Я бросила тебя на целый месяц, но, честно говоря, у нас так мало новостей, что я просто не могу найти что-то интересное, чтобы писать тебе каждый день. В. П. прибыли 13 июля. Мы думали, что они будут 14-го, но между 13 и 16 июля немцы рассылали повестки направо и налево, что создавало все больше и больше беспорядков, так что они решили, что для безопасности лучше на день раньше, чем днем позже. В девять тридцать утра (мы еще завтракали) пришел Петер, сын В. П., ему нет еще шестнадцати, довольно тихий, застенчивый и неуклюжий молодой человек; трудно многого ожидать от его компании. Господин и госпожа В. П. прибыли через полчаса; и мы повеселились, увидев, что в шляпной коробке у нее был большой ночной горшок. «Я нигде не чувствую себя как дома без своего туалета, – заявила она, так что он стал первой вещью, которая нашла постоянное пристанище под ее тахтой. Господин В. П. своего не принес, но принес под мышкой складной чайный столик. С того дня, как они появились здесь, мы все вместе уютно кушали, а через три дня казалось, будто мы семеро были одной большой семьей. Естественно, В. П. смогли многое рассказать нам о той дополнительной неделе, которую они провели в обитаемом мире. Среди прочего нам было очень интересно узнать, что случилось с нашим домом и с господином Гольдшмидтом. Вот что нам рассказал господин В. П.

«Господин Гольдшмидт позвонил мне в девять часов утра в понедельник по телефону и спросил, могу ли я приехать. Я немедленно отправился к нему и нашел Г. в состоянии сильного волнения. Он дал мне прочитать письмо, оставленное Франками, и собирался отнести кошку к соседям, как говорилось в письме, что меня порадовало. Господин Г. боялся, что в доме будет обыск, поэтому мы прошлись по всем комнатам, немного прибрались и убрали со стола. И вдруг я обнаружил на столе госпожи Франк адресную книжку, где было написано Маастрихт ^[5]. Хотя я знал, что это было сделано нарочно, я притворился, что очень удивлен и потрясен, и попросил господина Г. немедленно разорвать этот злосчастный клочок бумаги. Я все время делал вид, что ничего не знаю о вашем исчезновении, но, когда я увидел бумагу, меня вдруг осенило. «Господин Г., – сказал я, – до меня только что дошло, к чему может относиться этот адрес. Я очень ясно помню, как около полугода назад я видел в офисе высокопоставленного офицера, он, похоже, очень хорошо относился к господину Ф. и предложил ему помощь в случае необходимости. А он действительно жил в Маастрихте. Я думаю, что он, должно быть, сдержал свое слово и каким-то образом сумел забрать с собой господина Ф. в Бельгию, а затем в Швейцарию. Надо рассказать об этом всем друзьям, кто спрашивает, не упоминая, конечно, Маастрихт».

С этими словами я вышел из дома. Большинство ваших друзей уже знают об этом, потому что я слышал это уже несколько раз от разных людей». Нас очень позабавила эта история, и тогда господин В. П. сообщил нам дополнительные подробности и снова посмеялся над тем, как люди могут дать волю своему воображению.

Одна семья с Мерведеплейн ^[6] видела, как мы вчетвером проезжали на велосипедах очень рано утром, а другая леди совершенно точно знала, что нас забрала военная машина посреди ночи.

Твоя Анна

Пятница, 21 августа 1942 года

Дорогая-предорогая Китти!

Теперь вход в наше убежище надежно замаскирован. Господин Кюглер решил, что лучше поставить шкаф перед нашей дверью (потому что во многих домах ищут спрятанные велосипеды), но, конечно же, это должен быть передвижной шкаф, который может открываться, как дверь.

Господин Воскуйл все это сделал; но сначала стены коридора нужно было оклеить обоями. (Мы уже посвятили господина Воскуйла в нашу тайну, тут уж ничего не поделать.) Если мы хотим спуститься вниз по лестнице, то сначала мы должны наклониться, а затем прыгнуть. Первые 3 дня мы все ходили с шишками на лбу, потому что мы бились о низкий дверной проем. Так вот, Петер сделал его как можно мягче, прибив к верхней части двери ткань, набитую древесными стружками. Что ж, посмотрим, поможет ли это! Я сейчас мало занимаюсь, устроила себе каникулы до сентября. Потом папа собирается давать мне уроки, но сначала нам нужно снова купить все учебники.

