На разложенном брезенте, поверх мешков с картошкой, двое слились в древнем танце. Грузчик, широкоплечий мужчина лет тридцати пяти с огрубевшими руками, прижимал к себе женщину в синем рабочем халате фасовщицы. Халат был расстёгнут, обнажая белую комбинацию, задранную до самых бёдер.

Их движения были грубыми, почти животными, но в этой грубости была подлинная красота – красота чистой, необузданной страсти. Мужчина двигался мощно, каждым движением заставляя женщину выгибаться дугой и цепляться пальцами за мешковину. Пот блестел на его лбу, а тёмные волосы прилипли к вискам.

Женщине было около тридцати; лицо её было мягким, но уже огрубевшим от жизни и тяжёлой работы. Она запрокинула голову, обнажая белую шею. Губы её приоткрылись, и из них вырывались низкие, первобытные звуки. Ноги крепко обвивали талию мужчины, пятки упирались в поясницу, побуждая его двигаться глубже и сильнее.

Воздух вокруг них дрожал от жара тел. Запах пота смешивался с картофельной пылью и влажной мешковиной, образуя странный и пьянящий коктейль. Мужчина наклонился, губами касаясь ложбинки между грудей женщины, и она вздрогнула всем телом, выгнувшись ещё больше.

– Тише, – хрипло прошептал он, но в его голосе звучал скорее вызов, чем предостережение.

Она не сдержалась. Когда он сменил угол, нашёл нужное место, женщина задрожала и издала низкий, гортанный стон. Звук прокатился по ангару, отражаясь от стен, и вернулся эхом, усиленным бетонной акустикой.

Михаил наблюдал заворожённо. Он видел многое в прошлой жизни – дорогие оргии в элитных особняках, изысканные развлечения высшего общества. Но в этой сцене было что-то более подлинное и честное. Никаких масок и притворства. Просто двое людей, укравших миг счастья посреди серой советской повседневности.

Ритм их движений ускорялся. Когда мужчина опёрся руками о мешки по бокам от женщины, мышцы его рук напряглись до предела. Капли пота падали на вздымающуюся грудь женщины. Она подавалась навстречу каждому движению, её бёдра двигались в древнем танце, который тело знало само по себе.

Брезент под ними промок от пота, прилипая к коже. Грубая мешковина оставляла красные следы на её спине, но женщина не замечала этого, словно боль лишь усиливала наслаждение. Пальцы её запутались в волосах мужчины, притягивая его голову ниже. Их губы встретились в голодном, почти отчаянном поцелуе.

Михаил почувствовал, как его тело реагирует на эту сцену – жар поднялся снизу живота, участился пульс. Он сжал кулаки, удерживая контроль. Терять его нельзя – не здесь и не сейчас.

Женщина первой достигла пика. Тело её напряглось, выгнулось дугой. Из горла вырвался крик – негромкий, но такой силы, что Михаил ощутил вибрацию ангара. Мужчина зажал ей рот ладонью, но было поздно – звук уже улетел в пространство.

Несколько последних толчков – и мужчина последовал за ней. Тело его содрогнулось, он уткнулся лицом в её шею и сдавленно зарычал – звук скорее животный, чем человеческий.

Потом наступила тишина. Лишь тяжёлое дыхание нарушало покой ангара. Они лежали, не желая или не имея сил разъединиться. Женщина нежно гладила мужчину по влажной спине, её прикосновения были почти материнскими.

Михаил наблюдал несколько мгновений, испытывая одновременно неловкость от собственного присутствия и искреннее восхищение их неподдельной страстью. Особенно поразили его языки – движения губ и кончиков языков обоих любовников выглядели столь живописно и старательно, что Михаил невольно подумал, будто они репетируют давно отложенную, но наконец-то разрешённую сцену из запрещённого советского кино.

«Вот тебе и актёры, – усмехнулся Михаил про себя, чувствуя, как по лицу расплывается улыбка. – Такие таланты среди овощей пропадают!» Не удержавшись, он произнёс вслух достаточно громко, чтобы быть услышанным:

– Ну, товарищи, вы приняты!

Парочка одновременно вздрогнула и резко обернулась. В глазах грузчика на мгновение вспыхнуло недовольство, смешанное с испугом, но он тут же справился с собой, хмуро рассматривая незнакомца и прикрывая женщину, которая поспешно поправляла халат, избегая смотреть в глаза Михаилу.

