Крик из прошлого. Воронье гнездо (страница 5)

Страница 5

Я приподнял голову и посмотрел туда, откуда только что приполз, – солнце в зените, в траве стрекочут кузнечики, а нежно-голубое небо совершенно свободно от грозовых туч. Снова уронил тяжелую голову на теплую щебенку.

– Тронулся умом так же, как эти деревенские, не иначе, – прошептал я с закрытыми глазами. – Что это было? Галлюцинации?

– Сам ты галлюцинация, – проник в уши скрипучий голос.

Я, щурясь, приоткрыл глаза. Надо мной навис размытый силуэт, уставивший руки в боки. Собрав последние силы, я поднял корпус и сел, снова задрав голову. Мне хотелось рассмотреть обладателя такого неприятного голоса. Веснушчатая лупоглазая девчонка с медными волосами, забранными в пучок на затылке, сверлила меня недовольным взглядом.

– Отряд спасателей прибыл! – неожиданно громко воскликнул я.

– Ну точно идиот! – выпалила она, скрестив руки на груди и злобно надувая щеки. – Какого черта тебя туда понесло? Да еще пехом… Одного раза не хватило?

– Значит, Воронье Гнездо – действительно проклятое место? – пропустив вопросы девчонки, пробормотал я. – До сих пор не могу поверить в это.

– Придется уж, – хмыкнула она. – Ладно, пошли! Я живу тут недалеко… Чаем напою.

После такого приключения было сложно отказаться от чашки крепкого горячего чая. К тому же без посторонней помощи я вряд ли смог бы вернуться домой. Предложение было принято с превеликим удовольствием.

Глава 7
Легкого пара

Дорога от остановки до дома Веснушки заняла довольно длительное время, хотя жилище моей новой знакомой находилось недалеко от въезда. Я повис на девушке без доли стеснения, закинув руку ей на шею, она пыхтела от натуги, но волокла меня, как истинный спасатель. Иногда я поворачивал голову, чтобы посмотреть на ее недовольное лицо, и улыбался, словно полоумный, но она и это терпела с достоинством. На самом деле я был в состоянии идти самостоятельно, но разве можно отказать себе в таком веселье?

Я сидел на старом, скрипучем стуле закутанный в теплый плед и с упоением потягивал сладкий малиновый чай. Какое-то время мы просто молчали, вылупившись друг на друга.

Я не выдержал первым:

– Как, ты говорила, тебя зовут?

– Я не говорила.

– Да уж, – протянул я, понимая, что с компанией деревенских ребят мне придется несладко. – А все же?

– Зоя, – буркнула та.

– Неужели кто-то еще называет так детей?

Не знаю, почему я не мог удержаться от подколов, – наверное, это заложено в характере, но Зоя оказалась не робкого десятка. Мне в плечо прилетел ботинок!

– С ума сошла?!

– Это я еще тебя пожалела, – хмыкнула Зоя, складывая руки крест-накрест на груди, – впредь выбирай выражения. Предупреждаю только один раз.

– Да я же ничего такого не сказал! Зоя… Ну подумаешь, имя древнее, зачем людей-то калечить?

Зоя схватила что-то со стола и зло зыркнула на меня, я подскочил на месте и дернулся в сторону, закрывая лицо руками, – вдруг опять что-то прилетит.

– Да угомонись ты, – хихикнула она, – это всего лишь ложка.

Девушка наклонилась к низкой тумбе возле меня, открыла дверцу и достала оттуда трехлитровую банку меда. Сняла крышку и накапала целую ложку душистого нектара.

– Ешь, – приказала Зоя, – малина поможет предотвратить простуду, но мед – всему голова, точно не подпустит болезнь.

– А я думал, – принимая угощение, ухмыльнулся я, – хлеб – всему голова.

– Да ты, похоже, бессмертный, раз смеешь перечить Зое! – раздался голос Глеба у меня за спиной. – Удивляюсь, – хмыкнул парень, посмотрев ей в глаза, – как ты еще этого шутника не прибила.

– Сама в шоке, – поморщилась Зоя.

– А тебя сюда каким ветром занесло? – поинтересовался я. – Телефоны не ловят, средневековье.

