– Я вас понимаю и всем сердцем сочувствую, – тихо сказала Евдокия. – Только справедливость бывает разной. Есть та, что ведет к миру, и она в руках Бога. А есть другая – та, что приносит только новую боль. Ты сейчас кипишь, баро. Но подумай: ты хочешь мести или чтобы дочка твоя была счастлива, без шлейфа скандалов и тени прошлого?

Михаил шумно выдохнул и опустился обратно на стул. Его руки дрожали, пальцы сжались в кулаки, но он ничего не сказал.

Фёдор посмотрел на него и спросил:

– Сколько лет Маришке? Я, признаться, думал, она старше.

– Восемнадцать, – буркнул барон.

Фёдор неодобрительно дернул головой:

– Завтра я проведу диагностику. Надо убедиться, что на ней не осталось следа порчи. С этой целью… я бы к вам напросился в гости.

– Буду рад видеть, – кивнул Михаил, выпрямляясь.

Фёдор перевел взгляд на бабушку:

– У Бога нет других рук, кроме наших. Можно же привлечь внимание Высших к тому, что произошло. Ты ведь сама учила, как это делается. Я хочу попробовать помочь.

– Осторожней, Федя, – мягко сказала Евдокия. – В праведном гневе легко черту перейти. И стать таким же, как те, кого ты хочешь обличить.

– Я знаю, – тихо сказал он.

Чай остывал в чашках, самовар мирно посапывал в наступившей тишине. Анна листала блокнот, Михаил глядел в одну точку, будто все еще борясь с самим собой.

Евдокия поставила чашку, пригладила платок у виска и перевела разговор на другую тему:

– Ну а вы, – посмотрела она на внука, – чем вчера еще успели отличиться?

Фёдор усмехнулся краем губ:

– У нас свои приключения были.

Он отставил в сторону чашку с чаем и подробно рассказал о предыдущем вечере.

По окончании его рассказа Евдокия восхищенно покачала головой:

– Удивили вы меня, Анна. А ведь по первому взгляду и не подумаешь, что на такое способны.

Анна смущенно повела плечами:

– Да они и ко мне руки тянуть вздумали, а я, в отличие от дедушки Гиляя, с палкой не хожу, потому и приходится револьвер носить.

– Спасибо, Анна Петровна, – Евдокия поклонилась, потом немного помолчала. – И ты, Фёдор, говоришь, слышал, как его окликнули…

– Да. Марко, – подтвердил Фёдор.

– Редкое в наших краях имя. Слышала я о нем. Где-то с полгода как стали про него слухи до меня доходить. Спиритизмом занимается, всякими предсказаниями. Говорят, из-за границы он приехал, хотя по-русски говорит чисто, без акцента. Весьма популярен стал у особого склада людей. После сегодняшней истории я поспрашиваю о нем поподробнее.

– Я тоже о нем наведу справки. И о Семенове, – прищурившись, проговорил Михаил.

– На этом и порешим, – Евдокия поднялась. – Я вас сейчас покину. Чаем дела не сделаешь.

– Да нам тоже пора, – подхватил Фёдор. – Мы сейчас на Арбат поедем. Хочу посмотреть, как журналисты работают, – и он подмигнул Анне.

* * *

Фёдор с Анной шли по Арбату. Мимо проехал паровой экипаж, оставив за собой легкий запах масла и угля. Проходя мимо замершего у входа в лавку городового, Фёдор поприветствовал его, поднеся руку к козырьку фуражки и коротко кивнув. Городовой ответил внимательным взглядом, но ничего не сказал. Анна приостановилась, поправляя перчатку, а затем они вместе свернули в один из переулков.

Полицейский задумчиво прищурился: не местные, не родня. Одеты аккуратно, но идут пешком. Осматривались, что-то между собой обсуждали и при виде его сразу свернули с улицы. «Береженого бог бережет», – подумал он, выждал немного и неспешно пошел следом.

В переулке было тихо. Шум города остался за поворотом, и слышно было только, как цокнула сорока, прячущаяся где-то в листве старых деревьев, возвышавшихся за заборами. Воздух был неподвижен и пах чем-то влажным – то ли осенней листвой, то ли землей, глубоко спрятанной под плитами.

