Интересно, в какой именно момент все начало рушиться? Не с измены, нет. Все началось раньше – с безмолвного предательства, с усталости, которую никто не захотел замечать, с одиночества рядом с тем, кто клялся быть рядом всегда.

Я думала, что главное – сохранить семью. Что если отдавать себя полностью, если быть хорошей женой, матерью, не перечить, не жаловаться – то все будет хорошо. Но, оказывается, чем больше ты стираешь границы, тем сильнее по тебе ходят.

И теперь я смотрю на этот дождь и думаю: а может, он смывает не боль, а иллюзии? Очищает? Может, это и есть начало?

Мне больно – да. Мне страшно – безусловно. Но я не сломана. Я просто смотрю вдаль, молча позволяя себе быть собой. Без улыбки для дочери. Без напряжения в голосе для свекрови. Без желания угодить мужу. Никогда раньше не чувствовала такого желания жить для себя, как сейчас.

Не знаю, сколько времени проходит. Отец выходит из кабинета, а следом за ним и мой все еще муж, которого совсем видеть не хочется. Мне тошно от него.

Я буквально застываю, заметив на его лице самодовольную ухмылку.

– Завтра мы подпишем контракт, – проговаривает Эдик, глядя мне в глаза. – Несмотря ни на что.

Глава 7

Я подхожу ближе к ним и останавливаюсь в недоумении, ошеломлённая словами Эдика. Медленно перевожу взгляд с мужа на отца.

У меня замедляется дыхание в надежде, что он повернётся к Эдику и осадит его строгим голосом. Скажет, чтобы тот и думать забыл о контрактах и прочих соглашениях. Жду, что схватит меня за руку и, встав гранитной стеной, заставит этих гадов заткнуться. Мне не десять лет – уповать на защиту отца, но сейчас я нуждаюсь в этом, потому что, как оказалось, живу в стаде гиен. Но всё, что я вижу, – это как мой отец подходит ко мне и торопливо смотрит на свои часы.

– Пап, – сипло зову его. – Это же… Это же несерьёзно? Ты ведь…

В груди нарастает тревога, и боль неконтролируемым потоком начинает просачиваться в моё сердце, парализуя его. Она топит меня изнутри.

Свекровь подходит ближе к моему мужу. Её торжествующий взгляд останавливается на мне и даёт понять, что она выиграла всё, о чём мы спорили. Словно это мой конец. Дочь поднимается с дивана и тоже оказывается с ними рядом. Отрешённая и незаинтересованная, она просто наблюдает, будто ей всё равно. Сам Эдик выглядит надменным и закатывает глаза, фыркнув на моё парализующее состояние.

Я же словно в эпицентре урагана и вот-вот лишусь почвы под ногами.

Торжествующие и горящие взгляды жалят меня со всех сторон, пока я отказываюсь верить. Пока я смотрю на отца и жду. Но он лишь поджимает губы.

– Папа, что происходит? – спрашиваю с нажимом, потому что теряю самообладание.

– Ярослава, мне нужно бежать. Но завтра я вернусь, и мы поговорим обо всём.

– Да о чём тут говорить, – взрываюсь я, до сих пор не веря услышанному. – Ты что, не слышал меня? Нет?

– Мы всё обсудим, и я расскажу, почему так поступил.

На его телефон поступает звонок.

– Яра, просто будь спокойна. Возможно, ты всё не так поняла, – он сжимает мою ладонь и смотрит в глаза. – Жди завтрашнего дня, и мы с тобой обо всём поговорим.

Обида скапливается в моих глазах солёными слезами, несмотря на все его заверения. Я просто хотела здесь и сейчас его поддержки.

Я отпускаю его руку и делаю шаг назад. Возможно, он действительно спешит, но прямо сейчас это не имеет значения.

Он быстро обнимает меня и уходит.

Как только за ним закрывается дверь, в голове пробегают бегущей строкой его слова: «Возможно, ты всё не так поняла». Вселяет ли это надежду? Не совсем. Но я хочу верить, что он не предавал меня и эта фраза что-то значит. Папа бы не смог так со мной поступить. Тем более из-за денег.

Глаза невольно останавливаются на дочери, и горькая усмешка оседает на дне моей души. Но ведь если родная дочь поступила со мной так, невзирая на то, что я её мать, то и отец мог, не так ли?

Однако я отгоняю подобные мысли. Папа был со мной в команде в разные периоды жизни.

