– Вы не видели неуважения с моей стороны. Все эти годы я относилась к вам по-доброму именно потому, что вы мать моего мужа. Ровно до этого момента. Я тащила вас всех одна. Эдик же якобы работал, разбираясь с проблемами, а на самом деле таскал по дорогим ресторанам свою любовницу. Думаете, после этого я буду продолжать готовить вам всем ужины и выслушивать ваши претензии? Вы ошибаетесь. С этого дня все меняется.

Сначала она молчит, а я прислушиваюсь. Жду очередного выпада, пока ненависть и жар предательства кусают душу. Но в трубке раздается громкий смех.

– Что? Это что, действительно правда? Неужели у моего сына появилась достойная, хорошая девушка? – ее лицемерие доводит меня до приступа тошноты, как и наигранная радость. – Так это что же, он с тобой разведется? И наконец поймет, что такое счастье?

Пока она причитает, я не могу отделаться от мысли, что эта женщина – сущий кошмар. Отвратительная и мерзкая нахлебница. Сейчас я даже не понимаю, как смогла держать в себе тонны негатива и заглушать его.

– Господи, не дай бог иметь в своей семье таких родственников, как вы. Нормальная мать болеет за счастье ребенка и старается сохранить в его семье мир и порядок, а не делать все, чтобы эта семья разрушилась. И знаете, такие люди, как вы, будут оставаться в одиночестве всегда. Вы – паразит, змея, которая отравляет всех вокруг себя. Сплетничаете за спинами других людей и уповаете на какое-то счастье для себя. Но вы никогда не будете счастливы. Для таких, как вы, свой котел в аду. И пусть ваш сын делает что хочет.

Она все это время смеется, будто сумасшедшая, и поддакивает.

– Ну и хорошо, Яра. Хорошо. Раз тебе не нравится мой сын, тем более что он одумался и нашел достойную женщину, забирай свои вещи и уходи от нас. Никто тебя не держит.

Я давлюсь воздухом от ее хамства.

– Уходить с вещами? А с какой стати? – мой голос становится громче. – Этот дом мы с супругом приобретали в браке. Я ни за что из него не уйду. Он такой же мой, как и Эдика. Поэтому, если вам и вашему лживому сыну не нравится мое присутствие, то катитесь из него сами. Меня оттуда никто не выгонит, потому что половина этого дома – моя. Я могу уйти оттуда только сама, но я этого делать не буду. Все!

Сбросив вызов, сжимаю телефон до побелевших костяшек и дрожащей рукой касаюсь горла. Такое ощущение, что я извалялась в грязи. А это всего лишь телефонный разговор.

Делаю глубокий вдох, потому что кажется, не дышала, пока высказывала ей все, что накипело. Но этого мало.

Я терпела эту женщину и многое из того, что она вытворяла на моих глазах слишком долго. Я верила, что со временем она поймет, что я люблю Эдика и сделаю его счастливым. Верила, что как мать она успокоится и наконец отстанет со своими глупыми претензиями. Мне казалось, что это банальная ревность. Такое бывает у свекровей, слышала не раз от знакомых и коллег подобные истории. Но она становилась все более наглой и мерзкой в своих поступках и словах. Из нас двоих именно она проявляла всевозможное неуважение к моему труду и ко мне самой, умаляя мои заслуги, мою значимость.

Сейчас я сожалею о том, что молчала. Не давала отпор сразу. Все было напрасно. Такие люди – неблагодарные потребители, и они недостойны ничего хорошего. Потому что не поменяются никогда.

Я была не менее глупа, давая шансы вновь и вновь. И это разочарование печет в груди. Неудивительно, что Эдик сейчас поступил со мной так низко.

«Дурная кровь», – усмехаюсь собственным мыслям.

Восстановив дыхание, ощущаю, как на лицо падают мелкие капли дождя, а ветер, словно отрезвляя, бьет усиливающимися порывами. Меня трясет от внезапного холода, который пронзает до нутра.

Оборачиваюсь к машине и вижу, как в этот момент мужчина ее заводит и, оставив заведенной, вылезает.

«Господи, ну хоть что-то пошло нормально, и я почти успеваю на работу, если не попаду в пробку».

Подхожу ближе, когда он закрывает капот и останавливается рядом со мной.

– Все с вашей машиной в порядке, не беспокойтесь.

– Спасибо вам огромное, – протягиваю руку, и когда он ее пожимает, говорю с улыбкой: – Ярослава.

