Хотя планировка двухэтажного коттеджа и оставалась типично британской, все двери внутри больше напоминали раздвижные ширмы из тонкой матовой бумаги. Ни в гостиной, ни в приёмной, куда гости (которых, к слову, у нас почти никогда не было) попадали через парадные двери, не было привычных англичанам излишеств в виде портретов, ковров, каминов, трофейных чучел и прочих элементов декора. Все помещения были обставлены аскетично: несколько цветочных композиций, которые мама называла икебанами, прятались от прямого взгляда в неглубоких альковах, перед камином стоял низкий квадратный стол, окружённый маленькими подушками, а на стене вдоль лестницы висело всего два акварельных пейзажа, изображавших горы.

Мама не раз рассказывала мне, что таким странным домом милостивый граф позволил ей сохранить в чужой стране кусочек своей родины. Мне было сложно понять её. Я никогда не была в Месте-Где-Восходит-Солнце и, по увиденным в окнах чужих домов интерьерам, считала, что намного удобнее было бы иметь нормальные диваны, кушетки и столы со стульями. Поэтому моя комната на втором этаже была, хоть и небольшой, но нормальной: с кроватью, приличными шкафами, письменным столом и примыкающей ванной. Мамина же комната сочеталась с другими помещениями: спала она на футоне – толстом матрасе – вместо кровати, вещи хранила в тансу – большом передвижном сундуке, а больше в её комнате никаких предметов и не было. Конечно, в доме была ещё спальня графа, где они с мамой проводили ночи, когда он приезжал, но о ней ничего особенного сказать было нельзя – она была обычной, как моя.

Кстати, о сакуре. Я такие деревья сама никогда не видела, но изображения веточек с розовыми цветами встречались почти в каждой комнате дома. Они были блёклыми и почти незаметными, но название коттеджа оправдывали.

Вернувшись домой с Нао на руках, я сняла у порога испачканные в земле туфли. Это тоже было уникальное правило коттеджа – внутри нельзя было ходить в уличной обуви. Только в носках или мягких тапочках.

– Вернулась, значит, – холодно сказала миссис Тисл, поджидавшая меня у лестницы. – Мало того, что пропустила наш урок каллиграфии, так ещё и слонялась непонятно где, одетая непонятно во что.

– Можно поговорить с вами в моей комнате? – тихо спросила я.

Гувернантка непонимающе нахмурилась, мигом растеряв весь грозный вид. Обычно наши с ней перебранки проходили на повышенных тонах, поэтому её удивление моему спокойному ответу было вполне логичным.

Однако я действительно нуждалась в миссис Тисл как никогда.

– Если ты хочешь извиниться, это не избавит тебя от наказания, – пробормотала она, так и не сумев придать голосу той твёрдости, с которой произносила первую фразу.

– Извиниться не хочу. Но мне нужен ваш совет и, возможно, помощь. А после наказывайте, как пожелаете.

– Мина, что случилось? И почему у тебя вся рубашка мокрая? – нахмурилась миссис Тисл.

– Там снег, – ответила я, отпуская Нао на пол.

– Глупости, лето же… – гувернантка выглянула в окно и через пару секунд издала странный звук: смесь оханья и кряхтения. – Кха… И правда снег.

– Так мы можем поговорить? – напомнила я о своём присутствии, пока не растеряла всю смелость.

– Ладно, пойдём, – всё ещё поглядывая в окна, ответила Тисл и медленно начала подниматься по лестнице.

По пути до комнаты я прокручивала в голове все варианты начала разговора. Поговорить мне, конечно же, нужно было о том, что случилось с Финном. Я знала, откуда берутся дети, но только в общих чертах, а уговаривая меня на открытость с ним, сын конюшего не вдавался в такие подробности. Возможно, его и не волновало, что будет со мной после того, как он исполнит то, что проспорил. Скорее всего не волновало. А мне нужно было знать, как избежать последствий своих опрометчивых поступков.

К маме с таким вопросом я пойти не могла. Она была тихой и робкой женщиной, почти никогда не говорившей со мной по душам. А вот миссис Тисл казалась неплохим доверенным лицом. «К тому же, она замужем, и у неё есть трое детей, так что она точно знает толк в таких вопросах». О возможной бурной реакции гувернантки на мою откровенность я старалась не думать.