«Завтра, так завтра», – заверяю себя мысленно. Тогда я и буду делать все выводы.

Телефон Эдика тоже начинает звонить, и мы все разом смотрим в его сторону. Он улыбается и поднимает трубку, тут же уходя к своему кабинету, ведя стандартную беседу: «Привет», «Как дела?». Но от разговора с кем-то не совсем близким его отличает голос. Слишком мягкий. Слишком сахарный.

И когда он уже закрывает дверь, мы все слышим его мерзкие слова: «Я тоже по тебе соскучился».

Сволочь!

Какие ещё могут быть сомнения? Их и так не было. А теперь совести не осталось вовсе, раз позволяет такое. Ублюдок.

Не успеваю я разойтись в своём внутреннем гневе, как на меня нападает свекровь. Она громко начинает причитать и подходит чуть ближе.

– Смотри, сколько бахвальства было в твоих словах. А теперь стоишь бледная. Что же случилось с тобой, Ярослава? Растеряла весь свой пыл? Или остудил тебя родной отец? Не мудрено, когда всем на тебя наплевать, а ты только это поняла.

Её смех заражает воздух рядом со мной, и я кривлюсь от мерзости к этой женщине, не поддаваясь на её провокацию.

– Была бы ты достойной и нормальной женщиной, тебя бы ценили, а не вытирали ноги. Эдик столько лет тебя терпел, да, как видишь, устал и убежал поскорее к другой.

– Да чтоб вас, – ору на неё в ответ. – Да как вам не стыдно такое говорить? Других оправданий не осталось для этого потаскуна?

Свекровь тут же наступает, но отошедшая до этого Оля тут же оказывается рядом.

– Бабушка, всё, хватит уже. Иди по своим делам. Голова болит невыносимо от этих криков.

Но свекровь тут же набирает воздух, но дочь опять её осаждает:

– Хватит, бабушка. Хватит.

Мать мужа бросает в меня копья своего недовольства и, развернувшись, уходит. Ольга исчезает следом, а я, хмыкнув, смотрю дочери вслед. «Надо же, голова у неё болит».

Даже проскальзывает мысль, что, возможно, дочь притворяется, принимая сторону бабушки и отца. Однако рассыпается эта мысль, как пыль, потому что в этом нет никакого смысла.

Я поднимаюсь к себе в комнату и, приняв душ, ложусь в постель. Я так и не поела, не выпила чаю, но спускаться снова не имею ни малейшего желания.

Мой телефон вибрирует, и я улыбаюсь, увидев на экране имя подруги.

– Привет.

– Такое ощущение, что я позвонила вовремя.

– Даже очень вовремя. Моя жизнь достойна постановки на Бродвее, не меньше.

– О боже, – она стонет. – Всё так плохо?

– Я даже не могу найти правильное определение уровня этого абсурда. Но поверь, «плохо» совершенно не описывает эту ситуацию.

С каким-то лёгким юмором я пересказываю ей всё, что случилось, и зарабатываю гамму её искреннего удивления и злости. Тут есть где разгуляться.

– Слушай, а ведь она всерьёз всё это говорит. Тут уже просто клиника, Яра.

– Попробуй её туда упеки, – смеюсь. – Мне кажется, врачи быстрее с ума сойдут от неё.

– Ну, недолго тебе осталось её терпеть.

– Ты права. Затягивать не имеет смысла. Не брак, а чёрт-те что. Эдик все грани перешёл, отвечает на звонки этой любовницы при всех, говорит, что соскучился. Я такой злой не была никогда.

– Господи, какая сволочь.

В моём динамике раздаются короткие гудки, и я быстро смотрю на экран.

– Свет, мне мама звонит. Наверное, отец ей уже всё рассказал.

– Всё, давай. Спокойной ночи.

– Пока.

Приняв звонок, сразу прикладываю телефон к уху:

– Привет, мам.

– Ярослава, – её голос взволнованный и, возможно, немного злой. – Папа мне всё рассказал.

Она с нажимом указывает на этот факт.

– Мам, я бы тоже рассказала. Мне нужно было время. Я в смятении и… – пожимаю плечами, будто она может видеть это.

Она вздыхает, и в моей груди всё умирает. Мама – мой родной человек. Они оба с папой были на моей стороне всегда. Всю мою жизнь. Наверное, поэтому я не могла понять своего ребёнка.

