Но от Зуль не осталось и следа. Как и от храма».

* * *

– Очень здорово, – сказал я, ухмыляясь.

Салит постучала себя по виску:

– Мнемозина-998.

– Это была самая очевидно-поучительная сказка из тех, что я когда-либо слышал.

– Сказки часто нужны для того, чтобы напугать детей.

– Она настолько антиженская, почему ты вообще так к ней привязалась?

– Потому что я родственница Зуль! Думаю, она была великолепна. Мятежная. Храбрая. Любопытная.

– И погляди, куда ее это привело.

Салит пожала плечами.

– Мне уже рассказывали, что Уггиуту может притвориться храмом, чтобы заманить людей внутрь, – признался я.

– Почему-то это одна из его любимых форм.

– А какая настоящая?

– Аморфная. Хаотическая. Хаосу нужна форма. Поэтому изначально создав нас, теперь он имитирует формы, которые создаем мы.

– Ты не хочешь пойти чего-нибудь перекусить? – прошептал я безо всякого перехода. Хаос – это мой стиль общения с женщинами.

Салит огляделась по сторонам.

– Да. Давай выбираться отсюда.

– Ты и сама немного бунтарка. Нетрадиционная, скажем так. Зачем же ты приходишь сюда?

– Крис, то, что я отвергаю некоторые стороны своей культуры, не означает, что я отвергаю свое наследие целиком. Я бы не хотела красить свою кожу, как это делаете вы, или избавляться от шрамов. Я не хочу отрекаться от того, что я – калианка. Я просто хочу переосмыслить то, что значит быть калианцем.

– По-моему, неплохо сказано, Зуль.

Салит показала мне язык. Тот оказался розовым, а вовсе не черным.

* * *

Я никогда не был в кафе «Причал» – маленьком ресторанчике на улице Морфа, где в меню были блюда каждой из обосновавшихся в Панктауне рас. Стены и потолок в коричневых обоях с бархатистым отливом, в чрезмерно богатых рамах медного цвета – расфокусированные черно-белые фото ржавеющих машин и сломанных кукол. Но искусственность и чрезмерная пышность казались скорее насмешливыми, чем претенциозными. Меню было выведено светящимися белыми буквами по черной поверхности стола и прокручивалось от прикосновения. Тем же образом я смог узнать, кто записал джазовую мелодию, которая сейчас лилась из звуковой системы (Лех Янковский). Я играл со столом и потягивал пиво, пока ко мне не присоединилась Салит. Не отдавая себе отчета, я боялся, что она не появится – что отправить меня вперед было только уловкой ради того, чтобы избавиться.

Еще в библиотеке субтауна она сказала:

– Нам лучше уйти порознь… Ты иди первым. Знаешь кафе «Причал»?

– Проходил мимо, но внутри не бывал. А что случилось?

Она наклонилась вперед, еще больше понизила голос:

– Мой народ терпимо относится к некоторому нонконформизму… по крайней мере, здесь, на Оазисе – на Кали меня давно приструнили бы… но если мы уйдем вместе, это может вызвать скандал. В посольство могут подать жалобу. Я знала одного парня в колледже, которого депортировали обратно на Кали – страшно подумать о том, что с ним стало.

– В чем дело… он тоже не носил тевик? – горько пошутил я.

– Придерживался не тех взглядов.

– Не приведи Уггиуту!

Сейчас я с наслаждением наблюдал, как Салит приближалась к моему столику. Она снова была босиком. Шаги ее были короткими и быстрыми, несмотря на неудобную золотую юбку. С другого конца комнаты ее совершенно черные глаза выглядели пугающе, точно пустые глазницы, но когда Салит села напротив, освещение наполнило их изломанными бликами, будто звездами в темноте космоса.

– Не пугайся, – сказала она, – еда здесь не такая дорогая, как можно подумать. Просто у владельцев художественный вкус. Я ходила с ними в школу.

* * *

– Ты раньше обедала с землянами? – небрежно спросил я, просматривая меню.

– Да. – Затем она добавила: – Не на свидании. Просто с друзьями по школе, с друзьями по работе.

