Призраки Москвы. Тени Петербурга (страница 2)
– Это чтобы ты в меня камнями больше не швырялся, – Фёдор почесал место ушиба. – Давай поговорим. Тебя как звать?
– Митяем меня звали.
– Ну а я Фёдор. Что ты тут делаешь?
– В круге стою, с тобой лясы точу, – злобно сверкнув глазами, ответил призрак Митяя.
Фёдор покачал головой:
– Вот ты мне грубишь, а я тебе помочь могу. Послушай, выхода у нас с тобой сейчас два. Или мы вместе разбираемся с тем, что не дает твоей душе до конца уйти, и я помогу отойти ей с миром, или я тебя отсюда изгоню. И в этом случае ты не только Гоголя вспомнишь, но и Вия увидишь.
Призрак стоял молча и злобно смотрел на Фёдора.
– Что ты выберешь? – спросил молодой маг.
– Он мне на ногу наступил! – внезапно вскричал призрачный Митяй.
– На какую ногу? – удивленно спросил Фёдор.
– На правую, – его собеседник махнул рукой в глубину ангара. – Вон, белеется.
Фёдор встал, и подошел к указанному месту. Из кучи угля торчала часть ноги скелета. Он вернулся к кругу:
– Так. Соберись. И давай по порядку, с самого конца. Ты помнишь, как ты умер?
Призрак опустил плечи:
– Я тогда в забое работал, и когда крепь трещать начала, мы молотки бросили и сразу побежали. Я споткнулся о шланг и упал. Двое через меня перепрыгнули и убежали, а потом меня и накрыло. – Он помолчал и внезапно спросил: – Какой сейчас год?
– Восемьдесят девятый. Осень.
– Три года, значит, прошло, а для меня – вечность. Ты можешь понять, когда вечность ничего не происходит?
– Я даже представить это боюсь, – ответил Фёдор.
– Вот! А потом я вижу поезд, он куда-то едет, а меня за ним как на привязи тянет. А потом этот сарай – и люди, что ходят и все что-то копают. Я три дня пытался поговорить, позвать, кричал им! – заорал призрак, потом сел на пол и опустил голову. – А они все своими делами заняты. А потом вижу, тут уголь осыпался, и моя нога белеется, и этот дурак слепошарый по ней тачкой проехал. Я прям голову от злости потерял, схватил кусок и в спину ему и кинул. И получилось! Ну, думаю, вот теперь вы меня и заметите.
– Они заметили. Когда я пришел, хотели весь этот ангар угольный сжечь.
– Поможет?
– Нет.
– А что поможет?
– Для начала нужно будет кости твои собрать и похоронить. Заупокойную отслужить, за раба Божьего Дмитрия.
– Да, я знаю, где они все лежат. И всё?
– Нет. Нужно понять, что твою душу здесь держит. Ты о чем перед смертью думал?
– Я не думал, я бежал. Ну и матерился в голос.
– Вспоминай, – сказал Фёдор с нажимом.
Митяй сел на землю и взъерошил волосы, а затем тихим голосом сказал:
– Когда потолок падать стал, я про Олеську вспомнил. Как вспышка пришел ее образ… и тоска, что я на ее свадьбе не погуляю. И так захотелось все же там быть! На миг. А потом все разом погасло.
– Дочка твоя?
– Да, старшенькая.
– Ну со свадьбой… – начал Фёдор, но Митяй его перебил:
– Да я понимаю, не дурак! – крикнул он и взвыл. Призрачный вой разнесся по всему ангару, у двери кто-то испуганно охнул и послышался удаляющийся топот.
– Я тебе вот что предложу, – мягко сказал Фёдор. – Мы кости похороним, а ты мне адрес скажешь, и я письмо напишу твоей жене и Олесе. И когда они приедут, то я их на вокзале встречу и на кладбище провожу. И тогда ты попрощаешься и сможешь уйти.
– А если не приедут? Билеты, то да се, да и не то, чтобы мы с Шуркой дружно жили. Лаялись напропалую.
– Это когда жили. К мертвым другое отношение. А на билеты я им деньги перешлю.
Призрак Митяя сидел, понурив голову:
– Ты не врешь, я это знаю. Зачем тебе это?
– Затем, что это по-божески.
Оба сидели молча. Вдруг Митяй поднял голову и заорал:
– Ты что делаешь, псина драная?!