– Извините, товарищ начальник, мы тут… – начал было грузчик, но запнулся, не найдя подходящего объяснения.

Михаил, спокойно подняв ладонь в примирительном жесте, слегка улыбнулся:

– Спокойно, товарищи, я вас не осуждаю. Наоборот, скажу прямо – такого реализма и эмоций я давно не видел. И если уж вы можете быть настолько естественными здесь, среди картошки и мешковины, то на настоящей съёмочной площадке вам вообще цены не будет.

Грузчик удивлённо вскинул брови, переглянувшись с женщиной, которая наконец осмелилась посмотреть на Михаила с осторожным интересом:

– На съёмочной площадке? В смысле, в кино что ли? – спросил он, постепенно осознавая, что наказания не будет.

Михаил кивнул, сохраняя доброжелательность и лёгкость тона:

– Именно так. Завтра заходите, обсудим детали. Поверьте, вам понравится.

Женщина тихо хихикнула, приободрившись и окончательно справившись с замешательством, а грузчик, скрывая улыбку, пробормотал уже совсем другим тоном:

– Ну, раз уж такой разговор, почему бы и не попробовать.

Он тактично отвернулся, позволив парочке привести себя в порядок. Пока они тихо переговаривались, приводя одежду в приличный вид, Михаил отошёл в сторону и задумчиво провёл рукой по мешку с картошкой.

«Идеальное начало, – подумал он. – Вот и первые новые звёзды нового кино. Голливуд рядом не стоял.»

Уже предвкушая, как будет пересказывать друзьям это яркое пополнение актёрского состава, Михаил вышел из ангара с победной улыбкой.

Вернувшись домой, он с видом полководца, взявшего неприступную крепость, сообщил друзьям о своей безоговорочной победе. Он с удовольствием описал переговоры с Владимиром Фёдоровичем, комично подчёркивая его суровый галстук, застрявший в молнии ватника.

– Представьте себе картину, – живо рассказывал он, разводя руками, – стою я в кабинете, вокруг огурцы, масло машинное и Пахоменко из радиолы на полную мощность. А Владимир Фёдорович мне говорит: «Учтите, Михаил, такой кинематографической судьбы наша овощная база ещё не знала». И я понял – место у нас золотое!

Все рассмеялись, но быстро стихли, позволяя ему говорить дальше:

– Но это ещё не всё, – продолжил Михаил, выдержав паузу. – Захожу в ангар, темно, пыльно, картошка, крысы бегают. И вдруг слышу звуки… не совсем складские. Продвигаюсь осторожно, и что вы думаете? Прямо на мешках, на брезенте грузчик с фасовщицей отмечают конец смены. Причём так отмечают – Тарковский обзавидовался бы таким крупным планам! А как языками работают – идеальная сцена для кульминации! Даже свет через окно упал, словно из софита.

Компания разразилась громким смехом. Катя уронила подушку, Алексей подавился чаем, а Сергей с серьёзным видом спросил:

– Надеюсь, ты предложил им контракт?

– Разумеется! – торжественно кивнул Михаил. – Сказал прямо: «Вы приняты! В ангаре снимать вам привычно, сценарий обсудим позже». Женщина хихикнула, а грузчик ответил, что у него смена, но ради репетиций он готов остаться. Я чуть не рухнул со смеху, но держался! В общем, актёрский состав у нас почти укомплектован. Осталось найти оператора, который не засмеётся во время дублей, – и строго посмотрел на Сергея.

Тот, не отрываясь от пересчёта денег, весело заметил:

– Судьбоносная встреча, Михаил. Теперь табличку повесим: «Культурный объект. Овощи не кантовать, эротический антураж не ломать!»

Смех вновь заполнил комнату. Катя, отсмеявшись, восторженно хлопнула по столу:

– Представляю, как Владимир Фёдорович каждую неделю будет приходить на просмотры наших шедевров. Он ведь жену приведёт, чтобы дома не скандалила! Семейный кинопросмотр на овощебазе – новая советская традиция!

– Особенно учитывая твои планы на эротический подтекст, – многозначительно подняв бровь, добавила Ольга. – Представьте, приходишь ты за картошкой, а там тебе эротическое кино с твоей начальницей. Причём в роли начальницы я!