Зайдя в свою комнату, я вежливо подвинула миссис Тисл стул, а сама села на край кровати, застеленной светло-голубым одеялом. Мне всегда нравился этот цвет, и даже в самые жаркие летние ночи казалось, что под таким покрывалом спать будет прохладнее.

– Что ты хотела мне сказать? – немного устало спросила женщина.

– Мне нужно знать, как избежать появления младенца, – быстро выпалила я.

Пожалуй, это был худший вариант для начала разговора. Миссис Тисл сначала побледнела, затем покраснела, а после начала заваливаться в бок, почти падая со стула. Я едва успела подбежать к ней и помочь снова усесться ровно.

– Простите! Простите, пожалуйста, не стоило вот так сразу…

– Сразу?! – едва дыша, пробормотала гувернантка. – Сразу! Мина, что ты сделала с собой? Или кто с тобой что-то сделал?

– Всё сложно, – прошептала я. – И у меня немножко трясутся колени, поэтому я лучше всё-таки присяду.

К чести миссис Тисл должно сказать, что шок и ужас на её лице быстро сменились мрачной сосредоточенностью. Она дождалась, пока я вернусь на кровать, и ровно проговорила:

– Рассказывай всё по порядку. И во всех подробностях, касающихся тела. Мне нужно понять, каковы риски, и что можно сделать.

– Вы ведь знаете Финна? Сына конюшего…

Я рассказала миссис Тисл всё. Начиная с того дня, как сбежала на ярмарку, и заканчивая тем, что произошло сегодня в конюшнях. Подробности дались мне легко, ведь стыда я не чувствовала. Только злость на Финна за такой подлый обман и раздражение на саму себя за легковерность.

– Говоришь, ему было больно? – спросила женщина, принимая всю мою историю со стоическим достоинством. – Ты ничем не натирала себя?

– Нет. Не знаю, почему так получилось. Может, ему действительно холодно стало, ведь примерно тогда и пошёл снег.

– И ты уверена, что он не делал много движений… в тебе?

– Уверена. Всё произошло за несколько секунд.

Миссис Тисл медленно встала и двинулась ко мне. Сначала я подумала, что она хочет меня выпороть. Но каково же было моё удивление, когда гувернантка села рядом со мной и крепко обняла.

– Мне очень жаль, моя девочка, – тихо сказала она. – Жаль, что тебя обманули. Жаль, что тебе настолько не доставало любви, что ты решилась поставить под угрозу своё тело.

– И репутацию? – сдавленно пробормотала я, наконец чувствуя жжение слёз в уголках глаз.

– Да пропади она пропадом эта репутация, – буркнула миссис Тисл. – Половина дам высшего света занимается таким до брака. Пока никто не видит и нет последствий, всем незамужним леди это сходит с рук. Дело не в мнении других, а в том, что тебе было больно. Ты не была готова. Тебя не любили в этот важный для любой девушки момент. Мне очень жаль, моя маленькая Мина.

– Я думала, что вы будете злиться, – уже совсем тихо сказала я.

– Буду обязательно. Но не на тебя.

– Только не делайте ничего с Финном.

– Жалко его? – строго спросила гувернантка.

– Да нет, – покачала я головой. – Хочу сама разобраться с ним.

Миссис Тисл глухо усмехнулась и ещё чуть крепче прижала меня к себе.

– Твоё право. Если помощь потребуется, только скажи. Я знаю один рецептик, от которого он ещё месяц не сможет ни к одной девушке подойти.

– Спасибо…

Гувернантка, разумеется, помогла мне не только утешениями. Хоть она и сказала, что вероятность беременности от произошедшего была минимальной, стоило принять несколько мер предосторожности.

Сначала миссис Тисл приказала мне принять ванну, а затем принесла отвар, который заставила выпить, и мазь, предназначавшуюся для того места, в котором побывал член Финна. По словам гувернантки, в них были травы, способные предотвратить появление всяких «срамных» болезней, если у сына конюшего такие были.

Урок каллиграфии всё-таки состоялся после обеда. Я была в кои-то веки за него благодарна, ведь выведение изящных буковок на бумаге позволяло отвлечься от мыслей о произошедшем. – Как закончишь этот лист, пойди поспи. Сегодня должен приехать граф, но, думаю, из-за погоды он задержится. Так что ужин может стать ночным, – сказала миссис Тисл, одобрительно кивая на написанные мной строки.