Фёдор оглянулся и увидел, как Честер сидит с независимым видом и смотрит куда-то в сторону и вверх, а между лап у него лежит треснувший человеческий череп. Фёдор повернулся к призраку:
– Митяй, нам нужно все кости собрать. Один я это месяц делать буду. Если я тебя из круга выпущу, ты мне поможешь? Шалить не будешь?
– А волк твой будет помогать?
Фёдор задумался.
– Ты, когда тебе на кость тачкой наехали, двоим головы пробил и одному ногу сломал. Что будешь делать, когда мой волк твою руку в пасти принесет?
– Ну он же не будет ее грызть? – мрачно спросил Митяй.
– Точно не будет.
– Тогда пусть тоже работает. Снимай свою загородку.
В ангаре зашумело, угольные горы то тут, то там вздыхали, шелестели осыпями. Фёдор ходил с лопатой, собирал сползающие вниз кости и их части и складывал внутри пустого соляного круга. Честер не удержался и показался, неся в зубах кисть с тремя оставшимися пальцами. Увидев это, Митяй нахмурился, посмотрел на волка матом, но промолчал. После того, как призрак подтвердил, что все собрано, Фёдор пошел к воротам.
Анна стояла рядом с Конюховым, окруженная возбужденными рабочими. Наконец к ним подбежал один смельчак, что подсматривал в приоткрытые ворота. Рабочие зашумели:
– Что там?.. Что?.. Что он делает?..
– Уголь копает, да так, что пыль столбом стоит.
– Призрак шахтера в него вселился! Вот те крест, батюшку звать надо и керосину принести пару ведер!
– Тихо там! – рявкнул Конюхов. – Молча стой, а не хочешь – бери лопату и иди помогать ему.
Фёдор вышел из склада. Собравшаяся напротив входа толпа отшатнулась и затихла. Он огляделся, подошел к тачке, забытой кем-то недалеко от ворот ангара, и покатил ее внутрь.
Наконец он вышел, толкая пред собой тачку, в которой что-то лежало, накрытое куском брезента. Рабочие с опаской пошли ему навстречу.
Фёдор остановился и спросил у подошедшего Конюхова:
– Уголь из Енакиево?
– Да, из Александровской шахты.
Фёдор откинул брезент, рабочие ахнули, отшатнулись и потянулись снимать с голов шапки.
– Его в шахте завалило. Когда же через несколько лет забой тот откопали, то, видимо, не заметили в угле его останки и сюда их привезли. А неупокоенный дух раба Божьего Дмитрия следом полетел. – Фёдор повернулся к купцу: – Сергей Петрович, распорядитесь, пожалуйста, транспорт выделить. В церковь отвезем, заупокойную закажем, а потом и похороним.
– Все сделаем. – Конюхов кивнул. – А вы пока в баню нашу сходите, помойтесь после смены.
Он выделил в толпе одного человека и приказал:
– Федька, проводи Фёдора Алексеевича и помоги ему.
* * *
В небольшой приемной заводского управления «Фабрики волшебства» царила тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов на стене. Настенные часы были настоящим произведением инженерного искусства: корпус из ореха, латунный маятник, шкала фаз луны и гравировка с надписью «Лион, 1864».
Секретарь Мария сидела за своим столиком, заполняла какие-то бумаги и периодически поглядывала на гостя. На углу ее стола стояла новейшая пишущая машинка «Ремингтон», накрытая запыленным кожухом.
У окна, заложив руки за спину, стоял темноволосый мужчина. Его темный, слегка потертый сюртук контрастировал с дорогими перстнями на пальцах, которые он время от времени с небольшой нервозностью покручивал. Он явно был человеком, привыкшим к вниманию, но здесь, в этой приемной, чувствовал себя немного неуютно. Возможно, из-за того, что стены были украшены странными символами, а в углу стояла статуэтка горгульи, которая, как ему показалось, следила за ним своими каменными глазами.
Он сдержанно кашлянул, поправил галстук и отошел от окна, чтобы осмотреть витрину с образцами фабричных изделий. Его пальцы скользнули по стеклу, остановившись напротив миниатюрной лампы, которая мерцала мягким светом в эфирном плане.
Дверь приемной открылась, и в комнату вошла полноватая, невысокая женщина, одетая в простое, без украшений, платье.
– Евдокия Петровна, к вам посетитель, – Мария встала и немного поклонилась в сторону темноволосого мужчины.
