Его никто не слышал – лес обочь дороги стоял безлюдный. Светило солнце. Пробиваясь через кроны, оно пятнало светом мокрую траву на полоске посреди колеи – роса еще не высохла. Пахло хвоей и смолой. Вдыхая этот воздух, Кир думал, что ему необыкновенно повезло очнуться в этом мире. Здесь все так просто и понятно, прекрасная природа и натуральная еда. Как хорошо, что бот оказался в Солнечной системе. Республика сюда не доберется… А если да? Что ожидает жителей Земли? Разбомбленные города, оккупационные войска на территории и принудительный труд для аборигенов. А он – один из них. На колонизированных Республикой планетах аборигенам приходилось туго. Кир на мгновение похолодел, но собрался и прогнал из головы открывшуюся перспективу. Весьма сомнительную. Вероятность появления здесь флота из Республики ничтожная, какие бы проценты ни вычислял системник. Она разгромлена империей, и ей не до экспансии в чужих мирах, тем более очень отдаленных…

Он не заметил, как добрался до болота. Свернув с дороги влево, встал и замычал от удивления. Мать не ошиблась – здесь черники было много. Ну, просто очень. Сплошной ковер из невысоких, по колено, кустиков осыпан ягодами, крупными и сине-черными. Кир снял с плеча ведро, завернутое в покрывало (мать называла это «ношкой») и положил его на землю. Затем наклонился и, сорвав немного ягод, забросил в рот. Какие сладкие и ароматные! Забыв обо всем, Кир стал рвать и есть чернику, пока не понял – больше ни ягодки не съест. Тогда он начал собирать ее в ведерко и не заметил, как оно наполнилось. Вернувшись к ношке, Кир пересыпал ягоды в большое ведро, после чего продолжил сбор.

Со временем наловчился: приподымая ветку кустика, он пропускал ее между расставленными пальцами и, набирая горсть, ссыпал чернику в малое ведерко. Ладони стали сине-черными от сока ягод, но Кир лишь только улыбнулся. Увлекся и, согнувшись споро передвигался по черничнику, как вдруг услышал громкое шипение. Кир поднял голову. На пне перед его лицом, свернувшись и приподняв на тонком теле голову, смотрела на него змея. Из раскрытой пасти высовывался раздвоенный язык. Змея шипела и, похоже, злилась.

От неожиданности Кир шлепнулся на задницу, рассыпав из ведерка ягоды. Когда же вновь взглянул на пень, змеи там не было – скрылась. Дурак! Ведь мать советовала быть осторожным у болота, а он увлекся. Сходив к дороге, Кир подобрал сухую ветку, очистил от сучков и прежде, чем согнуться над черничником, стал ворошить его перед собой. Больше змей он не видел…

Через полтора часа наполнилось ведро эмалированное – Кир специально засекал. Часы у донора имелись, а как здесь определяют время, он изучил, болтаясь в боте на орбите. Немного удивился, что в часе шестьдесят минут, а не сто. Системник объяснил, что это дань традиции: когда-то люди использовали шестидесятеричную систему исчисления, которая осталась лишь для измерения углов и времени. Наполнив еще малое ведерко, Кир зашагал к деревне. Зайдя во двор, задумался. Он не устал и мог собрать еще немало ягод – тем более, ему понравилось. Вдобавок и полезно. Такая мелкая работа неплохо тренирует пальцы рук, что пригодится в будущей работе. Зубные техники имеют дело с мелкими объектами. И денег заработает.

У сарая он увидел бочку, наполненную до краев водой. Сегодня мать обмолвилась, что в ней солила огурцы. Когда они закончились, налила воду, чтобы клепки не рассохлись. Кир опрокинул бочку, опорожнив ее от застоявшейся воды, взял ведра и сходил к колодцу. Принес воды и вымыл бочку изнутри. Затащив ее в сарай, чтобы не грелась на солнце, он пересыпал туда ягоды. Они заполнили бочку на четверть – пожалуй, даже меньше. Емкость бочки примерно сотня литров, как понял Кир. В большом ведре – 12, а в малом – два. Чтобы наполнить бочку до краев, придется потрудиться. И он отправился к болоту.

За день сходил туда три раза. Прервался на обед, немного отдохнул и вновь пошел. Когда вернулась с поля мать, показал ей наполненную до половины бочку.

– Што, столько сам набрав? – мать изумилась. – Руками? Дык што я спрашиваю, руки чорные. И рот… Ел там чарницы?

