– Платье можно поменять. Посмотри на то, что ты не можешь изменить. Например, глаза.

– Узкий разрез, странный блёклый цвет… – начала было я, но гувернантка подняла руку, останавливая меня.

– А что, если я скажу тебе, что в последние пару лет лавку аптекаря посетили почти все женщины Флекни? Они просили продать им что-нибудь для смены цвета глаз: отвары или припарки. Конечно, таких средств пока не существует, но интересно не это, а то, что они описывали светло-голубой или серый, почти прозрачный цвет, которого хотели добиться.

– Всем нравятся светлоглазые англичанки, я тут ни при чём.

Миссис Тисл загадочно усмехнулась, перекидывая мне на плечо толстую светлую косу.

– Я слышала, что те же женщины поголовно искали то, что может окрасить их волосы в светлый цвет. Многие из них покупали сурьму, чтобы вытянуть веки и все – все! – они скупали самые светлые пудры, чтобы скрыть изъяны лица и обрести белоснежную гладкость щёк, подобную фарфору. Эти описания ничего тебе не напоминают?

– Простые совпадения, – холодно ответила я. – Бледность снова входит в моду, сурьма делает глаза ярче, а волосы… говорят, блондинки нравятся мужчинам.

– Могу поспорить, что, будь ты черноволосой, все эти женщины хотели бы покраситься в чёрный цвет, – с улыбкой заметила миссис Тисл. – Дело не во внешности, Мина. Дело в том, как ты ходишь, как смотришь на них, как улыбаешься и ведёшь себя. Ты не замечаешь этого, но в тебе есть тайна, что-то очень притягательно-женское, чему ещё только предстоит раскрыться в полном сиянии. Люди видят это, пусть и не могут понять, в чём именно дело. А из непонимания и зависти рождается их неприязнь к тебе.

– Я бы предпочла быть обычной.

– Получается, ты соврала, сказав, что любишь себя? Раз хочешь быть кем-то другим.

– Нет… То есть… – я осеклась, смотря через отражение на гувернантку.

В мысли снова пробрался незнакомец из сна. Он был похож на меня. Не как брат или родственник, но как кто-то с такими же корнями. А ещё я сочла его самым красивым мужчиной из всех, которых мне доводилось встречать. И, вполне возможно, девушки деревни Флекни были бы такого же мнения. Но он не был реальным человеком, и я сомневалась, что такие мужчины существовали, а значит, он не мог быть серьёзным доводом к тому, в чём меня пыталась убедить миссис Тисл.

– Я пойду. Не стоит заставлять графа ждать.

На этот раз гувернантка не стала меня останавливать, и я поспешно вышла из комнаты. В последний момент перед закрытием двери в коридор выскочило светлое пушистое облачко – Нао.

– Напугал! – пискнула я, отпрыгивая с пути кота.

Он коротко мяукнул, огладив пушистым хвостом подол моего платья, и пошёл по своим очень важным кошачьим делам в неизвестном направлении.

– Жаль, что тебя не было со мной во сне, – тихо сказала я ему. – Там тоже шёл снег, и ты мог бы поймать пару снежинок.

Кот на мгновение обернулся, смерив меня внимательным взглядом голубых глаз, и продолжил свой путь по коридору. Я же постаралась выбросить из головы мысли про таинственного несуществующего незнакомца. «Оставлю их на ночь. Возможно, после разговора с отцом мне нужно будет отвлечься на что-то приятное…»

В Сакуре было две обеденных комнаты: одна – в стиле маминой родины, другая – классическая для Британии. Родители ждали меня во второй. Когда я вошла, они молча сидели по разные стороны прямоугольного стола, а на тарелках перед ними уже был запечённый кролик – первую перемену блюд я пропустила.

Замерев на пороге прежде, чем меня заметили, я пригляделась к отцу и матери. После разговора с миссис Тисл мне стало интересно, какие черты передались мне от каждого из них.

Граф Арчибальд Картер был высоким худым мужчиной с типичной для англичанина внешностью: каштаново-рыжими волосами, едва заметными веснушками на бледном лице, зелёными глазами, прячущимися за стёклами круглых очков и тонкими губами. Годы сделали его кожу немного сероватой и пустили по ней тонкие нити морщин, но он всё ещё оставался привлекательным мужчиной. Не красавцем, но обладателем вполне располагающей внешности.