Мужчина подошел и, наклонив голову, представился:
– Михаил Борисович Жемчугов.
Евдокия посмотрела на него внимательно и кивнула:
– Здравствуйте, баро. Проходите, – и открыла перед ним дверь своего кабинета. В этот момент дверь приемной еще раз распахнулась.
– Ну не могу я так больше работать! – вскричал с порога ворвавшийся в комнату бородатый мужчина в промасленной тужурке. – Петровна, сделай с этим что-нибудь!
Евдокия вздохнула и сказала, обращаясь к Михаилу:
– Прошу, меня извинить, – после чего перевела взгляд на второго мужчину: – Что у тебя, Игнат?
– Шишига совсем распоясалась! Мало того, что постоянно ключи и отвертки у меня ворует, так еще и похабные картинки рисовать начала! Задницу на стенке котла изобразила! Вот! – Он протянул ей бумажный лист весь в пятнах машинного масла. – Я перерисовал.
Евдокия двумя пальцами взяла листок и посмотрела на рисунок из нескольких линий.
– Где? Как ты это понял?
– Ну вот же, – Игнат обвел ладонью в воздухе что-то округлое, – и пар оттуда выходит!
– Пар, говоришь, выходит… на стенке котла паровой машины нарисовала… – Евдокия посмотрела на листок через просвет. – А ведь это она тебе знак передает. – Она вернула ему рисунок и серьезным голосом сказала: – Значит, так. Останови машину и затуши котел. Проживем мы неделю без света и станков. Затем лезь внутрь котла и найди там, где трубка водяная прогорела. Как найдешь, купишь шишиморе комплект инструментов и подаришь. И перестань уже, наконец, в нее ветошью кидаться!
– Да один раз только было, – набычился Игнат. – Я в темноте ее за крысу принял.
Евдокия пристально посмотрела ему в глаза.
– Ну два, – покраснел Игнат, – или три…
– Крысы, – фыркнула Евдокия. – Отродясь у нас на фабрике их не было. И домовой, и цеховые следят за этим. Все, иди работать, – и она повернулась к посетителю, все это время стоявшему у двери ее кабинета.
Сев за стол, Евдокия показала на кресло, стоявшее рядом:
– Присаживайтесь, Михаил Борисович, и рассказывайте, что за беда привела вас ко мне.
– У меня дочка пропала.
– Я очень сочувствую вашему горю, но не могу не спросить. Почему с этой пропажей вы ко мне обращаетесь, а не в полицию? Право слово, поисками людей наша «Фабрика волшебства» не занимается.
– Евдокия Петровна, вся Москва знает, кто вы. Вы правы, товары с вашего заводика мне не помогут. Мне нужна ваша помощь. Что же насчет полиции, – он недоверчиво покачал головой. – Полиция не найдет. А если и найдет, то ничего сделать не сможет.
Евдокия помолчала, внимательно смотря на гостя, потом позвонила в колокольчик и попросила организовать чаю.
– Ну хорошо. Сейчас нам все принесут, а вы расскажите, что нужно ромскому барону лично от меня.
Михаил посмотрел на стоящий перед ним чай в стеклянном стакане в бронзовом подстаканнике, нервно постучал пальцами по столу и начал свой рассказ:
– Есть у меня дочь, Маришка. Красавица, каких свет не видывал. Женихи вокруг нее так и вьются, да только достойного среди них так и не было.
– Это вы так считаете или Маришка в этом уверена была? – спросила Евдокия
– Ну… – Михаил немного задумался. – Она всегда соглашалась со мной… в этом вопросе.
– Хорошо. И что дальше?
– Я сейчас понимаю, что где-то неделю назад она изменилась. Стала больше задумчивой, молчаливой. Мы тогда на даче жили, в Подмосковье, а как пару дней назад в город вернулись, так она и пропала. Утром ее нигде найти не смогли, а в ее комнате вот это письмо. – Михаил положил на стол перед Евдокией небольшой листок бумаги. – «Я влюблена и нашла свое счастье. Не ищите меня, со мной все будет хорошо», – процитировал он по памяти.
Евдокия достала очки и наклонилась над листком, рассматривая его, но не притрагиваясь:
– Ее рукой написано?
– Да.
– Из ее комнаты что-то пропало?
– Пара ее любимых колец и коралловые бусы. Остальные драгоценности, все платья и прочее… все на месте.