Я была хорошей матерью, как и моя мама. Я брала пример именно с неё. Потому что это был лучший пример, который был в моей жизни. И я бы ни за что так не поступила с ней. Так почему же моя собственная дочь это сделала?

Слова льются потоком. Бурным. Непрекращаемым. Разрушительным. Пока все слова не исчезают, и горная река превращается в спокойное течение. Тогда я замолкаю.

– Что мне делать, мам? Я держусь и стойко всё принимаю, но это всё равно ломает. Глубоко внутри это рушит меня.

– Знаешь, а ты не обязана быть сильной постоянно и всё сносить. Бей подушку и кричи, рыдай. Вот прямо сейчас, – она повышает голос. – А потом посмотри им в глаза и вспомни, что это они предатели, Яра, а не ты. И это их выбор. Ты не виновата в том, что они слабы.

Я чувствую, как слезы скатываются с моих щёк, а горло сжимается от сильного удушья, и я, не сдерживаясь, плачу. Всхлипываю и не стесняюсь этой боли.

– Если и плакать, Ярослава, то до самого дна. А завтра ты будешь ещё сильнее.

– Спасибо тебе, – осушаю салфеткой мокрые глаза.

– Я твоя гавань. И ты не должна забывать это. Даже если тебе сорок. А мне чуть больше, – её слова заставляют улыбнуться.

Моя мама всегда выглядела гораздо младше своего возраста, и те, кто не знал её, думали, что мы сёстры.

«Моя гавань», – воспроизвожу её слова.

Так было всегда. Мама была моей подругой, опорой, человеком, который знал меня так же хорошо, как знала себя я.

Я не хотела её волновать происходящим в моей семье, но, очевидно, зря.

– Стало лучше? – спрашивает она, выжидая каждый мой срыв в этом разговоре.

– Гораздо лучше. Спасибо, мам.

– Я могу слушать тебя до утра и ждать, пока ты утолишь свой гнев, Яра. Я твоя мама.

Запечатлеваю её слова в своём сердце и улыбаюсь.

– Тебя можно цитировать, ты в курсе?

Она начинает смеяться, резко меняя курс нашего разговора.

– Тогда я буду рада, если мои слова будут жить после меня.

После этой минуты, когда мы наконец отвлеклись, я всё равно меняю разговор в обратное русло.

– Мам, а где папа? Я просто не поняла, он действительно подписал с Эдиком то соглашение или контракт, несмотря на всё, что я ему сказала?

Она вздыхает, и я чувствую, как мне становится плохо. Неужели это правда?

– Дочь, ты не думай об этом. Если папа что-то делает, то так необходимо. Он ничего не делает просто так. Если он сказал дождаться разговора, то лучше просто дождись, хорошо?

– Ты права. Я просто не ожидала этого.

– Лучше подумай о другом. Тебе нужен хороший адвокат по бракоразводным делам. Сама понимаешь, дело не простое. И лучше не медлить.

– Боже, ты права.

В голове тут же всплывает тот мужчина. Иван. И его желание помочь.

Я быстро прощаюсь с мамой и встаю с кровати. Нахожу визитку в сумочке и смотрю на выпуклые цифры его номера телефона.

– Была не была, – бормочу и набираю его номер.

Он отвечает спустя пару гудков. Его голос глубокий и твёрдый, каким я его и запомнила у дороги.

– Здравствуйте, Иван. Я – Ярослава. Позвонила вам по поводу адвоката. Вы говорили, что можете помочь.

Он молчит буквально секунду и отвечает, когда я уже думаю напомнить, откуда у меня его визитка.

– Да, могу. Когда мы можем встретиться?

Глава 8

Просыпаюсь от тихого, чуть вибрирующего звона будильника. Несколько секунд лежу, не двигаясь, глядя в потолок. Сознание медленно выныривает из сна и как только я возвращаюсь в реальность, на меня обрушиваются воспоминания о вчерашнем вечере. Будто тяжелая бетонная плита ложится на грудь. Сердце сжимается, дыхание сбивается. В голове всплывает мерзкий голос Эдика: «Я тоже по тебе соскучился».

Перед глазами лица. Их взгляды. Безразличие. Насмешка. Предательство.

Мелькают сцены, слова, тонкие иглы, воткнутые под кожу.

На секунду подступает желание снова разрыдаться. Закричать. Сбежать.

Но я глубоко вдыхаю.

Нет. Этого не будет.