Мип и Ян заходили к Г., чтобы принести еще немного нашей одежды, но все платяные шкафы оказались пустыми. Г. сказал, что не может понять, как мы ухитрялись поесть напоследок, так как в доме осталась только одна тарелка и одна чашка. Разве это не ужасно? Черт знает что он сделал с нашими вещами, с его стороны было подло ничего не дать Мип. Нельзя представить, что он боялся передать наши вещи незнакомому человеку, потому что он очень хорошо знает Мип. Мы были очень возмущены, но ничего не могли с этим поделать.

Погода прекрасная, и, несмотря ни на что, мы максимально пользуемся этим, лежа на раскладушке на чердаке.

Петер все равно мне не очень нравится, он такой скучный, что половину времени лениво валяется на кровати, немного столярничает, а затем возвращается, чтобы еще раз вздремнуть. Какой дурак!

Твоя Анна

Среда, 2 сентября 1942 года

Дорогая Китти!

Между господином и госпожой В. П. произошла потрясающая ссора, никогда раньше я не видела ничего подобного. Маме с папой и в голову не придет кричать друг на друга. Причина была настолько незначительной, что все стало пустой тратой времени, но это уж как кому нравится.

Конечно, Петеру очень неприятно, он должен стоять в стороне, ведь его никто не воспринимает всерьез, но он такой ужасно обидчивый и ленивый. Вчера он сильно расстроился, когда обнаружил, что у него язык синий, а не красный; это необычное явление природы исчезло так же быстро, как и появилось. Сегодня он ходит в толстом шарфе, так как у него не гнется шея, к тому же «милорд» жалуется на люмбаго. Боли в сердце, в почках и легких для него тоже не редкость, он настоящий ипохондрик (так называют подобных людей, правда?).

Между мамой и госпожой В. П. не все гладко, причин для неприятностей предостаточно, приведу один пример, расскажу тебе, что госпожа В. П. взяла себе три простыни из общего бельевого шкафа, она считает само собой разумеющимся, что мамины простыни для всех нас. И каково же будет ее удивление, когда она обнаружит, что мама последовала ее хорошему примеру.

Кроме того, она очень волнуется насчет того, что используется ее обеденный сервиз, а не наш. Она всегда пытается узнать, куда мы положили наши тарелки; они в картонной коробке за кучами рекламного хлама «Опекты» на чердаке. Пока мы здесь, с наших тарелок не едят, и это замечательно!

Мне всегда не везет; вчера я разбила одну из суповых тарелок госпожи В. П. на тысячу осколков. «О, – сердито сказала она, – не могла ли ты быть хоть как-то поосторожнее, это единственное, что у меня осталось». Пожалуйста, имей в виду, дорогая Китти, что две здешние леди ужасно говорят по-голландски. (Ничего не смею сказать о джентльменах, потому что они бы очень обиделись.) Если бы ты могла слышать их пререкания, то лопнула бы от смеха; мы уже не обращаем на это внимания, поправлять их тоже бесполезно, когда я буду писать о маме или госпоже В. П., я не буду повторять их настоящие слова, а переведу их на правильный голландский язык. На прошлой неделе у нас был небольшой перерыв в нашей однообразной жизни, это случилось из-за книги о женщинах и Петера. Во-первых, я должна тебе сказать, что Марго и Петеру разрешено читать почти все книги, которые господин Клейман приносит нам, но взрослые придержали эту конкретную книгу о женщинах. И у Петера тут же вспыхнуло любопытство. Что там такого было в этой книге, что им двоим не разрешали ее читать? Он схватил книгу, пока его мать разговаривала внизу, и исчез с ней на чердаке. Все шло хорошо в течение двух дней, его мать знала, что он делает, но никому не говорила, пока это не выяснил господин В. П. Он очень рассердился, отобрал книгу и решил, что дело с концом. Однако он не учел любопытства сына, которое скорее усиливалось, чем угасало из-за отношения отца.