– Не беспокойся, Оль, – успокоил Алексей, притушив смех. – У тебя роль важная, благородная. Людмила Прокофьевна – не шуточки, это серьёзный образ, а твои строгие взгляды уже легендарны.

Катя с наигранной серьёзностью процитировала:

– Представьте, приходит Людмила Прокофьевна в бухгалтерию и голосом Ольги говорит Новосельцеву: «Товарищ Новосельцев, вы нарушили мой трудовой ритм!»

Ольга подхватила, кокетливо грозя пальцем:

– А он ей: «Простите, Людмила Прокофьевна, хотел повысить вашу производительность и лично заняться вашим трудовым вдохновением!»

Компания согнулась от хохота, а Алексей со слезами на глазах повторял:

– Гениально! Оля, Катя, записывайте эти реплики, потом не вспомните!

Новенькая девушка, до этого тихо наблюдавшая за всеми, робко улыбнулась, почувствовав себя почти своей в этой необычной компании. Ольга заметила её и дружески подмигнула:

– Леночка, ты у нас Верочка, секретарша. Будешь милой и игривой, но строгой настолько, чтобы все боялись предложить тебе кофе вне очереди.

– Но с тайной мечтой о служебном романе, – важно добавила Катя, – это важный аспект!

– И обязательно сделай умное лицо, чтобы сразу было ясно: Верочка со скрытым подтекстом.

Елена смущённо рассмеялась, прикрыв лицо ладонями:

– Постараюсь соответствовать вашим ожиданиям. Интеллектуальный подтекст – это моё.

Комнату накрыла новая волна смеха. Алексей внезапно вспомнил о завтрашних планах и, хлопнув себя по лбу, серьёзно объявил:

– Чуть не забыл! Завтра иду к Дмитрию Андреевичу Тюрину, моему бывшему учителю истории. Буду уговаривать его сыграть Новосельцева. Пожелайте мне удачи, товарищи кинематографисты!

Друзья тут же принялись давать шуточные советы. Михаил, вдохновлённо протягивая руку, произнёс:

– Лёша, сразу объясни, что его имя золотыми буквами войдёт в историю советского кино! Только про овощебазу не упоминай – вдруг испугается.

Сергей усмехнулся и добавил:

– И намекни, что это не просто роль, а вклад в культурное развитие всей страны. Маленький личный подвиг.

Алексей поправил рубашку и торжественно ответил:

– Шутки шутками, а Дмитрий Андреевич – человек интеллигентный. Его надо тонко подготовить, объяснить, что роль требует глубокого понимания психологии советского служащего, заплутавшего в бюрократическом лабиринте.

– Главное, уточни, что это комедия, – подхватила Катя, – а то он запутается в мыслях и правда начнёт переживать.

Ольга хитро улыбнулась:

– И сразу скажи, что его главный служебный роман случится именно со мной. Пусть морально подготовится.

Компания снова разразилась смехом. Алексей поднял руки, сдаваясь:

– Всё, понял! Завтра беру дипломат, серьёзный вид и иду просить руки Дмитрия Андреевича для нашего искусства.

Веселье стало ещё громче. Атмосфера в квартире Михаила была наполнена радостным возбуждением, и даже новенькая девушка уже полностью погрузилась в происходящее, явно не жалея, что пришла. Друзья продолжали обсуждать комичные сценарии, чувствуя себя на пороге яркой и дерзкой авантюры.

Наступил вечер, и компания постепенно стала расходиться, провожая друг друга последними шутками и ленивыми прощаниями. За окном давно стемнело, а в квартире постепенно воцарилась тишина, в которой ещё ощущался шёпот недавнего веселья. Михаил и Ольга остались одни, словно актёры, которых специально оставили на сцене после спектакля, когда занавес уже опущен, а зрители не хотят расходиться, пытаясь уловить последние эмоции.

Они долго смотрели друг на друга молча – слова казались лишними. Михаил осторожно коснулся руки Ольги, провёл ладонью по её плечу и едва ощутимо коснулся волос. Она тихо вздохнула и прикрыла глаза. Это было несказанное вслух приглашение, которое оба приняли без колебаний. Он медленно притянул её к себе, и их губы встретились одновременно мягко и настойчиво, словно вспоминая давно знакомый вкус.