Я перевожу взгляд на Эдика. Его лицо каменное. Ни капли раскаяния, ни тени вины. И от этого мне становится особенно мерзко.

Последние три года у него действительно все плохо. Все для дома делаю я, но при этом оказываюсь виноватой. Да даже свекровь накидывается на меня каждый божий день только потому, что я возвращаюсь домой поздно. Хотя прекрасно знает, что все живут за мой счет. Да, Валентина Сергеевна неблагодарная, в этом я даже не сомневалась. Но как же больно осознавать, что мой муж, как оказалось, далеко от нее не ушел.

– Ты показал ей какие-то фальшивые снимки? Ты действительно настолько хотел выгородить свою новую «любовь», что без стыда и совести оболгал меня перед дочерью? Тебе не хватило смелости просто признать, что ты предатель?

– Яра, между нами всё давно угасло. Мы просто тянули время. Ты сама это знаешь, – говорит спокойно, будто это деловой разговор. – Ты стала другой. Такой… холодной. Постоянно в школе, в своих заботах. Наташа дала мне тепло и любовь, которого ты давно не давала.

– Я не холодная, а просто уставшая. От того, что все на мне. Я тянула нас троих, пока ты ходил по самым дорогим ресторанам со своей любовницей!

Делаю шаг к дочери, беру ее за руки. Они холодные. Она не вырывается, но и не отвечает.

– Оля, ты действительно веришь ему? Веришь в то, что я изменяю твоему отцу? Почему?

Она шепчет, и этот шепот буквально режет мое сердце:

– Потому что ты… ты все время где-то. Сама по себе. Ты не видишь меня. А папа всегда рядом. Он говорит со мной, понимает меня. И… я просто хочу, чтобы он был счастлив. Разве в этом есть что-то плохое?

– Даже если для этого меня нужно растоптать? Переступить через меня?

Она не отвечает. А я уже не могу держаться.

– Понятно, – усмехаюсь зло, так и не дожидаясь ответа. А Эдик сама невозмутимость. – Я не уйду. И не позволю вам решать за меня. Не позволю вам превратить все в руины, прикрываясь красивыми словами про «счастье» и «тепло».

Разворачиваюсь и выхожу из кабинета, ощущая, как внутри, среди обломков, медленно поднимается что-то новое. Это не злость. Это скорее сила и желание отомстить.

Я с трудом поднимаюсь в спальню. Ноги ватные, руки ледяные. Хочется лечь, но я не ложусь. Хочется плакать, но не могу. Слез нет. Они тяжестью застревают в горле. Только сердце стучит громко и глухо одновременно, как удар кулаком в запертую дверь.

Сажусь на край кровати, закрываю глаза. Слышу, как внизу захлопывается дверь. Эдик уходит. Наверное, к той самой, что якобы «дает тепло».

А дочь так и не поднимается ко мне.

Смотрю в зеркало напротив кровати. Себя не узнаю. В этом отражении женщина, которой сломали сердце.Которая разочаровалась в самых близких людях. В своей семье.

Что я чувствую? Все сразу. И пустоту. И гнев. И боль, которая разрывает меня на части.

Наконец ложусь и смотрю в потолок. Сколько ночей мы провели здесь вдвоем? Сколько разговоров, планов… И все обесценилось двумя фразами: «Я люблю ее. Ты съедешь отсюда.»

В какой-то момент дыхание сбивается. Меня накрывает волной глухих и беззвучных рыданий. Так плачут только те, кто не хочет, чтобы их кто-то услышал.

Ночь проходит не просто плохо – она словно не проходит вовсе. Я не сплю, я существую в каком-то чужом, тревожном пространстве между снами и явью.

Каждый раз, когда закрываю глаза, передо мной встает лицо дочери. То самое, спокойное и холодное, когда она говорит: «Ты встречаешься с другим». Будто я чужая и виноватая женщина, которая заслуживает самое жестокое наказание.

А Эдик… Он даже не пытался объясниться. Не извинился. Просто поставил перед фактом. Словно я – мебель. Старая вещь, которую пора вынести из дома.

Заставляю себя встать с кровати. Спать все равно не получается. Лицо серое, губы обветрились, волосы в беспорядке.

