ведьму из страшной сказки. И только блеск её глаз оставался всё еще молодым и не таил ровно никакой злобы.

А дальше, Миша, я помню всё довольно смутно. Мы долго шли между могил со старыми, покосившимися от времени крестами. Наш путь освещал масляный фонарь. На улице стоял сентябрь, и недавно прошёл дождь. По дороге я вдыхала запахи свежей земли, мокрого дерева, опавших листьев и аромат белых хризантем. И мне вновь делалось страшно. Мне казалось, что во тьме вслед за нами бредёт бледный призрак навязчивого Сотникова. Мы дошли до старой, заброшенной часовни. Алеста отомкнула ключом дверь, она отворилась со страшным скрипом. Из часовни пахнуло сыростью и тленом. Ведьма зашла туда и вышла с большим серебряным кубком, все стороны которого были расписаны змеиным узором.

– На этом кубке изображен Готландский змей. Он покровительствует нам в магии, – торжественно произнесла Алеста.

Еще по дороге Казимир волновался о том, что на обряде будут присутствовать лишь три настоящих ведьмы. Он, верно, хотел собрать их чертову дюжину, дабы они справились с моим новоиспеченным женихом, но Алеста уверила его в том, что они и трое справятся с этой задачей. Она вынула из котомки два мешка и бутылку с вином. В одном из мешков было две чёрные курицы, в другом оказались ядовитые змеи. А потом начался сам обряд. На небольшой полянке, расположенной возле часовни, ведьма прямо ножом начертала на земле пентаграмму. А после в жертву принесли двух куриц, окропив их кровью центр магической фигуры. Алеста громко выкрикивала слова древнего заклинания, призывая на помощь тёмные силы. Ей вторили две другие ведьмы. А я стояла рядом ни жива ни мертва. Казимир ужасно нервничал – все эти события просто на глазах состарили его, добавив ему кучу седых волос. Потом, усиливая заклинание, Алеста призвала к себе дух Николая Ивановича. И представь себе, он явился. Он оказался в самом центре пентаграммы. Его образ постоянно менялся – он, то становился бледным и сизым, словно речной пар, то уплотнялся почти до человеческой формы. И в эти самые минуты я видела, насколько же изменилось выражение его лица.

– Что с ним стало? – хриплым голосом спросил Гладышев.

– Он выглядел то злым, то печальным и растерянным. Он даже пытался что-то бормотать. Но Алеста прервала его жалостливые просьбы. Каким-то страшным заклинанием она пригвоздила его к центру магической фигуры. И как не дёргался, он не мог сдвинуться и с места. Потом ведьма достала из мешка длинную и толстую змею и, наполнив Готландский кубок вином, отрезала у змеи голову, а змеиную кровь вылила в кубок с вином, а хвост змеи кинула в сторону Сотникова. Он заорал так, что вороны на кладбищенских деревьях взмыли в ночное небо. И это не был крик человека. Миша, это даже не был крик животного. Так могло кричать лишь какое-то чудовище, обитающее в Преисподней.

– О, боже, Барбара, как ты это всё вынесла?

– Я не знаю, Миша. У меня просто не было выбора. Вместе с криком на том месте, где стоял Сотников, разверзлась земля, и он улетел в огромную яму. И эта яма, Миша, была полна змей. Потом Алеста подлетела ко мне и, протянув кубок, заставила меня выпить. Я пила это вино, и с каждым глотком ко мне всё больше возвращались силы. Я была спасена. А ведьма надела на меня свой амулет – голову Горгоны со змеями. И велела не снимать его сорок дней. А потом всегда хранить где-то рядом.

– А сейчас он где?

– В моей сумке.