Когда-то предполагалось, что на крышах жилых блоков на разных уровнях будут сады и зоны отдыха, но сейчас там была только бурая трава и мусор. У нас с Коди у самих был выход на одну из террас, которая в договоре аренды гордо называлась «патио», и мы туда только бутылки выставляли после вечеринок и время от времени гоняли оттуда нашего соседа, чтоб не спрыгнул с крыши под кайфом. Я окинула всю постройку взглядом, отмечая изменения. С восточной стороны часть стены обвалилась ― наверное, во время последнего землетрясения, и там квартиры, по всей видимости, расселили. В остальном все по-прежнему, хотя за полгода я отвыкла от этого нелепого вида. Словно ребенок построил домик из кубиков разного размера, чихни на такой ― сразу развалится.

Улица называлась Авторемонтная, но от авторемонта там было только кладбище старых машин в одном ее конце и авторазборка в другом. За авторазборкой было социальное общежитие (от которого у меня был ключ, но я там так и не появилась, предпочитая оставаться у Эме) ― несколько зданий, от которых издалека веяло безысходностью, а за ними общественный парк ― разрезанный оврагом напополам пустырь, посреди которого торчала жалкая группа умирающих деревьев.

Сверху, с одной из замусоренных террас, кто-то швырнул бутылку. Я едва успела увернуться и задрала голову. На пятом этаже торчали двое мальчишек лет двенадцати, даже не пытаясь скрыться. Один из них заржал, глядя на мое лицо, второй внезапно дал ему затрещину.

– Ты че, это ж Рета Немет, дебил, ― донеслось до меня.

Отлично, видимо, я теперь авторитет для местной шпаны. Мама может мной гордиться.

Заходить домой было страшно, но в конце концов я стиснула зубы и решилась. Когда-то же надо это сделать.

Лестница шла частично внутри дома, частично снаружи. У входа на наш этаж кто-то спал. Я переступила через тело, не обратив на него особого внимания. Половина наших соседей выглядели так, будто уже умерли и разложились. Честное слово, если наступит зомби-апокалипсис, в Гетто это не скоро заметят.

Я шла знакомым маршрутом. Повернуть за угол, выйти на общий балкон, перелезть через заграждения, выйти во второй коридор ― так быстрее всего, ― и вот она, наша дверь.

Квартира была заперта ― это меня порадовало. Я ввела свой код и проверила почтовый терминал у входа ― куча неоплаченных счетов, угрозы отключить электричество (надо думать, их уже привели в исполнение) и предупреждение, что, если я не внесу деньги в ближайшую неделю, договор аренды будет аннулирован. Дальше шли голосовые сообщения от нескольких знакомых, которые наведывались сюда последние дни ― и чего они тут надеялись найти? И ― вот так сюрприз ― неделю назад приходил некто Б. Кару.

Я перестала пролистывать сообщения и замерла. По спине у меня побежали мурашки. По документам квартира была снята на имя Зои Немет, нашей бабки, которая давным-давно отъехала из нашей реальности в воображаемую, никого не узнавала и, кажется, была этим вполне довольна. Мы с Коди жили у нее с шестнадцати лет, когда мама очень удачно устроила личную жизнь и переехала к новому парню. Два подростка, бросивших школу, им бы только мешали. Так что мы почти год жили с бабулей Немет, пока она окончательно не двинулась, кинувшись на нас с топором, и ее не забрали в соответствующее заведение, а мы по ее документам переехали в эту комнату, где вдвоем даже дышать было тесно.

И вот сюда заявился Борген Кару. Странный незнакомец из бара. Как он меня назвал? Рита-Лина? Черт, Эме была права, он из Сити или Промзоны. В Гетто имя Реталин не кажется таким уж невероятным, чтобы пытаться привнести в него каплю смысла. Тут часто изощряются с именами. Например, Эме ― это сокращение от Эмелианты. Родители назвали ее, будто эльфийскую принцессу, а выросла Эме ― с плоским лицом, раскосыми глазами и ростом с двенадцатилетнего ребенка, и она это имя терпеть не может.

Я вдруг осознала, что торчу перед дверью уже минут двадцать, удалила все оставшиеся сообщения, не читая их, и шмыгнула внутрь.

Жители Сити представлялись мне какими-то волшебниками с возможностями, ограниченными только законами физики, и то, что Борген Кару нашел, где мы с Коди жили, вполне укладывалось в мои представления. Не укладывалось другое ― тот факт, что он вообще искал. В памяти вдруг всплыли лица Теодора и Марко, и я почувствовала, что вот-вот разрыдаюсь от переполняющей меня ненависти. Всего раз я встретилась с кем-то из Сити, и в результате погиб мой брат.