Переулок, петляя, привел их к каменному забору с кованой калиткой. За ней начинался старый сад у заброшенной усадьбы, когда-то ухоженный, а теперь дичавший. При входе стояли два старых вяза, возможно, помнивших еще Наполеона. В глубине за рядом деревьев виднелся небольшой пересохший фонтан с облупившимися плитами.

На дорожке, прямо за калиткой, стоял мольберт, за которым спиной к ним на складном стуле сидел человек в сером сюртуке. Он сидел не шевелясь, уронив голову на сложенные руки.

– Он спит? – прошептала Анна.

– Похоже. Или очень устал, – так же тихо ответил Фёдор.

Он подошел, стараясь не шуметь, и посмотрел на незаконченную картину заброшенного осеннего парка. Взгляд его упал на лежавшую на земле у ног незнакомца кисть с засохшей краской.

– Давно так сидит, – сказал Фёдор. И громче: – Здравствуйте, сударь. Уже скоро вечер наступит, вам будет трудно закончить столь прекрасную картину.

Мужчина не пошевелился.

Фёдор осторожно положил руку ему на плечо:

– Сударь?..

Художник покачнулся и рухнул, как мешок, ему под ноги. Фёдор замер, глядя в широко раскрытые сплошь белые глаза трупа.

– Он мертв? – выдохнула Анна. – А глаза… Он же не мог быть слепым!

– Не мог, пока навье в глаза не посмотрел, – коротко бросил Фёдор и достал из внутреннего кармана амулет с клыком: – Честер, лютый, иди ко мне. Ищи необычное.

– Надо полицию позвать, – сказала Анна, глядя тело у входа.

– Обязательно, но только после того, как я осмотрюсь. – После чего он протянул ей руку: – Держись рядом, пожалуйста.

Честер медленно пошел перед Фёдором в сторону фонтана, держа нос у самой земли. Около фонтана Фёдор наклонился и поднял с земли огарок черной свечи.

– О как! – пробормотал он и стал что-то выглядывать у себя под ногами. Наконец показал рукой: – Видишь? Что-то чертили прямо на дорожке, видимо, палкой. И свечи темные… Что за ритуал?

– Ты знаешь, что это? – Анна выглядела собранной, но не испуганной.

– Похоже на какое-то действие призыва, странное… и непонятно кому это надо было делать рядом с проходом в Затишье. – Он выпрямился и посмотрел на Честера. – Спасибо дружище, отпускаю. Я все увидел.

– Хорошо, – сказала Анна, достала из кармана полицейский свисток и громко свистнула.

– Стой! – Фёдор подскочил к ней и замер с протянутыми руками. – Нельзя свистеть рядом с мертвыми, – прошипел он, сдерживая внезапную вспышку злости. – Если тут навьи рядом, это их привлечет… – он осекся, прислушиваясь к своим ощущениям, и закончил уже спокойным голосом: – … и принудит к атаке.

Он сделал шаг от фонтана. Анна посмотрела в сторону калитки и увидела, как рядом с телом художника из-под земли начинает подниматься призрачная фигура, сотканная из клубящегося мрака.

– Там что-то темное… движется, – девушка показала дрогнувшей рукой.

– Закрой глаза! Живо! – приказал Фёдор. Он резко дернул Анну за руку и поставил за своей спиной. – Что бы ни случилось – не открывай!

Анна прижалась лбом к его спине:

– А ты? – шепнула она почти неслышно.

– Это на меня не подействует. Я заговоренный, – сказал он, не вдаваясь в объяснения.

Навья приближалась, двигаясь рвано, будто кто-то дергал ее за нити. Фёдор выставил вперед левую руку – плетеный шнур оберега на запястье потяжелел и начал пульсировать. Не отрывая взгляда от темной тени, он нашарил правой рукой в нагрудном кармане очки и надел их. Теперь он видел навью четко: темная фигура женщины, вытянувшая вперед костлявые руки. Также он увидел, как от оберега исходит поток света, заканчиваясь стеной в шаге перед ним. Как только пальцы призрака дотронулись до стены, навья, зашипев, отдернула руки, будто коснувшись раскаленного металла.

