Ашери рассказала мне о рождении своего сына в пустыне и о жажде. Рассказала, что принесла сына в жертву в месте под названием Дворец костей. Этот мальчик был не просто похож на нее и Кеву, его рождение соответствовало рассказанной ею истории.

Но что Ион имел в виду, говоря «не один из нас»?

Судя по дыханию мальчика, он уснул. Ион вышел, пришли другие, подняли носилки и отнесли меня назад в камеру.

Я устал от тюрьмы и не хотел давать свою кровь для колдовства. Я знал, в какой части монастыря нахожусь: это был подвал, где держали наказанных. В одной из этих комнат несколько месяцев провела в заключении Мириам, здесь она и родила Элли, но в ее комнате не было окон. Ежедневный солнечный свет приносил мне утешение. Как ужасно для нее было оставаться во тьме!

Спустя несколько недель мальчишка-хорист прискакал ко мне с вестью о рождении. Я не помню, чтобы удивился, однако весть была радостная. Вернувшись сюда за ребенком, я нашел Мириам в той комнате без окон.

Не глядя мне в глаза, она произнесла:

– Прости, что ввела тебя в грех.

Позади меня стоял Васко с хмурым взглядом и повязкой на глазу. Я боялся священника и поэтому лишь кивнул Мириам и взял ребенка на руки.

– Ее имя – Элария, – сказала она мне вслед.

Тогда я в последний раз видел мать Элли. И по сей день я не знал, как она умерла. Но, по крайней мере, ей не пришлось страдать из-за убийства дочери. И то хорошо.

– Я вонзил в нее меч, – сказал я, думая о том, не слышит ли меня призрак Мириам. Может быть, она бродит по этому коридору? – Я вонзил меч в горло нашей дочери.

Мое сердце отяжелело, как свинец. И провалилось в глубокую яму, о существовании которой внутри себя я не подозревал. Мне стало трудно дышать.

Я жаждал успокоительного поцелуя облегчения, но не мог выговорить ни слова. «Прости меня». Я не мог просить ее призрак о том, чего не заслуживаю.

И все же я знал, что отдал бы за это жизнь, хотя прощать меня больше некому.

Или есть?

– Кева.

Имя рутенца так странно прозвучало в моих устах. Он скорее обезглавит меня, чем простит за то, что я сделал.

Элли была и его дочерью. А Ашери – его женой.

Значит, Принцип…

Но как я мог быть уверен?

Если все это правда и Принцип – сын Кевы и Ашери, тогда происходящее – не случайность. Ахрийя вернула меня в этот монастырь с какой-то целью. Должно быть, мальчика привела тоже она.

Но что у нее за цель? Что за умысел у древнего демона?

Каким бы он ни был, я этого не хотел. Я им не фигурка, которую игрок – не важно, Васко или Ахрийя, – двигает по доске.

Я должен был получить свободу. И получу, совсем скоро.

Спустя пару дней наверху послышались гомон и топот множества ног. Звук постепенно затих, а значит, множество людей покинуло монастырь. Прекрасно. Чем меньше стражи, тем проще через нее пробиться.

Еще через пару дней после этого мою комнату опять заполнили газом. Я задержал дыхание на семь минут. Меня положили на носилки и отнесли в тот же молельный зал, что и в прошлый раз.

К моему облегчению, Иона там не было, только Хит. Одним безумцем меньше.

Закончив высасывать из меня кровь, Хит вышел из зала – должно быть, за Принципом.

Я сел. В молельном зале есть только один вход и выход – тот, через который меня внесли. Придется бежать туда, подняться из подвала по лестнице, а дальше выбираться через главный или черный вход монастыря.

Я подобрался к двери и выглянул наружу.

Хит уже возвращался. За ним двое крепких мужчин с клинками и аркебузами на поясах сопровождали десятилетнего мальчика.

Я шмыгнул внутрь и, чтобы меня не заметили, прижался к ближайшей стене.

Я дал Хиту беспрепятственно войти. Увидев, что стол, где я лежал, пуст, он обернулся, вытаращив глаза.

Я нанес первому стражнику удар в челюсть и выхватил меч у него из-за пояса. Второй обнажил клинок. Я попытался застать его врасплох и перерезать горло, но действовал слишком медленно – давно не практиковался. И сталь ударила в сталь.