– Иван, – кивает сдержанно.

– Я бы пригласила вас на кофе в знак благодарности, но я ужасно спешу на работу, – снова опускаю глаза на часы. – У меня уроки и… дети ждут. Я никак не смогу сделать это сейчас.

На моих губах извиняющаяся улыбка, рука все еще находится в его руке. Тогда он посылает мне свою ответную улыбку.

– Ничего страшного. Как-нибудь в другой раз, – пожимает плечом.

Я хочу уйти, но… мешкаю. К тому же он все еще держит мою руку. Смотрит так, словно окутывает меня чувством безопасности. Словно говорит: «Все в порядке. Я понимаю». Я даже не знаю, как описать это мгновение, прежде чем он отпускает мою ладонь.

– Ну что ж… – делаю шаг в сторону и разворачиваюсь, когда слышу свое имя, произнесенное его голосом:

– Ярослава.

Тут же оборачиваюсь и вижу, как он лезет во внутренний карман пиджака и протягивает прямоугольник серого цвета.

Я принимаю карточку, которая оказывается визиткой.

– Если вам понадобится хороший адвокат, обязательно позвоните мне. У меня есть человек, который решит вашу проблему.

Я хочу задать вопрос, но он отвечает прежде, чем я формирую мысль у себя в голове:

– Я просто слышал, насколько агрессивным был ваш голос во время телефонного разговора. И вы говорили достаточно громко, я не подслушивал, поверьте. В любом случае, – он кивает на мою ладонь, – позвоните мне, и я помогу. Никаких проблем с разводом и прочими делами не будет.

Глава 4

Конечно, я опаздываю. Не так сильно, всего на десять минут, но для меня это всегда много. Я не люблю нарушать порядок, особенно когда сама его же и создаю. Не люблю, когда мои ученики задерживаются, а сейчас сама не смогла добраться вовремя. Бегу по лужам, капли срываются с зонта и бьют в лицо, заливают одежду, стекают по волосам, скользят под воротник. Дождь сегодня не просто дождь – это безумие, которое будто чувствует, что я держусь из последних сил, и с удвоенной жестокостью старается добить. Льет как из ведра, и нет надежды, что скоро стихнет.

В кабинет влетаю почти на ходу. Волосы мокрые, руки дрожат, но дети уже здесь. Они тихо сидят, ждут, зная, что я не люблю, когда они шумят в мое отсутствие. Кого-то удивляет мое состояние, кто-то делает вид, что ничего не заметил. Но я благодарна им за это молчаливое понимание.

Я включаюсь в работу, как могу. Говорю уверенно, расставляю акценты, объясняю новые темы и в эти мгновения даже появляется иллюзия, что все хорошо, под контролем. Пока я рассказываю правила английского, пока на доске появляются примеры, формулы, вопросы – мой голос становится якорем, который держит меня на ногах.

Но стоит только сесть на свое место, положить мел и закрыть журнал, как мир снова превращается в серое пятно. Перед глазами лицо дочери, ее равнодушный взгляд, голос, лишенный сочувствия.

«Ты её не любишь… У мамы есть другой…»

Набатом стучат в висках ее слова.

Я не понимаю. Не понимаю, откуда в ней столько жестокости. Неужели двадцать лет любви, заботы, бессонных ночей, всех этих тревог, подарков, поездок, – неужели все это не оставило в ней ничего? Я же жила ради нее. Я делала все, чтобы у нее было всё лучшее – лучшая еда, лучшие книги, лучшие учителя, лучшая одежда и обувь, лучшая комната. Я мечтала, чтобы она была счастлива.

А теперь она спокойно, даже с какой-то холодной деловитостью вычеркивает меня из своей жизни, как лишнюю строчку в сценарии. Как будто я была фоном. Как будто мать – это кто-то, кто всегда рядом, но особо не важен и не нужен ей.

Мне не так больно от того, что у Эдика есть другая женщина. Конечно же неприятно, обидно, горько. Но я могу пережить удар с его стороны. Он тот, кто выбрал путь предательства. Тот, кто плюнул мне в душу, кто швырнул на пол и сломал мое доверие к себе. Тот, кому стало все равно на мои усилия, на все то, что я сделала ради нашей семьи.

Но дочь… Она часть меня. Она выросла внутри меня, я носила ее под сердцем, обнимала ночами, когда ей снились кошмары, водила за руку в школу, бегала с ней под дождем, читала сказки, гладила волосы, поддерживала, когда ей это было необходимо. Как она могла так легко предать?