«Нам нужно встретиться», – отправляю сообщение Свете. Седьмой час, но я уверена, что она давно проснулась.

«Приезжай ко мне. Это займет меньше времени.»

«Буду через пятнадцать минут.»

Света живет неподалеку. Успею опустошить ей душу, а потом вернусь домой и соберусь на работу. Мне нужно быть в школе в одиннадцать.

Одеваюсь, беру ключи и выхожу. Благо все спят.

Света открывает дверь через секунду, едва я нажимаю на дверной звонок. Я даже не здороваюсь. Просто захожу в квартиру, иду на кухню и сажусь, машинально обхватывая ладонями чашку, которую подруга ставит передо мной.

– Он мне больше не муж, – говорю почти шепотом. – Я не могу и не хочу жить с человеком, который так легко переступает через меня. Через нас. Через двадцать три года жизни.

Света молчит. Она смотрит на меня так, будто сейчас хочет обнять, но боится, что я расплачусь.

– Он признался? – спрашивает она осторожно.

– Да. Ночью я хотела кричать, биться головой об стену, искать объяснений. А потом… потом стало пусто. И в этой пустоте я вдруг поняла, что мне не за что бороться. Он меня не любит, Света.

Подруга медленно кивает. Ее глаза полны слёз.

– А дочь?..

– Не знаю. Пока не знаю, что с ней делать. Ей хорошо с отцом. Она поддерживает его выбор. Я одна, Свет. Но я справлюсь. Просто мне нужно немного времени.

Света тянет руку через стол и накрывает мою.

– То есть Оле все равно, что у ее отца есть любовница? Что он наставлял ее же матери рога?

– Представляешь, да… – ком в горле увеличивается в размерах. – Моя Оля плевать хотела на меня и на мои чувства.

Мы ещё какое-то время разговариваем со Светой. Мне удается отбросить хоть какую-то часть груза, что лежит на плечах, после общения с ней. Попрощавшись, еду к себе.

Мне нужно собираться в школу, нужно быть среди людей, чтобы не остаться наедине с этим гулом в голове. Кажется, только привычная рутина может удержать меня на плаву.

Переодеваюсь, привожу себя в порядок,

За окном все еще пасмурно, асфальт влажный от ночного дождя. Сажусь в машину, завожу, включаю обогрев. Радио играет что-то ненавязчивое, но я даже не слышу слов – все внимание сконцентрировано на дороге. Очень надеюсь, что если я буду просто ехать, не думать, возможно, забуду вчерашний вечер и проведу день нормально.

Где-то посередине пути, когда до школы остается пятнадцать минут, машина дергается. Я мгновенно напрягаюсь, сбрасываю скорость. Вдруг двигатель захлебывается, и машина резко останавливается у обочины.

– Только не сейчас… – шепчу в пустоту. – Только не сейчас, черт побери! Будто мне проблем мало!

Поворачиваю ключ в замке зажигания, но автомобиль не реагирует. В груди начинает подниматься паника.

Я совсем не разбираюсь в этих делах. Нет ни малейшего понятия, что делать в такой ситуации.

Достаю телефон, чтобы вызвать техпомощь… и в этот момент понимаю, что он выключен. Батарейка села, наверное. Закон подлости в полном расцвете. Закрываю глаза, делаю глубокий вдох, пытаюсь успокоиться. Поставив мобильный на зарядку в машине и зажав боковую кнопку, чтобы включить, осматриваюсь. Положив гаджет, выхожу из салона.

Проезжающие мимо машины несутся, словно не видят меня. Никто не останавливается. Никто даже не замедляется, чтобы посмотреть, что происходит. Даже жестами не получается кого-либо остановить.

Но спустя минут пять, когда полностью теряю надежду, вдруг из-за спины слышу мягкое урчание двигателя, оборачиваюсь. Черный внедорожник, проехавший мимо, неожиданно тормозит и начинает сдавать назад. Мужчина за рулем опускает боковое стекло и, немного нахмурившись, спрашивает:

– Вам помочь?

Голос спокойный, уверенный. Черты лица аккуратные, темные глаза, щетина на скулах. Он не улыбается, но в его взгляде нет угрозы. Есть что-то другое. Спокойствие и… уверенность, что ли.