– Я думала, что он до начала сезона в Лондоне будет проводить время с семьёй.

– Вы тоже его семья, Мина.

– Разве? – беззлобно усмехнулась я. – Мне казалось, что мы просто отличное украшение для его экзотического коттеджа.

Миссис Тисл не стала ругать меня за язвительность. В конце концов, она понимала, что по прошествии лет мы с мамой действительно стали для графа скорее тяготящим имуществом, чем семьёй, пусть даже тайной.

Впрочем, несмотря ни на что, папу я любила. Маму, разумеется, тоже. И мне повезло довольно рано узнать историю их отношений, чтобы не строить ложных надежд на своё будущее и не обозлиться на некоторые поступки отца.

Девятнадцать лет назад граф Арчибальд Картер вернулся в Англию из экспедиции с командой фрегата «Фаэтон». Подробностей я не знала – только то, что они побывали в Месте-Где-Восходит-Солнце, и там на их корабль пробралась моя мама. По её словам, она сбежала от жестокой семьи, собиравшейся выдать её замуж за какого-то извращенца. Мама худо-бедно знала английский благодаря общению с приезжими голландцами и смогла убедить графа не выдавать её команде и не высаживать на берег. Эта часть истории – про английский – всегда казалась мне странной, учитывая, что по законам маминой родины общаться с пришлыми ей было запрещено. Но у неё и правда были способности к языкам, и теперь, по прошествии девятнадцати лет, она говорила аж на пяти, так что всё возможно.

Дальше всё было очевидно. Граф Картер заинтересовался необычной внешностью мамы, разделил с ней постель, пока скрывал в своей каюте, и по возвращении в Англию решил не бросать её на произвол судьбы, а поселил в небольшом коттедже в Лестершире. На тот момент он уже был помолвлен с подходящей по статусу женщиной, что не мешало ему регулярно посещать маму.

Моё появление на свет не изменило ровным счётом ничего. Граф, конечно, обрадовался, но сразу выставил строгие условия, по которым нам с мамой предстояло жить: никаких требований о моём признании, изолированность от общества, за исключением ближайшей к коттеджу деревни и, в целом, незаметное существование. При этом отец обещал взять на себя все расходы на наше содержание, дать мне приличное образование и выдать замуж, когда придёт время. Брак должен был стать договорным, с работящим человеком, которому за это самопожертвование и молчание о родстве с графом щедро заплатили бы. Однако после женитьбы отца на его официальной невесте всё изменилось.

Ему не удалось скрыть от неё наше существование – он никогда не был достаточно умён, чтобы хоть что-то утаить от женщины. А графиня Картер тоже умела ставить условия. Она позволила ему навещать нас, даже разрешила продолжать содержать, но вот заботиться о моём будущем запретила. По её наказу мы с мамой должны были всю жизнь провести в «Сакуре», как призраки, и так же тихо уйти, когда наступит наш срок. В противном случае графиня обещала учинить скандал, которого репутация мужа не пережила бы.

Я никогда не понимала эту женщину. В деревне и так ходили слухи о том, кто мы и кто нас навещает. Да и в Лондоне наверняка многие знали, что граф оплачивает чьё-то содержание. Моё замужество стало бы облегчением для всех, ведь таким образом я могла пропасть из их жизней. Но интерес графа к маме с годами не угасал, и потому его законная жена, вероятно, просто не могла смириться с ревностью. Да, ревность… Наверное, только этим чувством, которое я никогда не испытывала, можно было объяснить странную прихоть графини Картер. Вероятно, она думала, что, лишая меня будущего за пределами «Сакуры», причиняет моей маме боль. Но больно от невозможности хоть куда-то двигаться по жизни было только мне.

– О чём задумалась? – мягко спросила миссис Тисл.

– Да так. Вспомнилось, что папа когда-то обещал выдать меня замуж.

Гувернантка тяжело вздохнула, садясь по другую сторону письменного стола.

– Ты можешь сбежать.

Не сразу поняв, что именно она сказала, я сдавленно переспросила:

– Вы это серьёзно?

– Да. Тебя никто здесь не держит силой. Из дома ты и так сбегаешь с завидной регулярностью, так что, думаю, можешь и совсем покинуть нас.