Петер, полный решимости дочитать, придумал, как заполучить эту захватывающую книгу. Тем временем госпожа В. П. спросила маму, что она думает обо всем этом, мама считала, что книга не подходит для Марго, но она не видела ничего плохого в том, чтобы дать ее прочитать ей. «Существует большая разница, госпожа В. П., – сказала мама, – между Марго и Петером. Во-первых, Марго девочка, а девочки всегда взрослее мальчиков, во‑вторых, Марго прочитала довольно много серьезных книг и не отправляется на поиски вещей, которые ей уже не запрещают, и, в‑третьих, Марго намного более развитая и умная, о чем свидетельствует тот факт, что она учится в четвертом классе школы». Госпожа В. П. согласилась, но все же считала принципиально неправильным давать детям читать книги, написанные для взрослых.

Тем временем Петер выбрал время, когда никто не беспокоился ни о нем, ни о книге: семь тридцать вечера – тогда все были в личном кабинете и слушали радио. В этот момент он снова отнес свое сокровище на чердак. Ему следовало снова спуститься вниз к половине восьмого, но книга была настолько захватывающей, что он забыл о времени и только начал спускаться вниз, когда его отец пришел в комнату. Можешь представить последствия – со шлепками и хлопаньем книги о стол, а Петер-то был на чердаке. Вот как обстояли дела, когда мы сели за стол. Петер остался наверху – о нем никто не беспокоился, и ему пришлось лечь спать без ужина. Мы продолжали есть, весело болтая, как вдруг услышали пронзительный свист; мы все перестали есть и, побледнев, начали переглядываться. Затем мы услышали голос Петера, который доносился вниз через дымоход: «Говорю же, я все равно не спущусь».

Господин В. П. вскочил на ноги, салфетка упала на пол, лицо побагровело, и он закричал: «С меня хватит».

Папа взял его под руку, боясь, что что-то может случиться, и они вдвоем пошли на чердак; после большого сопротивления и топания Петер оказался в своей комнате с закрытой дверью, и мы продолжили есть. Госпожа В. П. хотела оставить кусок хлеба для милого мальчика, но его отец твердо стоял на своем: «Если он не извинится в ближайшее время, ему придется спать на чердаке». Раздались громкие протесты со стороны остальных, потому что мы думали, что отсутствие ужина было вполне достаточным наказанием, к тому же Петер мог простудиться, а мы не могли вызвать врача.

Петер не извинился; он опять был на чердаке, В. П. больше ничего не предпринимал по этому поводу, но я заметила на следующее утро, что кровать Петера смята, Петер вернулся на чердак в семь часов, но папе удалось с помощью нескольких дружеских слов уговорить его спуститься еще раз. Кислые лица и упорное молчание в течение трех дней, и все снова пошло гладко.

Твоя Анна

Понедельник, 21 сентября 1942 года

Дорогая Китти!

Сегодня я расскажу тебе наши основные новости. Над моим диваном повесили небольшой светильник с веревочкой, за которую я смогу дернуть, когда начнется стрельба. Сейчас я им не пользуюсь, потому что наше окно всегда слегка приоткрыто.

Мужская часть семьи В. П. сделала очень удобный лакированный шкаф с настоящими москитными сетками. Этот великолепный предмет раньше стоял в комнате Петера, но для лучшей вентиляции его перенесли на чердак. Госпожа В. П. невыносима. Я только и слышу, как она «взрывается» в ответ на мою непрерывную болтовню. Но я не обращаю внимания на то, что она говорит! Время от времени мы получаем новости о других евреях, к сожалению, дела у них идут плохо. Например, девочку, которую я знаю, из моего класса, увезли вместе с семьей. Господин Клейман каждую неделю приносит мне несколько специальных книг, я в восторге от серии «Йооп тер Хойл» ^[7]. Мне очень нравится все у Сисси ван Марксвельдт, и я прочитала «Летнее безумие» (een Zomerzotheid) четыре раза и до сих пор смеюсь над некоторыми нелепыми ситуациями, которые там описаны.