– Машина не заводится, – выдыхаю. – И телефон сел…

Он кивает и выходит из салона. Водительская дверь громко захлопывается, и он оказывается рядом. Такой высокий и сразу видно, что обеспеченный. И явно при должности.

– Посмотрим, что можно сделать.

Глава 3

Ошеломленно наблюдаю, как незнакомец обходит меня и направляется к капоту.

– Откроете? – смотрит на меня вопросительно.

– Конечно, – тут же вырываюсь из оцепенения.

Дергаю ручку двери и нажимаю кнопку у руля.

Он немедля поднимает капот и начинает что-то там проверять, трогать, дергать.

Не зная, что делать, я остаюсь на месте и посматриваю на циферблат наручных часов.

Я ни за что в жизни не успею вовремя, если это займет больше пятнадцати минут.

Проклятье!

Прислонившись к задней двери, я опускаю голову и смотрю вниз на свои туфли. Стараюсь не думать о моей жизни, которая внезапно перевернулась с ног на голову и превратилась в маски-шоу. Тем не менее, я каждую секунду прокручиваю слова мужа и дочери в голове. Как много моей вины в том, что произошло? Мужчине зачастую не нужен повод для предательства, но дочь… Я не была плохой матерью. Или же я просто заблуждалась?

– Попробуйте завести, – командует мужчина, выглянув из-за капота.

Быстро сажусь за руль и поворачиваю ключ в замке зажигания. Но ничего не происходит, кроме «кашля».

– Понял, минуту, – доносится его голос, поэтому я остаюсь сидеть на месте.

Мой мобильный оживает. И я, даже не глядя на экран, могу с уверенностью угадать контакт. Забираю со злой усмешкой.

– Да? – поднимаю трубку, откуда тут же доносится недовольный и громкий голос.

Уже и не помню, когда в последний раз она со мной спокойно здоровалась, вместо высказывания недовольства. Я выхожу из машины и отхожу на несколько шагов.

– Могу я узнать, Яра, один момент…

«Нет», – отвечаю мысленно, на деле же молчу.

– Ты теперь приходишь после заката, уходишь до рассвета. Это теперь норма жизни в доме моего сына?

Приехали!

– В нашем доме, – отвечаю ей, злясь. – Валентина Сергеевна. В доме вашего сына и его жены, где позволено жить и вам. Жить, а не командовать кем-либо.

– Ах… – она театрально ахает, а я закатываю глаза. – Ты даже не приготовила для своей семьи ужин. И с утра никакого завтрака. Ты не выполняешь свои обязанности и отлыниваешь от них.

«Потому что ни один из вас не заслуживает больше ничего из того, что я отдавала безвозмездно», – горько признаю.

– Давайте подумаем вместе, – крепко обхватив себя за плечи рукой, рычу в трубку, боясь окончательно сорваться. – Я работаю с утра до позднего вечера, обеспечиваю семью самым необходимым и выматываюсь как вол. А что же делаете вы, Валентина Сергеевна? – она затихает, пока я продолжаю. – Встречаетесь с подругами, гуляете по городу и тратите деньги только на себя, ничего для дома не покупаете. Кто из нас двоих с вами располагает временем приготовить семье завтрак или ужин? Так еще я должна прислуживать вам? С какой стати, могу я узнать?

Меня так достало это все, что больше не осталось сил сдерживать слова.

– Да как ты смеешь со мной говорить в таком тоне? Откуда вдруг такая смелость? Эдик обязательно узнает о твоих словах и примет меры, бессовестная, невоспитанная хабалка!

– Господи, – усмехаюсь на ее слова. – Да ради бога. Плевать я хотела с некоторых пор и на вас, и на вашего сына.

Свекровь «ахает» снова и теряет дар речи.

– Да ты… Змея, пригретая на груди! Ладно, меня не уважаешь как мать своего мужа, но говорить подобное о моем сыне? Неблагодарная! Я всегда знала, что рано или поздно ты проявишь свою вторую натуру. Ты – разочарование. Видит бог, я хотела открыть глаза Эдичке с первого дня.

«Эдичка» – человеку под пятьдесят. Что за цирк?