– Ты встречалась только с калианцами? – Я притворился, что читаю раздел «Закуски».

– Пока да.

– Это не сработало?

– Как оказалось, они меня не одобряли, хотя и считали себя нетрадиционными калианскими мужчинами. То, что изначально привлекало их ко мне, в итоге и отталкивало. Им не нравилось, когда я с ними спорила.

Я поднял глаза.

– А как же порвать с калианским мужчиной? Кажется, это может стать неприятным опытом.

– На самом деле, один парень плакал и умолял. Другой схватил за волосы, выволок из своей квартиры и швырнул на пол. Тогда я встала, подошла к его двери, постучала, и когда он отворил, врезала ему по горлу вот так. – Она сделала резкое движение правой рукой, и я вздрогнул, хотя ее ладонь остановилась в дюйме от моего адамова яблока. – Это лишило его дара речи, так что я смогла уложить его лицом вниз и прижать. У меня в сумочке были наручники.

– Наручники? – Она оказалась раскрепощенней, чем я представлял.

На лице Салит появилась самая широкая улыбка из тех, что я уже успел увидеть.

– Я арестовала его за нападение. Я офицер полиции, Крис.

– Ты форсер?

– Да. В двадцать один окончила программу по охране правопорядка в ПУ, так что мне пришлось проучиться в академии всего один год. В этом году я получила значок. Видишь? – Она принялась рыться в сумочке, и когда я наклонился ближе, то увидел там, в отдельном кожаном кармашке, пистолет. Матово-черный, как у меня.

Но достала Салит бумажник, затем открыла его так, чтобы я мог увидеть ее металлический синий значок и удостоверение личности с фотографией. На фото ее волосы были собраны в тугой пучок на затылке.

– Ух ты, – пробормотал я. – Офицер Салит Екемма-Ур.

– Я не патрульная, если ты об этом подумал…

Подумал-то я о том, что на днях чуть было не спросил ее о мужчине по имени Рабаль. О торговце незаконным оружием.

А еще подумал о том, что прямо сейчас у меня за поясом нелегальный «Тор» 86-го калибра.

И о том, что застрелил свою девушку. И растворил ее тело.

Салит продолжала рассказывать:

– Мой парень был моим первым и единственным арестом на свидании! – Она хихикнула и откинулась назад, когда официантка поставила перед ней бокал вина. – Я работаю в отделе по борьбе с сексуальными преступлениями в участке 9-Б. – Салит стала серьезнее. – Мы расследуем изнасилования, сексуальное насилие над детьми, даже сотрудничаем с Отделом нравов по делам, связанным с проституцией, когда есть подозрение, что девчонка занимается этим против воли или подверглась насилию со стороны клиента…

– Так ты детектив? – спросил я.

– Я следователь… Не могу стать детективом, пока не отработаю еще немного и не получу повышение по званию. Политика, знаешь ли. Мне придется отработать несколько лет со старшим напарником, прежде чем ты сможешь назвать меня детективом Екемма-Ур.

– Ого… ух ты… Боже, я действительно… впечатлен… Ух ты.

– Я знаю двух калианцев-форсеров. Хорошие ребята с прогрессивными взглядами. Один носит тевик, другой – нет. Я была влюблена в одного из них, пока он не женился. – Ухмылка. – Но, как мне сказали, я единственная калианка в полиции Пакстона. В Миниозисе есть несколько, но они лаборантки… не занимаются полевой работой…

– А сейчас ты на дежурстве?

– Нет. Думаешь, смогла бы я преследовать насильника в таком виде? – Она провела рукой по обтянутым золотом ногам. – У меня выходной.

– А ты уже преследовала каких-нибудь насильников?

– На машине. Не пешком. Но арест произвел мой напарник. Мне еще не приходилось доставать пистолет.

Я покачал головой.

– Неудивительно, что два твоих бойфренда не смогли с тобой справиться.

Выражение лица Салит стало серьезнее. Возможно, слегка разочарованным, даже на грани гневного.

– Тебя пугает то, что я – форсер, Крис?

