Министерство мертвых. Последние стражи (страница 3)

Страница 3

Он вышел на свет, и я вздрогнула. Не так-то просто отказаться от воспоминаний. Отец всегда был центром моей вселенной, единственным близким. Единственным, кто меня любил. Принять монстра, живущего в его обличье сейчас, тем папой, которым он был, почти невозможно, но я потратила годы, чтобы научиться. Чтобы сейчас сохранить самообладание.

– Давно ты знаешь? – спросил он.

– О том, что ты никогда не был мужем моей мамы? Что похитил меня? А до этого восемь девочек? Что ты с ними сделал?

– Так давно? Мне интересно, потому что я ожидал, что расскажет Вельзевул. Но он как-то слишком благородно решил оставить тебе воспоминания о счастливом детстве. А может, боялся, что ты ему не поверишь. Или что твоя любовь ко мне заставит тебя предать новую семью и новый мир. Вообще, было бы интересно узнать. Жаль, что уже не получится.

– Почему?

– Он умер, насколько я знаю. Или еще не умер, но одной ногой в шаге от того, чтобы раствориться в Стиксе.

Я надеялась, мое лицо осталось бесстрастным, но сердце предательски екнуло, и наверняка отец это заметил. Вельзевул умер… могущественный бессмертный, создавший всю существующую систему жизни и смерти для душ и иных, мертв. Я вряд ли смогу когда-нибудь простить его за те месяцы во тьме, но мне жаль его. Жаль его детей.

Дэваля. Он сейчас Повелитель, выходит? Надеюсь, наконец-то он счастлив. Получил то, чего так желал.

Папа терпеливо ждал ответа.

– Когда узнала, что меня поселили в твою бывшую комнату. Когда увидела весь хлам, который ты собирал. Сначала я решила, что ты свихнулся за то время, что был в Мортруме. Потом нашла мамин кулон. На самом деле, я ничего не знала наверняка. Просто сопоставила факты. Твоего дела нет в архиве, о тебе не говорят в Мортруме, ты освоился и остался собой в Аиде. Каким-то образом сбежал. Я всем сердцем ненавижу мир мертвых, но уже не верю в несправедливо обвиненные души. Откуда второй кулон?

Я надеялась, он не заметит серебряную цепочку на шее.

– Не поверишь, сам удивился, когда нашел его в куче хлама. Наверное, кто-то притащил такой же с Земли или помер вместе с ним. Это ведь всего лишь безделушка. У твоей матери никогда не было денег на по-настоящему уникальные вещи.

Мы замолчали. Воцарилась гнетущая тишина. Странная тишина для дома, где обитают двое.

– Где Хелен? – спросила я.

Отец сделал вид, что задумался.

– Думаю, общается с Хароном.

Я стиснула зубы, и этот простой жест потребовал нечеловеческих усилий. На работе нас учили запирать эмоции внутри, не позволять эмпатии помешать трезво мыслить. Хотелось взвыть раненым зверем, но я не шелохнулась.

Не уберегла.

Я слишком поздно вспомнила. И слишком любила того, кого даже не знала.

– Ты же ее любил.

– Если честно, не особо. Просто ты взрослела, и тебе стала требоваться женская рука. Я совершенно не хотел говорить с тобой о сексе или чем-то таком, у меня были другие задачи. Хелен подвернулась очень кстати.

– Хорошо же ты ее отблагодарил.

– Сопутствующие потери. – Папа пожал плечами.

– Сопутствующие чему?

– Узнаешь. Скоро. С тобой хочет кое-кто поговорить. И сделать тебе одно выгодное предложение, от которого неразумно будет отказываться. Я, как твой отец, рекомендую соглашаться не раздумывая.

– Но ведь ты не мой отец, – тихо произнесла я.

Сердце как будто снова разрывали на куски. Я уже ощущала нечто подобное, вкладывая в руку Дэваля серебряное перышко. Но тогда я оставляла того, кого не имела право любить. А сейчас рушился мир. Все, что помогало держаться в Мортруме: воспоминания об отце и нашей маленькой семье, в которой меня любили, рухнули.

Хелен мертва. Вельзевул тоже.

И хоть вокруг бесконечно много света, я снова оказалась во тьме.

– Восемь девочек. Восемь. Ради чего? Зачем тебе была нужна я? Зачем ты притворялся, что любил меня столько лет, зачем называл дочерью?

