Малышка теперь сидела на корточках за грушей, с прищуром всматриваясь вдаль. Она как сфинкс, подумала Мелена, как каменное чудище. На лицо Эльфабе села муха, пробежала по переносице, но девочка не дрогнула и не шевельнулась. Однако в следующее мгновение девочка внезапно подскочила и сделала большой прыжок вперёд: голый зелёный котёнок, преследующий невидимую бабочку.

– А что с ребёнком?

– Мелена, ей нужно встретиться с другими детьми. Она начнёт понемногу говорить, если увидит, как болтают другие крошки.

– На деле от разговоров между детьми толку мало.

– Не мели языком попусту. Ты же сама понимаешь, что ей нужно привыкнуть к другим людям, кроме нас. Ей в любом случае придётся нелегко, если только она не перелиняет с возрастом из своей зелёной кожи. Ей надо учиться разговаривать. Ты же видишь, я пытаюсь приучить её к работе по дому, пою ей детские песенки. Почему она не отзывается, как другие дети, Мелена?

– Она плохо соображает. С детьми такое бывает.

– Ей бы начать играть с другими щеночками. Они научат её веселиться.

– Честно говоря, вряд ли Фрекс хочет, чтобы его дочь была очень весёлой, – сказала Мелена. – Он считает, что в нашем мире чересчур большое значение придают веселью и развлечениям. И в этом я с ним согласна.

– О, так ваши кувыркания с Черепашьим Сердцем – это не развлечения, это вы в молитвах упражняетесь?

– Я же просила не ёрничать!

Мелена вернулась к стирке, раздражённо выжимая мокрое полотенце. Няня вновь и вновь, как будто с умыслом, возвращалась к этой теме. Но на деле старуха угадала. Черепашье Сердце заходил в тёмную прохладу домика, когда Мелена успевала устать от утренней работы в огороде, и от его присутствия её окутывало ощущение чистоты и святости. С ним в постели она избавлялась не только от исподнего, но и от извечного чувства стыда, которое полностью покидало её, когда они лежали вдвоём на простынях, силясь отдышаться.

Мелена сознавала, что это никак не сообразуется с общественной моралью. Тем не менее, даже представ перед трибуналом унионистских священников, обвиняющих её в прелюбодеянии, она сказала бы правду. Каким-то чудом Черепашье Сердце спас её, вернул ей надежду на лучшее будущее, веру в благодать этого мира. Её вера в добрый и милостивый мир разбилась вдребезги после рождения зелёного младенца. Такой ребёнок был несоразмерным наказанием за грех столь незначительный, что она даже не помнила, совершила ли его.

Её спас даже не секс, хотя и близость у них двоих была пугающе страстной. Куда более важным было то, что Черепашье Сердце не смущался Фрекса и не сторонился маленькой страшной Эльфабы. В дальнем углу двора он устроил мастерскую, где выдувал и шлифовал стекло, будто сама судьба привела его сюда лишь ради спасения Мелены. Куда бы он ни направлялся изначально, его цель давно была забыта.

– Хорошо, старая надоеда, – сдалась Мелена. – Что же ты предлагаешь?

– Мы должны отвести Эльфи в Раш-Маргинс, чтобы она могла играть там со сверстниками.

Мелена в изумлении осела на землю.

– Ты что, шутишь? – воскликнула она. – Пусть Эльфаба медленно развивается, по крайней мере она жива и здорова! Может, я и отношусь к ней без особой нежности, но зато кормлю её и слежу, чтобы она себе не навредила! Разве это не жестоко – выпихивать её во внешний мир? С такой кожей её с ходу задразнят и замучают. Дети злее взрослых, они не понимают, когда стоит остановиться. Уж проще было бы сразу бросить её в озеро, которого она так боится.

– Нет, нет, нет, – замотала головой няня и упёрла в колени пухлые кулаки. Она даже голос понизила. – Вот на этом, Мелена, я буду настаивать до упора. Со временем ты сама поймёшь, что я была права. Послушай меня. Послушай. Ты всего лишь избалованная дочка богатых родителей. Ты порхала с уроков музыки на уроки танцев, и соседские дети были такие же богатенькие дурачки. Конечно, мир жесток. Но Эльфаба должна понять, кто она, и ей лучше столкнуться с тяготами мира пораньше. Да и то, скорее всего, их будет меньше, чем ты ожидаешь.