– Катюха-мелкая видела, как вы шли сюда, – ответил Глеб, усаживаясь за стол без приглашения и отнимая у меня ложку с медом. – Она у нас лучше всякого телефона, резвая деваха. Ты должен был запомнить ее, рядом с твоей бабушкой живет.

– Сарафан и суровый взгляд шахтера? Ага, как же, помню… Именно она, как я понял, и сдала меня вам.

– Верно. Говорю ведь, лучше любого телефона.

Глеб огляделся, ища, чем бы запить сладкий мед. Я, не растерявшись, схватил со стола свою кружку с малиновым чаем и звучно отпил из нее.

– Я чего пришел-то. Я самый старший из наших, поэтому именно мне следует предупредить тебя. Гнездо покинуть не выйдет, попытки ни к чему хорошему не приведут.

– Полагаете, я буду бездействовать? Как вы?

– Рассчитываем на благоразумие, и всего-то. Понимаешь, – Глеб облокотился на стол и заглянул мне в глаза, – если с тобой что-то случится, мы всего лишь погорюем какое-то время. Но от каждой твоей попытки покинуть деревню могут пострадать другие.

– Как кто-то может пострадать из-за этого?

– Мы не знаем, с чем это связано и почему так происходит, но, как только крысы вроде тебя бегут с корабля, всегда творится нечто жуткое.

– Крысы? – хмыкнул я. – Значит, теперь я для вас кто-то вроде крысы? Может, запрете меня?

– Не обижайся, Слав, мы все были этими крысами. Теперь мы не пытаемся сбежать, мы стараемся разобраться…

– Выходит? – теряя терпение, спросил я.

– Я бы не сказал.

Глеб сложил руки в замок и тяжело вздохнул. Было в нем что-то такое, что внушало доверие, но я упрямо отталкивал от себя это ощущение, уверенный, что кругом обман.

– Никто больше не станет удерживать тебя против воли. Это было ошибкой, но мы пытались спасти тебя, Слав. Теперь же у тебя нет выбора, поэтому предлагаю присоединиться к нам.

Нет выбора – та самая фраза, которая может вывести меня из себя.

Не будь я благодарен Зое за помощь, послал бы этих ребят в адово пекло, но вместо этого я молча встал, развернулся и ушел. Не готов я пока что сдаться и поверить в ерунду о проклятии. Не готов!

* * *

Бабушка встретила меня, как и предполагалось, вздохами и упреками:

– Да где ж тебя носило, Слав? Чумазый, как черт! Опять ребята допекали?

– Да нет, ба! Все в порядке, просто под ливень попал.

– Где ты ливень-то нашел? Сухо кругом, хоть бы малость смочило. Вон даже зелень на грядках припекло, полить надо…

– Я полью, – быстро ответил я, не желая услышать отказ. Костя меня пристыдил, так что теперь мне хотелось исправиться. – Пойдем, покажешь, где тут что.

– Пошли, – вздохнула бабушка, – заодно баньку истопим. Попаришься, отдохнешь после поливки огорода.

К тому времени, когда я полил весь огород, – а там оказалось неимоверное количество грядок, – время подходило к полуночи. Я устал настолько, что даже двигаться не хотелось, но теплая баня, пропитанная хвойным ароматом распаренных веников, придала новых сил.

Я удобно расположился на деревянном полке и как попало стал хлестать себя веником. Не уверен, что все делал правильно, но мне действительно стало намного легче. Усталости как не бывало, а простуда и подавно не решилась бы теперь ко мне подступиться.

Наступившая ночь была тихой, банное времяпрепровождение подходило к концу, мне оставалось только сполоснуться и вытереться насухо, как вдруг снаружи раздался необычайно громкий звук.

Прислушавшись и невольно бросив взгляд на единственное маленькое окно в бане, не прикрытое никакой занавеской, я с ужасом заметил чей-то силуэт. Первая мысль, которая пришла в голову, – деревенские снова шпионят за мной. Гнев уколол нервные окончания, я разозлился, подумав, что кто-то из ребят застал меня в чем мама родила, но потом успокоился. Зачем им это? Теперь все свои бредни насчет проклятия и ужасов, творившихся в Гнезде, они могут высказать мне напрямую.

Я подумал было, что это чья-то неуместная шутка, но тут звук повторился вновь, только на этот раз намного громче. Он был похож на вой хищного зверя и одновременно на жалобный женский крик. Казалось, стены в парной задергались, затряслись и заскрипели. Меня прошиб холодный пот, страх ударил по внутренностям.