– Он лишил меня возможности быть с моими детьми. Я лишил его единственной наследницы. И если не одна-единственная ошибка, из-за которой я выдал себя и оказался в Аиде, Вельзевул сошел бы с ума, узнав о судьбе своей дочурки.

– Повтори.

Детьми? С ЕГО детьми?

– Ты все слышала, Аида.

Я нервно рассмеялась.

– Бред. Если ты хотел отомстить Вельзевулу, зачем притворялся отцом? Почему не убил меня? Для чего было устраивать дочери своего врага счастливое детство? Может, я и смотрела на все через розовые очки, но я помню, как ты жертвовал всем, чтобы дать мне нормальную жизнь. Что, просто из мести?

– Так было нужно. Ты должна была вырасти и полностью мне доверять.

– Для чего?

Папа посмотрел мне в глаза. И я вдруг поняла, что стою напротив совершенно незнакомого человека. Совершенно непонятного, жестокого, безумного. От папы, которого я когда-то, а может, и до сих пор любила, остался только облик.

Вот тебе урок, Аида: иногда темные души не похожи на монстров. Иногда они прячутся под личинами наших родных.

– Будет больно, – предупредил отец. – Но не смертельно.

Прежде, чем я успела среагировать, раздался выстрел. На светлой рубашке медленно расплывалось пятно крови, а вот боль пришла не сразу. Острая, лишающая разума, невыносимая не столько физически, сколько эмоционально.

Я осела на пол, а человек, которого я считала отцом, равнодушно смотрел, как дрожащей рукой я вытираю струйку крови, стекающую из уголка рта.

Дело дрянь.

– Лилит тебя подлатает, но сейчас я не могу рисковать. Ты сильная девочка.

Наклонившись, он подхватил меня под руку и заставил подняться. От боли кружилась голова. Кровь стекала на пол, я чувствовала, как с каждым ударом сердца сил становится все меньше и меньше. Противный железный привкус во рту заставил закашляться.

«Вот же работы будет у офицеров, когда они найдут эту лужу крови», – совсем некстати подумалось мне.

Они безошибочно определят, сколько крови я потеряла, и будут искать труп. Может, это и к лучшему. Смертные мне не помогут.

Лилит… От этого имени внутри все похолодело. Значит, она больше не в Аиде. Со смертью Вельзевула перестало действовать наказание или взошедший на престол сын помиловал мать?

Но самое забавное, что я уже ощущала эту адскую боль и неумолимо утекающую жизнь раньше. В меня уже стреляли.

Тогда в сердце вернулся Мортрум.

Сегодня из него вырезали последний кусочек надежды.

Глава вторая

Отец вытащил меня из дома и усадил в припаркованную прямо на газоне (надеюсь, Хелен не успела это увидеть – она бы убила за такое) машину.

Внутренности сводило от адской боли. Одежда пропиталась кровью и противно липла к телу. Даже сквозь слабость и боль пробивались странные мысли.

Сколько вообще во мне крови? Что будет, если ее в теле останется слишком мало, раз я не могу умереть? Я точно могу потерять сознание и странно, что до сих пор этого не случилось. И все же: как работает тело, пришедшее в этот мир из Мортрума? Каким законам подчиняется?

А еще было странное ощущение оттого, что рядом сидит отец. Как всегда сосредоточенно и спокойно ведет машину, словно мы просто решили выбраться на выходные за город, и я не истекаю кровью на пассажирском сидении, и мой мир не рушится от осознания, что меня вырастило чудовище.

Одно дело догадываться и подозревать, другое – видеть воочию.

– И куда мы теперь? – спросила я, потому что находиться в тишине было невыносимо.

– К Лилит. Она хочет тебя видеть.

– А ты всегда делаешь то, что она хочет?

Папа усмехнулся. Вялая попытка вывести его из равновесия не сработала.

– Разумеется. Лилит – моя госпожа и любовь. Ей даже не нужно просить.

– Может, хоть ты мне расскажешь, как вы умудряетесь делать детей арахне?

– Вот у нее и спросишь.

– Как она вышла из Аида?

– В Мортруме немало тех, кому близки идеи Лилит и не близка тирания Вельзевула. Едва он потерял власть – этим воспользовались те, кому ближе истинная хозяйка наших миров.