Сколько бы я ни вглядывалась в его черты, найти в них что-то похожее на меня не выходило. С мамой у меня было куда больше общего.

Японка по имени Сатоко, взявшая в Англии новое имя – Сара, – была моей копией. Точнее, я – её. То же округлое лицо с белой кожей, тот же разрез глаз, аккуратный маленький нос, пухлые розоватые губы, стройная фигура, почти лишённая женских округлостей, но придающая утончённый вид. И всё же мы с мамой отличались, как день и ночь. Её густые прямые волосы и выщипанные до коротких дуг брови были иссиня-чёрного цвета. Насыщенно карие глаза тоже ничуть не походили на мои. И если благодаря миссис Тисл мой гардероб полнился светлыми платьями, ока-сан^[8], как мама просила меня называть её, предпочитала более тёмные тона красного и зелёного цветов.

Почему я родилась такой, какой родилась, оставалось загадкой, но граф часто говорил, что в его семье встречались и светлые волосы, и голубые глаза, хотя мне всегда казалось, что он просто пытался убедить себя таким образом в нашем родстве.

– Добрый вечер, ваше сиятельство, – я присела в вежливом реверансе, как учила гувернантка, и граф, вздрогнув, натянуто улыбнулся мне.

– Мина, дорогая, садись скорее. Мы тебя заждались, – сказал он, отдавая знак камердинеру, всегда путешествовавшему с ним, чтобы тот положил мне кролика.

– Ока-сан, – пробормотала я, кланяясь матери уже по обычаям её страны.

Она ласково улыбнулась мне, но эта улыбка не коснулась её глаз, как обычно рассеянно смотревших сквозь меня.

– Как ты живёшь? – спросил граф, когда молчание за столом стало затягиваться.

– Хорошо, благодарю вас, – ответила я.

– Миссис Тисл достойно обучает тебя?

– Да, я преуспела в каллиграфии и почти избавилась от акцента на французском. Всё благодаря ей.

– Отлично, – граф кивнул так, будто на самом деле не слышал ни слова. – А ты, Сара? Всем довольна?

– Конечно, Арчибальд-сама^[9], вашими благами полнится каждый мой день. Вы – моё солнце. – Тихий голос матери был исполнен почтения и искренности.

– Рад слышать, – неуверенно кивнул граф.

Я видела, как его руки комкали край скатерти, а глаза нервно бегали под стёклами очков. Что бы он ни хотел сказать, это явно не было чем-то хорошим. Впрочем, после предупреждения миссис Тисл я была к этому готова. Решив не ждать, пока он соберётся с силами, я тихо спросила:

– А вы, ваше сиятельство? Как поживаете вы? Нам было отрадно узнать о вашем прибытии, ведь мы не ждали вас раньше окончания лондонского сезона и начала охотничьего.

Граф бросил на меня внимательный взгляд, а на его лбу выступила испарина.

– Ты умна, Мина, не так ли?

– Я не смею судить о себе так высоко, – ответила я, стараясь скрыть ухмылку.

На самом деле свой ум я считала вполне острым, но граф мог счесть такое признание неуместным или эгоистичным и сделать выговор миссис Тисл за моё поведение. А подставлять в этот вечер гувернантку мне уж точно не хотелось.

– Умна, умна, – кивнул сам себе граф. – Скажи мне, ты уже прочла те богословские книги, которые я присылал?

Я опустила взгляд на стынущего в тарелке кролика и постаралась придать лицу выражение раскаяния.

– Нет, ваше сиятельство, не прочла. Простите меня, просто… Теология даётся мне нелегко.

– Наверное, тебе проще понять веру твоей матери?

– Если мне сложно понять веру в одного бога, то количество высших сил – небесных, природных и демонических, – о которых мне рассказывала ока-сан, вообще кажется невозможным для познания.

– Значит, ты ни во что не веришь?

– Верю, ваше сиятельство. Верю, что на свете есть некие силы, превосходящие то, что может осознать человеческий разум. Но что это за силы, мне неведомо.