– Не смей говорить со мной свысока. Я этого не потерплю.

– А я не отступлюсь, – возразила няня не менее яростно. – У меня вы обе как на ладони, я видела, как складывалась твоя жизнь. И поверь мне – если ты не вооружишь её против чужого презрения, то и сама будешь мучиться, и её сделаешь навеки несчастной.

– И как общение с грязными оборванцами из Раш-Маргинс поможет ей вооружиться против презрения?

– Она научится веселиться. Смеяться. Относиться к жизни с юмором.

– Да неужели!

– Мне ведь есть чем тебя припугнуть, Мелена, – продолжила гнуть своё няня. – Вот пойду сегодня в Раш-Маргинс, узнаю, где у Фрекса теперь идут проповеди, да и шепну ему пару слов. Как-то ему понравится узнать, чем заняты дома его жена с Черепашьим Сердцем, пока он внушает деревенским грешникам праведные мысли о боге?

– Ах ты дрянная старуха! Это просто подло! – вскричала Мелена.

Няня гордо улыбнулась.

– Завтра же, – объявила она, – завтра мы пойдём показывать Эльфабу миру.

С утра с холмов налетел резкий беспощадный ветер, принялся играть опавшими листьями и остатками жухлой ботвы на огородах. Няня укутала полные плечи шалью и надвинула чепец на самый лоб. Ей везде мерещились крадущиеся чудовища, она поминутно озиралась по сторонам, но в подлеске среди палой листвы не мелькало никого крупнее кошки или лисицы.

Няня подобрала терновую палку, будто бы для опоры, чтобы перебираться через камни и канавы – но на деле в качестве возможного оружия против голодного зверя.

– Тут такия сушь и холод, – бормотала она больше для себя, чем для слушателей. – И так мало дождей! Конечно, в таких условиях никаких хищников в холмах не будет. Но всё-таки не убегай вперёд, пойдём все вместе, слышишь, зеленушка?

Дальше они шли молча: няня боялась, Мелена злилась из-за того, что ей пришлось пожертвовать своими обычными дневными развлечениями, а Эльфаба вышагивала, ногу за ногу, как заводная игрушка. Озеро обмелело, вода отступила от берегов, и вдоль некоторых шатких причалов можно было пройти посуху по гальке и старым водорослям.

Домик Гонетт был из тёмного камня с прохудившейся соломенной крышей. Из-за больного бедра хозяйка не могла ни тянуть сеть с рыбой, ни обрабатывать, нагнувшись к земле, скудный огород. Поэтому по её двору носилась стайка оборванных детей: они визжали, ссорились и возились в грязи. При виде приближающейся семьи священника Гонетт удивлённо подняла на них взгляд.

– Добрый день! Вы, должно быть, Гонетт, – приветливо сказала няня. Она была только рада зайти в ворота и оказаться в безопасности на чужом дворе, даже рядом с этой убогой лачугой. – Это брат Фрекспар рассказал нам, где вас найти.

– Святая Лурлина, так все слухи – правда! – воскликнула Гонетт, сотворив в сторону маленькой Эльфабы оберегающий знак. – Я думала, это всё гнусные наговоры, – и вот пожалуйста, какая она!

Дети перестали носиться. Там были мальчики и девочки, смуглые и белокожие, одинаково чумазые, и все они заинтересовались новоприбывшей. Они продолжили играть в какую-то игру: то ли что-то перетягивали, то ли кем-то себя воображали, – но в то же время не сводили глаз с Эльфабы.

– Вот Мелена – её вы знаете, конечно. А я вот их няня, – сказала няня. – Очень рады вас видеть.

Она скосила глаза на Мелену и нарочито, со значением кивнула.

– Исключительно рады, – холодно процедила та.

– Мы столько всего хорошего о вас слышали, что пришли за советом, – продолжала няня. – Видите ли, у нашей малышки некоторые трудности, и мы, как ни старались, так и не придумали толком, как нам быть.

Гонетт с подозрительным видом склонилась ближе.

– Она зелёная, – заговорщически шепнула няня. – Вы, конечно, могли этого не заметить – такая она очаровательная крошка. Да и добрых жителей Раш-Маргинс вряд ли смутила бы такая мелочь. Но сама девочка из-за этого очень стесняется. Посмотрите на неё: точь-в-точь маленькая испуганная черепашка. Нам нужно помочь ей выбраться из панциря, стать повеселее, только мы не знаем как.