– Лилит – хозяйка? А может, гостья? Их с сестрой в наш мир никто не звал. И превращать его в поле для игр они не имеют права!

– Как жаль, что твое мнение Лилит не интересно. Но она позволит тебе его высказать, если будешь слушаться.

– Ты умер и пропустил последние новости. Я выросла ОЧЕНЬ трудным подростком, – прошипела я и закашлялась от боли. На губах появилась кровь. Дело дрянь. – Почему ты ничего не забыл?

– Потому что законы мира мертвых распространяются не на всех, ты наверняка это уже поняла. Лилит – могущественная арахна. Она способна не только вернуть память, но и изменить ваш мир навсегда.

– Ты слишком мало упоминаешь Лилит. Не очень понятно, насколько ты под нее прогнулся.

– А ты слишком много болтаешь для человека с пулей в печени. Может, сосредоточишься на ней?

– В меня уже стреляли, – усмехнулась я. – Ты и тут подбираешь за другими.

А вот сейчас у папы отчетливо скрипнули зубы. Но вместо того, чтобы надавить на больную точку, я устало отвернулась к окну. Отец всегда был опорой. Тем человеком, к которому можно было прийти с любой бедой. Ненависть к нему отнимала куда больше сил, чем ранение.

И, кажется, какая-то часть меня все еще верила, что он защитит.

В первый же день на службе мы с наставником попали в перестрелку. Разборки каких-то банд, я до сих пор так в них до конца и не разобралась. Обычно при виде копов они дают деру, но именно в этот день какой-то идиот достал огнестрел и решил сражаться до победного. Я получила пулю в плечо и еще долгое время после выписки не могла отделаться от перешептываний и мрачных взглядов: считалось плохой приметой получить ранение в первый день службы.

Но вот что есть по-настоящему плохая примета: если в первый на работе ты вспоминаешь мир мертвых. Вот с этого момента можешь забыть о нормальной жизни. Твой удел – невыносимое бессмертие с мыслями об отверженном принце. И серебряное перышко – единственная память о прощании с ним.

Вскоре что-то изменилось. К боли я привыкла, кровь почти остановилась, то ли из-за повышенной регенерации, которыми обладали иные (а во мне все же течет кровь Вельзевула), то ли потому что ее просто не осталось. Но я вдруг поняла, что начинаю терять сознание. Ненадолго, на несколько секунд.

Мир то погружался во тьму, то словно терял краски, превращаясь в черно-белое кино.

Постепенно эти периоды становились длиннее. Я погружалась в тревожное болезненное забытье, а потом возвращалась обратно. И каждый раз, видя отца, стискивала зубы от болезненного спазма, не имеющего ничего общего с раной.

Мы уже давно выехали за город. Замигал индикатор топлива, и папа свернул к заправке. Сквозь затуманенный взгляд я различила знакомые цвета и очертания. И улыбнулась, даже не почувствовав, что на глаза навернулись слезы.

– «Вафельный домик тетушки Мейпл», – прошептала я, но отец услышал.

И на миг превратился в того папу, по которому я скучала.

– Мы заезжали поесть вафли каждый раз, когда выбирались на выходные, – произнес он. – Я специально подгадывал, чтобы бензина оставалось ровно до дальней заправки, где был «Вафельный домик». И мы завтракали. Помнишь, что ты всегда брала?

– Шоколадную вафлю с двойными клубничными сливками.

И в ту же секунду наваждение из прошлого исчезло, вернув чудовище.

– Ты останешься в машине и будешь вести себя тихо, потому что ты, Аида, бессмертна. А вот остальные души вокруг – нет. И я буду специально выбирать только те, для которых смерть здесь станет концом пути, ясно?

Вместо ответа я закрыла глаза. Мир снова померк.

И включился, когда папа вернулся. Я почувствовала странный запах, а открыв глаза, увидела знакомый картонный лоток. Две небольшие шоколадные еще горячие вафли.

– Двойная порция клубничных сливок, – сказал отец.

Ничто до этого не испугало меня так сильно, как этот лоток с вафлями. Отец выглядел совершенно серьезным, протягивая еду дочери с пулевым ранением брюшной полости. Кажется, он не издевался. Он верил, что я возьму и начну есть?

Наверное, так выглядит безумие.