Кир подтвердил кивком.

– Не так их надо есть, – сказала женщина. – Забыл?

Мать набрала черники в миску, залила молоком и дала сыну ложку с ломтем хлеба.

– Ешь!

Кир зачерпнул и бросил ложку в рот. Прожевал – невероятно вкусно! Ягоды со свежим молоком буквально таяли во рту. Он не заметил, как миска опустела.

– Перекусил? – спросила мать. – Добра. А я пока што суп сварю…

Пока она возилась у плиты (та запитывалась от баллона с газом), Кир осмотрелся в доме – как-то раньше не собрался, все мельком, мельком. Три комнаты, большая печь, занимавшая примерно процентов двадцать площади. В зале – телевизор и диван, в столовой – холодильник. Не новые, заметно, а телевизор черно-белый. Не богато. Так откуда деньги? Мать – полевод в колхозе, зарплата небольшая. Пока был жив отец, еще неплохо жили, но после его смерти стало плохо. Нет, мать не бедствует: корова, куры и кабан, своя картошка, огурцы с капустой, но денег мало. Как и у сына, впрочем.

Перед получением диплома Чернухе выдали подъемные, как молодому специалисту. Одну стипендию – 35 рублей, но те почти закончились. Обучаясь в медучилище, Чернуха жил в студенческом общежитии, за которое платил копейки. Стипендия (инвалидам ее платили всем – не важно, как учились), мать присылала денег – на еду хватало. Но после получения диплома из общежития пришлось уйти. Снял угол у пенсионерки, причем в буквальном смысле угол. В однокомнатной квартире хозяйка выделила ему койку за ширмой. Хозяйка оказалась дальней родственницей: ее покойный муж – двоюродный дядя матери. Нет, одолжения она не делала – сдавала прежде этот угол и другим за 15 рублей в месяц, но прежний квартирант уехал поступать в Москву, освободив жилплощадь, и тут подвернулся Константин. Люция Мечиславовна сдавала угол исключительно парням, причем интеллигентным, то есть образованным или студентам вузов. Чернуха по этому критерию прошел и поселился в однокомнатной квартире, заплатив вперед за месяц. Кир знал, что донор собирался попросить у матери денег, но самому ему претило. Просить он не любил, а тут возможность заработать…

Назавтра он опять пошел к болоту, но, возвращаясь, встретил на дороге двух незнакомых молодых мужчин. Небритые, какие-то помятые, в расхристанной одежде, они, похоже, ждали именно его, поскольку сразу преградили путь.

– Вот что, глухи, – сказал один и сплюнул на дорогу. – Тут наши ягоды растуць, и брать их всяким там приблудам забаронено.^[9] Здымай! – он указал на ношку. – Все гэта наше.

От неожиданности Кир опешил, но только на мгновение. Пожав плечами, он снял ношку и поставил на дорогу, затем спокойно отвязал ведерко с живота – там тоже были ягоды. Грабители заухмылялись, но ненадолго. Шагнув вперед, Кир засадил ногой ближайшему в промежность, второму – кулаком пониже мечевидного отростка. Когда второй согнулся, добавил кулаком по шее. Кир рос в детдоме, и драться научился рано. Потом военное училище и десять лет в десантниках. А там не важно, кто ты – штурмовик или медик, сражаться должен наравне со всеми. Понятно, что потом он стал пенсионером, а после заселился в молодое тело, но навык, как известно, не пропьешь – так говорили на Земле. Пусть он и трезвенник…

Грабители упали на дорогу, застонав. Кир пнул каждого по разу – с размаху, не жалея, затем принес ведерко с ягодами и высыпал немного перед каждым. Схватив за волосы ближайшего грабителя, стал тыкать его носом в ягоды. Сочтя достаточным, перешел к другому и повторил.

– Ч-ч-черники з-з-захотелось? – мычал при этом. – Ж-ж-жрите!

Мычание его было едва понятным, но грабители прониклись.

– Пацан, прости! – взмолился тот, который и затеял разговор. – Рамсы попутали, не будзем больше.

Кир сплюнул и, отвесив лежавшим на дороге по пинку, закинул ношку на плечо и подобрал ведерко, после чего отправился в деревню. Вечером он рассказал о стычке матери.