Я повторила это еще раз: «Мой брат умер». Хватит уже надеяться на чудо. В тюрьме я постоянно об этом думала, у меня в голове сложилась сотня сценариев, в которых Коди был жив и ждал меня на свободе. А вдруг он на самом деле до сих пор прячется в развалинах Вессема? А может, он упал, потерял память и лежит в больнице? Может, он вернулся и его тоже арестовали? Или он просто не может меня навестить ― я ведь никого не успела внести в список посещений, слишком быстро все случилось, так что ко мне никто и не приходил. Так, может, он ждет меня дома?

Нет, черт. Не может. Он умер. Глупо это отрицать только потому, что я этого не видела. Если бы я не кинулась бежать сломя голову, когда он велел бежать, то, может, смогла бы ему помочь. Но если бы Марко заткнулся, как ему было сказано, ― ничего бы вообще не случилось.

Я заставила себя двигаться. Оказывается, если сделать пару шагов к своему прошлому ― пучины ада не разверзнутся и ангел не вострубит. Даже странно, если подумать. Комната была такой же, какой мы ее оставили. Беспорядок ― мы собирались в спешке. На потолке свежее пятно ― кажется, крыша снова течет. На столе валяется мой старый респиратор. Перед походом Теодор дал нам обоим новые, но мой остался где-то в Вессеме. Я сунула респиратор в карман куртки. Пахло затхлостью, и я открыла вентиляционное окно под потолком. В шкафу нашелся стратегический запас банок и армейских питательных концентратов ― когда-то Коди инвестировал наши накопления в консервы, неплохо бы их забрать. Я пощелкала выключателем ― так и есть, электричество отключили. Села на кровать Коди, посидела немного, потом легла, свернувшись калачиком.

Коди, Коди, я же не смогу без тебя. Мы всю жизнь были вместе. Мы изобрели собственный язык, которого больше никто не понимал, хохотали над своими шутками, которые больше никого не смешили. Говорят, что человек рождается и умирает в одиночестве, но это точно не про нас, мы-то были вместе еще до рождения. Я родилась первая и потом стала его проводником, связывала его с миром. Когда нам сказали, что Коди должен ходить в особую школу, я устроила истерику, и мы снова оказались вместе. Я переводила его ответы учителям, а по губам он и сам неплохо читал. И друзья у нас были общие. И каждый раз, когда отец решал начать новую жизнь, мы тоже поддерживали друг друга. Я помнила, как это было пять лет назад, ― мы стояли обнявшись и молча смотрели, как он собирает вещи. Он пытался попрощаться с нами, но мы только слушали и думали, что вечером надо будет как-то в очередной раз объяснять всю эту историю маме, и в конце концов он не выдержал.

– Что ты молчишь? Я столько денег выложил, чтобы ты мог говорить! ― орал он на Коди. Меня он традиционно не принимал в расчет. ― Ты можешь мне хоть два слова сказать, а?!

– Могу, ― ответил Коди. ― Пошел ты.

Ладно, вернуть Коди слух ― это и впрямь было охренеть как дорого, хотя заплатила за это удовольствие в основном бабуля Немет. Но даже после операции разговаривать как все Коди уже не хотел. Иногда, когда без этого было не обойтись, он мог выдать пару-тройку коротких предложений, но предпочитал все так же общаться жестами. Наши друзья уже кое-как выучили его язык, и нам казалось, что это даже круто ― говорить так, чтобы никто не понимал. Пусть бы он и в тот раз ничего не говорил, и я бы не побежала, и тогда, может, он бы остался жив. Он же всегда молчал! Что ему стоило промолчать еще раз?

Я обнаружила, что захлебываюсь слезами, уткнувшись в подушку. Надо было вставать и возвращаться к Эме, но тут мысль, крутившаяся у меня в голове последнюю неделю ― с тех пор, как я поняла, что брат не ждет меня на свободе, ― обрела законченный вид: а стоит ли? Если меня не будет ― Эме не останется одна, она помирится с Тенной. То есть она, конечно, расстроится, но потом поймет.

Я достала из кармана комм и сказала:

– Привет, Нико.

– Привет, Рета, ― отозвался голос Нико из комма. ― Нужна помощь?

– Ага, ― ответила я и вдруг, повинуясь внезапному импульсу, попросила: ― Найди, пожалуйста, человека по имени Борген Кару.