Фёдор медленно провел открытой правой ладонью, очерчивая полукруг, и веско произнес на древнерусском языке:

– Да отверзися межа жива и да буде путь меж светом и тьмою, и да не будет возбрания.¹

Окружающие деревья покрылись белесым маревом, и от земли начал подниматься туман. Он был белым с едва заметным зеленоватым оттенком. Туман заполнил чашу фонтана за их спинами и, медленное поднимаясь, стал переливаться через край.

– Кто грядеши?² – раздался позади них низкий голос.

Фёдор кинул быстрый взгляд через плечо и начал отступать к фонтану, придерживая Анну правой рукой.

– Смертна нам беда. Молим сквозь путь пущати³, – с почтением произнес он.

Навья зашипела.

В этот момент в распахнутую калитку вбежал городовой – тот самый, что еще на Арбате обратил на них внимание и с тех пор шел на расстоянии. Услышав свист, он поспешил к саду, а теперь же, увидев лежащего перед ним мертвого художника и перепуганную парочку у фонтана, резко остановился. Труп, люди, пятящиеся от него, – все ясно. Левой рукой он сунул в рот свисток, а правой – почти машинально – потянулся к кобуре.

Навья, раскачивающаяся у границы света, дернулась на звук трели, как на зов, развернулась и рванулась вперед – прямо в сторону городового.

– Нет… – прошептал Фёдор. Он быстро поднес пальцы к губам, сложил их в кольцо и оглушительно свистнул ей в спину.

– Не свисти, смерть придет! – выкрикнул он, сознательно нарушая запрет, провоцируя призрака и отвлекая того от городового.

Навья замерла, вскинула голову и повернулась к Фёдору. Городовой, не видя призрака, подумал, что и свист, и издевательский возглас были адресованы ему.

– Ты что творишь, нигилист?! – рявкнул он, выхватывая револьвер.

Фёдор его уже не слышал. Вся его воля была направлена на то, чтобы отвлечь внимание навьи на себя, отводя ее от городового, не понимающего, в какой мир он вступил:

– Боишься света, тварь? – крикнул он. – Я – огонь!

Навья метнулась к нему. Последние слова прозвучали для полицейского как команда, и он, не раздумывая, выстрелил.

Умертвие и пуля ударили в грудь одновременно. Фёдор рухнул на Анну, и та, обхватив его руками, покачнулась и упала спиной вперед в поднявшееся за ней стеной облако тумана, в котором вспыхнул зеленоватый свет портала.

Городовой опустил оружие и растерянно огляделся. Внезапно появившийся туман быстро исчезал, впитываясь в осеннюю листву, покрывающую землю. Полицейский почесал голову: странная парочка, встретившая его криками и свистом, исчезла. Пройдя вглубь парка, он осмотрел пустую чашу фонтана. В тихом парке не было никого, только у входа на дорожке лежал труп мужчины, уставившийся в вечереющее небо бельмами глаз. Полицейский потряс головой, словно стряхивая наваждение, и, буравя воздух трелями свистка, побежал в сторону Арбата, призывая подмогу.

Падение длилось несколько секунд, но за это время Анна успела почувствовать, как теплая кровь пропитывает ткань под ее пальцами. А затем земля ударила ее в спину с такой силой, что все померкло.

На короткое время она потеряла сознание и не увидела, как прошедшая над ними волна света сорвала вцепившуюся в Фёдора навью и отбросила ее на несколько метров. Зашипев, корчась в охватившем ее сияющем пузыре, навья исчезла, растворившись в светящемся вихре.

Анна застонала. Болело все тело, особенно сильно затылок.

– Смотри, дедушка, Фёдор пожаловал. Да не один, – услышала она рядом с собой звонкий молодой голос.

С трудом разлепив глаза, Анна увидела над собой зелень листвы и склонившуюся над ней девушку.

– Ой, не гляди пока! – воскликнула та и легко коснулась ее лба. Свет исчез. Все снова потемнело.

Анна испуганно вскрикнула и тут же почувствовала тонкие пальцы у висков, и ее голос оборвался вместе со словами.

– Помолчи, – сказала девушка, после чего капризно добавила: – И вообще… спи давай.

Сознание Анны качнулось, размываясь, и окончательно погасло.