Я сделал шаг назад, остерегаясь Хита, который теперь оказался слева от меня. Он не звал на помощь. Возможно, просто не мог – у него слабый голос.

Хит сказал стражам что-то на саргосском, и первый вынул кинжал, а второй атаковал меня, целя в грудь.

Я парировал выпад, и это дало мне возможность, в которой я так нуждался. Мой меч пронзил сердце второго стражника. Тот харкнул кровью и упал на камни. Первый попытался пустить в ход аркебузу, но я оказался проворнее, и с первого же удара клинок вошел в его плоть.

Я прикончил скулящих охранников, полоснув им по горлу. Потом утер окровавленное оружие об их толстую саргосскую одежду.

Десятилетний мальчик заглянул в зал через порог, вошел, подобрал аркебузу и направил на Хита. Целитель-альбинос теперь оказался в глубине зала. В ловушке, как кролик.

– Не надо, – сказал я мальчику. – Поднимешь всех на уши на милю вокруг.

Мне не хотелось убивать Хита. Он спас мне жизнь. Но он был соучастником тех, кто держал меня здесь против моей воли.

– Идем, – сказал я мальчику.

Я подхватил аркебузу второго стражника и опустил деревянный засов на двери, заперев Хита в зале. Теперь он никому не сообщит о нашем побеге.

– Матушка Мара. – Мальчик потянул меня за рубаху. – Нельзя ее оставлять.

– У нас нет времени спасать кого-то еще.

– Она так много для меня сделала, – покачал головой мальчик. – Я не уйду без нее.

Нужны ли мне десятилетний мальчик и женщина, которые затормозят мой побег?

Но Принцип – не просто мальчик. Я не мог оставить сына Кевы и Ашери в лапах одноглазого священника. Не мог добавить этот поступок к списку того, за что должен молить о прощении.

Я раздраженно вздохнул:

– И где она, чтоб ее?

Принцип повел меня по коридору. Я узнавал стены из неровного камня и двери за железными решетками. Мы прошли мимо моей камеры и свернули к последней двери в дальнем конце.

Принцип потянул защелку и открыл дверь.

В углу пыльной комнаты, напоминавшей пещеру, сидела женщина с темно-рыжими волосами. Свет проникал только через открытую дверь, пыль клубами поднималась в его сиянии.

Комната была без окон. Без окон. Перед моими глазами предстал образ Мириам, сидящей в дальнем углу с Элли на руках. Воспоминание ранило душу.

– Матушка Мара, – сказал Принцип. – Мы уходим.

Лицо у нее было неровно обожжено солнцем, а скулы слишком заметными. В своем свободном сером платье она напоминала крестьянина в голодный год.

– Умеешь стрелять из аркебузы? – спросил я.

Как будто с разочарованием в самой себе, она покачала головой:

– Нет, никогда не пробовала.

Печально. Одной рукой непросто поджечь запал и перезарядить, так что аркебуза – оружие не для меня. Я и с двумя руками никогда не чувствовал себя с ней уверенно.

Я все же протянул Маре оружие. Быть может, если дойдет до этого, она сумеет следовать примеру Принципа.

Мальчик помог Маре подняться. Она подхватила с пола блестящее украшение и натянула на запястье. Судя по каплям пота на лице и шее и покрасневшим глазам, ее лихорадило.

Втроем мы вышли из камеры. Из дальнего конца коридора слышался стук – Хит колотил в дверь молитвенного зала, где я его запер.

– Мы должны забрать мою дочь, – хрипло произнесла Мара.

Еще кого-то спасать? Мне так и хотелось ответить «нет», но мать не могла бросить дочь, а мальчик не бросит мать.

Я огорченно хмыкнул:

– А ты знаешь, где она?

Быть может, девочка возьмет вторую аркебузу. Пусть и не сумеет прицелиться, но хоть отвлечет врага.

– Я знаю, – ответил Принцип.

Он провел меня к другой комнате, недалеко от моей. Мара по пути держалась за стену.

Мальчик открыл дверь.

– Идем, Ана, – сказал он, – мы уходим отсюда.

В отличие от матери, девочка была черноволосой. Всю нижнюю часть левой щеки покрывали шрамы от старых ожогов, тянувшиеся и по шее. На вид ей было лет пятнадцать или шестнадцать – почти ровесница Элли, но ее щеки огрубели на солнце.