– Нет… нет… Я говорил о них. О них, о калианцах. Нет, я считаю, это здорово. Просто неожиданно, ведь ты такая молодая. И к тому же калианка.

Она выглядела уже не настолько ершистой.

– Думаю, такой меня сделала Зуль. Любопытная, чудная Зуль, которой не терпелось исследовать Черный храм.

– Сначала ей стоило получить ордер на обыск, – пошутил я.

Мы оба рассмеялись. Я гордился Салит. И чувствовал, что она нравилась мне все больше…

…а еще я гадал: безопасно ли будет увидеться с ней снова?

* * *

Дома я сел читать «Некрономикон», намазав лосьоном для ускорения роста волос свою колючую голову. Перед расставанием, уже за кофе, Салит сказала: «Знаешь, ты был бы еще симпатичнее с волосами».

По крайней мере я решил оставить усы и козлиную бородку. Золотая середина между старым и новым Кристофером Руби.

Но я не знал, позвоню ли Салит, хотя мы с ней и обменялись номерами. Не знал, соглашусь ли на ее предложение сходить как-нибудь в кино.

Так почему же я снова отращивал волосы?

Я рассказал Салит о своей работе, словно сделал признание в комнате для допросов. Но солгал, что меня уволили. И еще раз солгал, что меня бросила девушка. Хотя это была не совсем ложь. Ложью было умалчивать о том, как на самом деле закончились наши отношения.

У меня не было времени на увлечение новой женщиной. Я должен был отомстить за растление и уничтожение своей бывшей девушки. Должен был узнать о тайнах, которые могли бы растлить и уничтожить многих, очень многих других людей.

Но Салит знала кое-какие из этих тайн, по крайней мере поверхностно, так? Не могла же быть совпадением история о калианском боге созидания и разрушения. Который был одновременно и богом, и храмом этого бога…

За ночь мои волосы снова отросли, а утром я с маниакальной аккуратностью придавал им форму, пока не сделал короткими и аккуратными. Затем подстриг козлиную бородку. Я выглядел менее одичавшим, чем в последнее время. В конце концов, меня порадовал отказ от идеи с татуировками. Не хотелось выглядеть головорезом в глазах новой подруги-форсера. Но я все равно казался изможденным. Щеки ввалились, а глаза потемнели и припухли. Мне снились дурные сны, я это знал, хотя почти никогда не мог вспомнить их утром.

Прошлой ночью было что-то о стае китов, приближавшихся от горизонта. Но они не плыли на своих массивных плавниках, а летели, медленно взмахивая огромными крыльями, похожими на крылья летучих мышей. И когда подобрались ближе, отбрасывая похожие на облака тени на город, который из-за них выглядел карликовым, я увидел, что эти животные намного, намного крупнее китов. И хотя по форме они скорее походили на кашалотов, стоило им приблизиться в пурпурном небе, как я разглядел, что у них нет ни челюстей, ни глаз, их огромные безликие головы повергли меня в ужас, поскольку казались еще более неумолимыми и невосприимчивыми к моим рыдающим молитвам и мольбам о пощаде.

* * *

Я пришел к выводу, что должен убить мистера Голуба.

Уехал на целый день в горы, надеясь, что солнце и смена обстановки внесут ясность. Мне нужна была твердая цель. Определенный курс. Однако, выйдя из подземки, я понял, что оказался очень близко к Пакстонскому университету, где мой отец преподавал историю искусств, и поэтому я побрел от кампуса к самой старой части Пакстона, которая на самом деле была останками города чум, занимавшего эту территорию до того, как его погребли миллионы тонн колонистов. Мне нужно было миновать Овальную площадь, а именно там жил отец со своей женщиной, поэтому я шел быстрым шагом, надев темные очки и опустив голову. И только оставив позади мощеную булыжником Овальную площадь, почувствовал себя комфортней и позволил себе насладиться прохладой осеннего воздуха, яркой синевой, просвечивавшей сквозь мои линзы. Здания здесь были ниже, поэтому открывалось больше неба, а на улицы падал настоящий солнечный свет.