– Банцеи это, – возмутилась женщина. – Фамилия у них такая – Банцей, сюда недавно переехали. Эти двое братьев – тюремщики, зерно украли на току, за что и посадили. Недавно воротились. Нигде не робяцть, тольки исчуць, где бы выпить. Забрали б ягоды, сдали бы заготовителю, купили бы чернила и напились. Ну, я им! Участковому пожалуюсь. Совсем мозги пропили – своих же грабить! Но сначала мати их скажу…

Она ушла, но вскорости вернулась с незнакомой Киру женщиной – высокой и худой.

– Ивановна просит нас не жаловаться участковому, – сказала сыну. – Ведь посадят дурней! Взамен они попилят дровы нам. Як ты, согласен?

Подумав, Кир кивнул.

– Спасибо, – обрадовалась мать «тюремщиков». – Не сомневайтесь – отработают.

Кир сомневался, но ошибся. Спустя два дня им привезли дрова, сгрузив стволы деревьев возле дома. Явились сыновья Ивановны. Кир им вручил пилу, «тюремщики» за несколько часов все попилили и даже покололи чурки. Работали старательно, испуганно косясь на Кира. Когда они закончили, Кир дал им сала, хлеба и бутылку самогонки – так наказала мать. «Тюремщики» ушли довольные. Киру осталось только отнести поленья в сарай и сложить их там. Но перед этим к ним в деревню наведался заготовитель на машине и выкупил его чернику из бочки. Дал Киру семьдесят рублей с копейками. Кир предложил их матери, но та только руками замахала:

– Ты собирав, твои и гроши.

Заканчивался отпуск. Кир сделал все, о чем просила мать. Окучил ей картошку, починил забор и даже вычистил трубу от сажи, взобравшись на конек их дома по длинной лестнице. После чего он долго отмывался в бане. У семьи она имелась – отец успел поставить. За это время он постепенно свыкся, что у него есть мать по имени Анастасия и зовут его не Кир, а Константин. Ему все нравилось: и молодое тело, и то, что он не одинок, неторопливость местной жизни и окружавшие его простые люди. Прощаясь, мать протянула ему сто рублей:

– Возьми – там, в Минске, все за деньги.

– Н-н-нет, мама, – покачал он головой. Кир уже немного говорил – пусть сильно заикаясь и не совсем разборчиво, но все-таки понятно. Для этого он слушал радио и телевизор и повторял за диктором слова. Неважно получалось, но пока хоть так. – Т-т-тебе н-н-нужнее.

– Бери! – сказала мать. – Зачем мне гроши? Здесь все свое – есть молоко, картошка, яйца. Кабанчика забьем – и будет сало с мясом. Купи себе одежи, а то один костюм и две рубашки.

– С-с-спасибо, мама, – Кир решил не спорить и деньги взял. – Н-н-начну р-р-работать, б-б-буду п-п-помогать т-т-тебе.

– Яки сын у мяне! – заулыбалась мать. – Другие тольки грошы тянуть ад батьков. Иди уж, помогальщик!

Они обнялись. Кир подхватил нагруженную мамой сумку и пошел в соседнюю деревню. Автобус останавливался там. Сначала он доедет до райцентра, а оттуда – в Минск…

3

С Центрального вокзала до нужной остановки Кир доехал на троллейбусе. Вышел и зашагал по тротуару вдоль улицы Васнецова. По обеим сторонам ее тянулись невысокие дома в пять этажей, построенные из панелей. Возле них росли деревья – районы здесь озеленяли, а перед домами жильцы разбили цветники. Киру это нравилось. На Агорне, в районе, где он прежде жил, деревьев не высаживали – их нужно поливать, а вода дорогая. Поэтому там было голо, пыльно, жарко, но лучшего жилья для отставника республиканской армии у государства не нашлось.

…Хозяйка оказалась дома. Люция Мечиславовна, услышав звук открываемой двери, встретила его в прихожей.

– Приехал? – затрещала старушка, едва Кир переступил порог. – Ну, как там Настя? Здорова? Как жизнь в деревне? Ходил в грибы и ягоды?

Кир с удивлением смотрел на бойкую пенсионерку. Невысокая, худенькая, она, похоже, радовалась возвращению квартиранта. Ответа она не ожидала – что взять с глухого, а жестовый язык, похоже, не знала. Болтала просто так. Но Кир вдруг неожиданно ответил:

– Н-н-нормально д-д-дома.

– Вы говорите? – хозяйка изумилась.

– И с-с-слышу.

– Но как?

– М-м-молнией ударило. П-п-после ч-ч-чего с-с-стал с-с-слышать.

– Не может быть!