Не понимаю, как проходят уроки с детьми. Все словно в тумане. Как-то провожу дополнительные занятия, улыбаюсь, подсказываю, ставлю галочки. Похоже, они довольны, потому что благодарят и попрощавшись, уходят. Я остаюсь в классе одна.

Тишина. Снова дождь. Стук капель по стеклу как удар в самое сердце.

Тихо приоткрывается дверь, куда я поворачиваюсь и вижу Марину. Моя коллега, и по совместительству, наверное, единственный человек после Светы, которому я могу рассказать все, что происходит в моей жизни. Она всегда чувствует, когда со мной что-то не так. Не вторгается, не давит, но и не может относиться равнодушной к моему состоянию. И сейчас… она просто садится рядом, не спрашивает сразу, дает возможность подумать и решить, стоит ли делиться с ней проблемами.

– Ярослава, – говорит она мягко. – У тебя на лице написано, что ты на грани. Выглядишь неважно.

Я смотрю на нее и нервно усмехаюсь. Все, что сдерживала весь день, вырывается из горла тяжёлым вздохом. Мне не нужно много слов. Я просто шепчу:

– Эдик предал меня… И дочь тоже…

Марина сжимает мою ладонь. Мы сидим молча, и я не отвожу от нее взгляда, ожидая, что она скажет. Подруга будто думает над моими словами и, судя по шоку в ее глазах, она не совсем понимает, о чем я.

– Я не понимаю, Марин… – голос предательски дрожит, но я не останавливаюсь: – За что мне все это? За что мне такой удар? Неужели я настолько плохая мать? Настолько никчемная жена?.. Я ведь всю жизнь жила ради них. Ставила их желания выше своих. Отказывалась от себя, от отдыха, от всего. И вот что получаю… Мало того, что Эдик мне изменяет. Так дочь… дочь считает, что у меня есть любовник. И говорит своему отцу, чтобы он развелся со мной. Как будто я – старая мебель, которую пора вынести из дома.

Я задыхаюсь от собственных слов. Каждое – как заноза под ногтем. От боли сводит горло, грудь, но я продолжаю, будто если не скажу все сейчас, то потом вообще разучусь говорить. Мне необходимо опустошить душу.

– Я была с Олей на каждом ее экзамене, на каждой олимпиаде, заучивала с ней тексты, читала ей стихи вслух, помогала учить речи на выступления… Я стояла за ее спиной и поддерживала, когда она боялась. А теперь она радуется, что у ее отца есть любовница. Более того, хочет от меня избавиться, дабы он был с ней счастлив… Я же будто никогда в её жизни не существовала. Господи, да как ребенок может отказаться от матери, а?

Марина вздыхает. Она сдерживает эмоции. Вот-вот мы обе разрыдаемся.

– Ярослава… ты сейчас проходишь через ад. Я даже представить не могу, что творится внутри тебя. Но ты у меня сильная. Я уверена, пусть это будет тяжело, но ты справишься. И давай без этих «плохая мать», ладно? Ты – идеальная мать. Просто не для Оли. Иногда мы так увлеченно отдаем себя целиком, что забываем – дети вырастают со своим выбором. Иногда ужасным, да. Иногда несправедливым. Но это их путь. Это не значит, что ты виновата. Не значит, что ты сделала что-то не так. Ты сама лучше меня знаешь, что они оба пожалеют…

– Я бы родную мать не оставила… Не променяла на другую. А муж… Я всю семью столько времени на себе тащу, Марина.

– Эдик… Если он готов вытирать ноги об того, с кем прожил полжизни, – он просто кретин, Яра. Он скотина, а не мужчина. Но я уверена, он останется у разбитого корыта, как оставил тебя. Уверена, он вернётся к тебе, упадет к твоим ногам и будет умолять.

– Чувствую себя идиоткой, Марин.

– Ты говоришь, что жила ради них. Может, пора начать жить ради себя?

Скорее всего подруга права. Наверное, сейчас, впервые за много лет, я действительно одна. Без мужа, без дочери. Но в то же время у меня появляется свобода. Право наконец-то стать кем-то значимым. Не только матерью. Не только женой. А просто – собой.

– Все верно говоришь, Мариш. Однако мне будет тяжело строить новую жизнь, зная, что они счастливы без меня. Зная, что я напрасно убивалась, лишь бы им было хорошо. Какая же я дура.