– Мама! – Она бросилась к матери и помогла ей устоять на ногах. – Милостивые ангелы, тебе нужна помощь!..

Мара покачала головой:

– Не думаю, что гожусь для этого путешествия. А ты иди с Принципом и этим одноруким мужчиной.

– Я не оставлю тебя, – настаивала на своем Ана. – Ангелы дадут тебе сил.

Я поспешно направился к лестнице. Верхняя площадка отсюда выглядела неохраняемой. Поднявшись по ступенькам, мы окажемся в главном молитвенном зале. А оттуда можно выбраться через основной вход или, сделав небольшой крюк, через кухню.

– Поддержите ее, – приказал я Принципу и Ане.

Они помогли больной женщине доковылять до лестницы.

В зале у алтаря лежала разбитая на куски статуя Архангела. Мозаичные изображения ангелов на стенах облупились и потускнели. В распахнутой двери главного входа завывал ветер. Солнце скрылось за облаками, но пейзаж снаружи выглядел достаточно привлекательным.

К входу приближался стражник. Вероятно, отходил помочиться.

– Спрячьтесь, – велел я трем своим компаньонам.

Они влезли под опрокинутую скамью, а я остановился, прижимаясь к стене у входа. Едва стражник вошел, я ухватил его сзади за шею и швырнул ничком на пол. Он лишился сознания. Я достал меч и вонзил его в открытый участок кожи над латным воротником.

Тело я оттащил за сломанную скамью, так что на полу остался кровавый след, а потом подал знак своим спутникам выходить.

Несмотря на вонь от крови убитого, раздражавшую нос, горный воздух был сладок на вкус. В глубине внутреннего двора паслись лошади, привязанные к деревянной изгороди.

– Вы умеете ездить верхом? – спросил я.

Дочь покачала головой, но мать и мальчик кивнули. Хотя мать была не в силах ехать самостоятельно.

– Посади ее за спину, – велел я Принципу, а потом обернулся к Ане: – Ты поедешь со мной.

Принцип взял поводья меньшей лошади, а я выбрал самую крупную. Но и это прекрасное животное серой масти показалось мне низкорослым. Это не были резвые крестейские скакуны. Слишком хрупкого телосложения, с шелковистой шерстью и тонкой костью, хотя ноги у лошадей были крепкие. Умные глаза мерина смотрели с опаской. Он был похож на кашанских лошадей из богатых конюшен султана Эджаза.

Принцип с девочкой помогли женщине забраться в седло. Потом я помог девочке сесть в мое.

– Михей! – Принцип указал на что-то позади меня.

Из дверей, откуда мы только что вышли, показался стражник. Нет, не стражник. На нем были восточные одежды и большой клинок за спиной.

Один раз я видел его в своей комнате. Он был высок, с глазами уроженца Шелковых земель и прекрасными светлыми волосами.

– Я много слышал о Михее Железном и как мастерски он владеет клинком, – сказал он с явным акцентом Шелковых земель, знакомым мне от Джауза и его мастеров.

Я достал меч, и он обнажил свой. Он был длинным, чуть изогнутым и зазубренным в первой четверти от острия.

– Я люблю клинки, – сказал я. – Твой хорош. С радостью сниму его с твоего трупа.

– Это двуручный меч. – Он крепко сжал оружие, выставив вперед ногу.

– Двуручные как раз для меня.

Мой противник встал в низкую стойку, а я в еще более низкую. С дальнего гребня холма к нам уже спешили вооруженные люди. Он наверняка постарается затянуть схватку, пока не подоспеет подмога.

Я бросил взгляд на Принципа. В глазах мальчика блеснуло понимание. Он достал аркебузу, прищурил глаз, прицелился и выстрелил.

Уроженец Шелковых земель повалился на спину с дымящейся дырой в сердце. Он молчал, как могила, вероятно, потому что был уже там. Мальчик его застрелил.

Лошади не перепугались, но стражники прибавили шаг, громко переговариваясь на саргосском. Некоторые направили на нас аркебузы, но, как ни странно, ни один не выстрелил.

– Уходим!

Я хлопнул лошадь Принципа и Мары по крупу. Она заржала и поскакала вперед.