Еще секунду спустя по расшатанному банному окошку забарабанило что-то невидимое… Я смотрел в темноту, но там уже не было ни силуэта, ни чьего-либо лица. Обычное окно, которое дребезжало само по себе, а этот грохот сопровождали поистине лютые завывания и крики.

Почувствовав необъяснимый, первобытный страх и дрожь в ногах, я еле добрался до одежды и попытался как можно быстрее натянуть ее на себя. Из-за воплей снаружи и непрекращающегося грохота – теперь что-то колотило еще и в дверь предбанника – дурнота полностью овладела мной.

От творившихся снаружи ужасов голова пошла кругом, меня замутило, но я пытался сдерживать рвотные позывы. Облокотившись на полок в попытке хоть на секунду унять страх, я вспомнил еще об одной детали – в бане не было замков, а значит, то, что находилось снаружи, могло с легкостью проникнуть внутрь. Бабушка говорила, что отсутствие защелки – мера предосторожности, что в деревнях были нередки случаи, когда люди угорали от банного жара, теряли сознание и валились с сердечными приступами… Я вдруг четко услышал ее слова: «Станет дурно – ползи наружу. Даже крепкие, молодые ребята умирали в парилках». Но как ползти наружу, когда там такое?!

От всплывших в сознании слов стало совсем плохо. Мне было страшно выходить в ночную прохладу улицы из-за происходившей там чертовщины, страшно было оставаться в бане в одежде. Я и так задыхался от жары. Помню, как уперся спиной в противоположный от окна угол и скатился к двери. Остальное как в тумане. Жар и страх выкачали все силы. Я потерял сознание.

Глава 8
Истерика и чертовщина

Вставай, проклятьем заклейменный,
Весь мир голодных и рабов!
Кипит наш разум возмущенный
И в смертный бой вести готов.

Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим,
Кто был ничем, тот станет всем.

Припев:
Это есть наш последний
И решительный бой.
С Интернационалом
Воспрянет род людской!

Никто не даст нам избавленья:
Ни бог, ни царь и ни герой.
Добьемся мы освобожденья
Своею собственной рукой.

Чтоб свергнуть гнет рукой умелой,
Отвоевать свое добро,
Вздувайте горн и куйте смело,
Пока железо горячо!

Припев.
Лишь мы, работники всемирной,
Великой армии труда,
Владеть землей имеем право,
Но паразиты – никогда!

И если гром великий грянет
Над сворой псов и палачей,
Для нас все так же солнце станет
Сиять огнем своих лучей.

Припев[1].

– Ох, скоты! – вопила полная, крепкая дама, размахивая руками. – Что вы творите, свиньи?! Да будьте вы прокляты, черти окаянные!

– Мама, – послышался неуверенный детский шепоток, – теперь мы будем прокляты?

– Тише, Аглая, – надломленным голосом ответила женщина, уводя дочку от стройки, – незачем хорошей девочке говорить такие вещи. Господь, он все видит. Он не допустит, чтобы страдали невинные люди.

– А те, кто виновны, пострадают?

– Аглая! – одернула девочку женщина, но тут же быстрыми, резкими движениями погладила ее по голове. – Все будет хорошо.

– Не хочу, чтобы было хорошо. Пусть виновные будут наказаны.

– Тише, Аглая!

Мать, крепко держа ребенка за руку, стала отдаляться от толпы зевак. Люди галдели и возмущались, часто переходя на крики и нецензурную брань. Деревенский покой был бесповоротно нарушен.

– Разрушим старый мир и на его костях построим новый! – раздался возглас со стороны «виновных».

* * *

– Слав! Слав, ты меня слышишь?

Чья-то грубая и тяжелая ладонь ударила меня по лицу несколько раз.

– Что ж ты его так лупишь, окаянный! А ну, подвинься!

Бабушка аккуратно опустилась на диван возле меня и легонько погладила по лицу. Я чувствовал безумную слабость, все тело будто налилось свинцом, а веки никак не хотели подниматься.

– Славушка, милый, – тихо позвала бабушка, – ты меня слышишь?

[1] «Интернационал» – Государственный гимн РСФСР (1918–1922), а после образования Советского Союза (1922) он же стал гимном СССР (1922–1944).