– Она действительно зелёная, – признала Гонетт. – Неудивительно, что недотёпа Фрекспар так долго не проповедовал. – Она запрокинула голову и рассмеялась хриплым, недобрым смехом. – Но сейчас ему хватило наглости снова вернуться на службу. Да, вот это у мужика яйца!

– Брат Фрекспар, – ледяным тоном прервала её Мелена, – напоминает своим прихожанам о словах Писания: «Никому не дано узнать цвет души». Гонетт, именно эти строки он посоветовал напомнить и тебе.

– Ну, пусть так, – пробормотала Гонетт, смутившись. – Так от меня вы что хотите?

– Чтобы девочка приходила сюда побыть под вашим присмотром, играла, училась понемногу. Вы в этом понимаете больше нашего, – проговорила няня.

«Вот хитрая старая бестия, – подумала Мелена. – Мало того, что она говорит чистую правду, но какими словами её расписывает!»

Они уселись.

– Не знаю, как её примут ребята, – неуверенно нахмурилась Гонетт. – Вы же понимаете, мне бедро не позволит мигом подскочить и остановить их, если они расшалятся.

– Посмотрим. И, конечно, приплатим, чин по чину, Мелена полностью согласна, – пообещала няня.

От её внимания не ускользнул почти пустой огород. Это была истинная бедность.

Старушка подтолкнула Эльфабу к остальным детям:

– Ну, иди, детка, и погляди, что к чему.

Эльфаба стояла на месте как вкопанная. Дети – пять мальчиков и две девочки – приблизились к ней.

– Вот страшилище! – воскликнул мальчик постарше и тронул Эльфабу за плечо.

– Эй, будь повежливее! – оскорбилась Мелена и собралась было подняться на ноги, но няня преградила ей путь рукой.

– Салочки, давайте играть в салочки, – сообразил мальчик. – Кто будет зелёная тля?

– Она, она! – завизжали другие дети и, осалив Эльфабу, бросились во все стороны.

Она неуверенно постояла минуту, опустив сжатые кулаки, затем пробежала несколько шагов и снова остановилась.

– Вот, очень полезная игра, – закивала няня. – Вы, Гонетт, просто умница.

– Я-то своих крошек знаю, – с некоторым самодовольством согласилась Гонетт. – Тут и спорить нечего.

Дети всем шумным стадом снова пронеслись по двору, ещё раз осалили Эльфабу и убежали, но, увидев, что она за ними не гонится, вернулись и окружили её.

– А правду говорят, что у вас поселился лягушонок-квадлинг? – спросила Гонетт. – Он правда ест только траву и навоз?

– Что, простите? – оскорблённо поразилась Мелена.

– Так в народе говорят, – ответила Гонетт.

– Он достойный человек.

– Но он же квадлинг?

– Ну… да.

– Тогда сюда его не приводите, а то они разносят чуму.

– Ничего они не разносят, – отрезала Мелена.

– Эльфи, милая, нельзя так кидаться! – крикнула няня.

– Я что слышала, то и говорю. А вот люди толкуют, что, когда ночью квадлинги засыпают, изо рта у них вылезают души и бродят повсюду.

– Дураки и мелют всякую чушь, – зло и резко огрызнулась Мелена. – Я ни разу не видела, чтобы изо рта нашего гостя во сне выбиралась душа, а возможностей у меня…

– Никаких камней, дорогая! – пронзительно завопила няня. – Смотри, никто больше камни не берёт!

– А вот уже берут, – заметила Гонетт.

– Он самый чуткий человек из всех, кого я знаю, – раздражённо настаивала Мелена.

– Ну, рыбачке от чужой чуткости не шибко много толку, – равнодушно возразила её собеседница. – А как священнику и его жене – ну уж не знаю.

– Ну вот, до крови, какая досада, – посетовала няня. – Дети, отпустите Эльфи, я её вытру. Ох, а я и тряпочки-то не взяла. Гонетт, есть у вас что-нибудь?

– Да ничего, – ответила та. – Они от кровопусканий поспокойнее, меньше едят.

– Уж лучше чуткость, чем глупость, – высказала Мелена, кипя от злости.