Визитка этого типа с его контактом в «таккере» до сих пор лежала в кармане куртки Коди, но мне не хотелось вставать. А еще очень хотелось поговорить немного с Нико.

Вообще-то «таккер» ― он вроде как для Гетто. Не только для нашего, конечно, а вообще. То есть официально нет, но по факту ― да. У Промзоны, Сити и других благополучных мест Центрально-Европейской Республики есть свой закрытый «вейс», и черта с два с нашей социальной картой ты туда зайдешь. Для этого нужен личный индекс не меньше пятидесяти, а в Гетто больше сорока тебе не получить, хоть ты наизнанку вывернись.

– Нашел две сотни в «таккере», почти сотню в «вейсе», ― через пару секунд отозвался комм. ― Тебе нужен кто-то конкретный?

Да, черта с два, если ты не Нико.

– Ну. ― Я задумалась. ― Ему лет сорок или около того. И он не похож на парня из Гетто. Довольно симпатичный.

– Довольно бесполезная информация. Еще что-нибудь?

– Смуглая кожа. ― Я поморщилась, память на лица у меня была паршивая. ― Карие глаза. Высокий. Очень короткая стрижка. На правом виске, почти под волосами, татуировка белого цвета, но я ее не рассмотрела.

– Кажется, нашел. Вывожу на экран его страницу из «вейса». Посмотри, он?

Я подняла голову и посмотрела. Он, точно он. Борген Оскар Кару, сорок пять лет, гражданин Сити, специалист по нейротехнологическому биомоделированию (а это что еще за дичь?), работает в компании «НейроКортИнт», личный индекс ― семьдесят два (ого!), женат, двое детей.

– Сохрани картинку. А что в «таккере»?

– Ну, там просто говорится, что он существует. ― В голосе Нико была усмешка.

Я закрыла глаза и представила, как Нико улыбается. Мне стало легче.

– Небось специально для меня и зарегистрировался, ― пробормотала я. ― Он же не знал, что ты чертов гений.

Мы помолчали. Свой интерес я вполне удовлетворила, теперь надо было переходить к главному.

– Слушай, Нико, ― неуверенно сказала я, ― мне нужен совет. Вернее, даже не так. Я хочу поговорить, но не знаю с кем. Точно не с Эме. А больше никого нет.

– Я тебя слушаю, Рета.

– Нико, ― я всхлипнула, ― я полгода провела в тюрьме. Помнишь, мы с Коди пошли с теми парнями в Вессем, так вот, там Коди… Коди погиб, а Теодор упал и сломал ногу, и Марко наставил на меня пистолет и сказал ― давай, тащи его, и я его тащила, а потом мы прятались в том доме ― помнишь, в котором мы ночевали, когда нам было по тринадцать, ― я уже снова рыдала, ― и мне было ужас как страшно, и потом я отобрала у Марко пистолет, но нас заметили, и я выкинула пистолет, но все равно во всем обвинили меня ― конечно, я же из Гетто, потом, правда, оказалось, что пистолет вообще не настоящий, просто парализатор, и я не стреляла, так что мне всего полгода дали. ― Я остановилась, комм тоже молчал, и, отдышавшись, я наконец повторила: ― Нико, понимаешь, я бросила Коди в Вессеме, и он погиб. Это я виновата.

Мне почему-то стало легче оттого, что я произнесла это вслух. Словно мой сбивчивый рассказ немного упорядочил хаос внутри меня. Это как в историях, которые придумывала Тенна, ― назвав истинное имя, получаешь власть. А у моего внутреннего ада теперь было не только имя, но даже конституция.

– Мне очень жаль, Рета. Я бы хотел сейчас быть с тобой, ― ответил Нико.

– Да, я знаю. Но я не могу без него, правда. Я вообще-то хотела тебя спросить не про Боргена Кару, а как надежнее всего, ну, закончить это все. Понимаешь?

Раньше я никогда не интересовалась способами быстро умереть ― с гарантией, так, чтоб не остаться овощем. С какой высоты прыгать, какие таблетки пить и где их взять, что там еще… А если начать сейчас искать их в Сети ― информация мигом уйдет в социалку. И умереть не дадут, и штраф влепят.

– Прости, Рета, но таких советов я давать не могу. Ты слишком дорога мне, чтобы я стал тебе в этом помогать.

Это был прямо удар под дых. От Нико я такого не ожидала. Он же всегда мне помогал!

– Тогда почему ты сам не здесь?! ― заорала я. ― Почему ты-то сам не здесь?!