– Ты говоришь как философ. – Впервые за ужин искренне усмехнулся граф. – Будь ты мужчиной, тебе были бы рады в дискуссионном клубе Научного общества.

– Жаль, что я не мужчина, – тихо ответила я.

А мой отец, не успев себя остановить, кивнул.

– Прости, – быстро сказал он, поняв, что я заметила его согласие. – Думаю, вы понимаете, что я прибыл раньше положенного не просто так.

– И мы благодарны за ваше тепло и свет, – почтительно сложив руки, сказала Сатоко-Сара.

Ничего не ответив ей, граф продолжил:

– У меня есть кое-какие соображения по поводу вашего будущего, которые я бы хотел, чтобы вы приняли… – Он прочистил горло и исправился. – По крайней мере, обдумали. В Шотландии есть одно место – очень уютное, спокойное и безопасное. Там можно наслаждаться жизнью вблизи природы, ни в чём не нуждаясь, и даже найти просвещение. Я бы хотел предложить вам подумать о переезде туда…

К моим щекам прилил жар, а по спине пробежали мурашки. Ни то, ни другое не имело никакого отношения к удовольствию или смущению, но было вызвано страхом.

– Это… закрытое место? – осторожно уточнила я, надеясь, что ошибаюсь.

– Безопасное, – вымученно повторил граф. – Я ведь так редко могу посещать вас здесь, и вы сами по себе большую часть времени, так что бандиты могут воспользоваться этим. А там вы будете под защитой надёжных каменных стен и веры.

«Надёжные каменные стены и вера», – мысленно повторила я. Сомнений не оставалось: граф говорил о монастыре.

– Мы должны переехать туда на время или?..

– Думаю, это место может стать для вас хорошим новым домом.

– Значит, навсегда, – протянула я, чувствуя, как спокойствие и вежливость покидают мой тон.

– Мусумэ^[10], – тихо прервала меня мама. – Поблагодари благодетеля за милость и иди собирать вещи.

– Что? – спросили мы с графом одновременно.

Я замолчала, а он продолжил:

– Вам не нужно отправляться прямо сейчас, вы можете всё хорошенько обдумать, пока я подготовлю для вас там место. К тому же, вам наверняка может прийти в голову какая-нибудь альтернатива…

– Например, побег? – холодно уточнила я, игнорируя умоляющий взгляд матери. – Ваша жена хочет избавиться от нас, отправив в монастырь, не так ли? Но побег и безвестная погибель одиноких женщин, не приспособленных к самостоятельной жизни, её тоже устроит, я правильно понимаю?

– Мина, нет, всё совсем не так… – граф нахмурился, пытаясь придать голосу твёрдости, но я видела, как его щёки покраснели то ли от стыда, то ли от переживаний.

– А как, ваше сиятельство? Что мешает вам оставить нас здесь и никогда не приезжать? Забыть о нас? Вы не нуждаетесь в деньгах – я вижу это по вашему сюртуку и даже по одежде вашего камердинера. Вас не стеснит содержание двух женщин, ведущих скромный образ жизни в отдалённом коттедже. Так что заставляет вас сделать нас монахинями? При том, что ни я, ни моя мать даже не разделяем вашу веру?

– Я дал вам время подумать, – выдохнул Картер.

– И мы можем решить просто остаться в Сакуре?

– Нет, – тихо сказал он, одним словом подтверждая всё, что я произнесла ранее.

– В таком случае мы, конечно, подчинимся вам, ваше сиятельство. А то, мало ли, графине Картер придёт в голову приехать сюда без вас и обвинить нас в воровстве или в чём похуже, чтобы монастырь заменила тюрьма.

Граф резко встал, роняя стул и с бессильным гневом глядя на меня.

– Ты забываешься, Мина. Без меня у вас не было бы ничего! Я желаю вам только лучшего!

– Премного благодарна вам, граф, – я тоже встала и с издёвкой отвесила графу поклон. – Мне только интересно, зачем было давать мне образование и иллюзию надежды на свободную жизнь, если в конце концов мне придётся говорить на французском только с надёжными монастырскими стенами?

Обеденная комната погрузилась в тишину, прерываемую только тяжёлым дыханием графа.

– Пусть твоя дочь извинится, – процедил он.