Какая приятная забота! Крис заметил, что стоящая рядом жена покраснела и улыбнулась, после чего уткнулась лицом в его плечо. Интересно, как будет организован вход на корабль? Ламбер слышал, что для переноса на шаттл используется стационарная платформа. А в модули вход был через двери. Необычные, но двери. Что их ждёт здесь?

Как выяснилось, ничего экстраординарного. В ближайшем лепестке как диафрагма открылся проход и вытянулся трап, остановившийся на уровне земли прямо рядом с Вол-Си Гошем. Тот молча пошёл по трапу, и толпа потекла следом за ним.

– А почему здесь нет телепорта, как на шаттле? – уточнил какой-то из братьев Сташевичей, вроде Андрей.

– Валентин, – ответил Мунш-Са Роч, показав, что Крис ошибся. – Телепорт здесь есть, но зачем его использовать, когда мы около корабля, и он на поверхности?

И правда, зачем? Впечатление уже произведено, нет необходимость повторять это снова и снова.

– Спасибо, Мунш-Са. Только я Андрей, – улыбнулся русский физик. Вот как, значит Крис всё же угадал. Надо запомнить, Андрей – в синей кофте, а Валентин – в серой.

– Прошу прощения за то, что перепутал вас, Андрей и Валентин, – ответил Мунш-Са, обращаясь по очереди к обоим братьям, – надеюсь, я научусь вас различать.

Пока они поднимались, Крис, держа Мичико под руку, осматривал корабль. Так близко к нему он ещё не бывал. Удивительно. Дима рассказывал, что даже потрогал его и обнаружил, что корабль… нежный. Он не смог объяснить, что это значит, но сказал, что тот, будто бы не из металла, а из плоти, как растение. А Крис за столь долгое время даже ближе ста метров не оказывался. Всё время некогда. Так что сейчас он был поражён. Огромные пластины вблизи выглядели живыми, они словно трепетали. Или это воздух рядом с ними так преломлял свет. Кроме того, на них играли слабые переливы и была видна фрактальная структура. В один момент ему казалось, что если корабль захочет взлететь, то попросту упорхнет, как бабочка. Потом накатывало другое ощущение, что тот вот-вот раскроется как гигантский цветок, чтобы привлекать космических пчёл.

Когда люди и пришельцы оказались внутри, их ждала пустая небольшая комната. Что-то вроде лифта. В неё влезли все, но лишнего места почти не оставалось. Язык-трап втянулся под пол, и диафрагма закрылась. А потом снова открылась, но за ней был огромный холл. Метров тридцать в диаметре и около пяти метров в высоту, он был заполнен мебелью. Тут и там стояли кресла, диванчики, несколько столов, столиков, стульев. Всё вразнобой. Комната выглядела как место отдыха, а не работы.

– Добро пожаловать в сердце корабля – общий зал, – заявил Вол-Си Гош. Он поднял руку, и вдруг мебель начала двигаться, выстраиваясь в некое подобие амфитеатра. Интересно, двигатель стоит на каждом кресле, или это корабль перемещает предметы по комнате? В итоге под аплодисменты его коллег мебель остановилась, и они прошли, рассевшись полукругом в три-четыре ряда вокруг стола, за которым заняли места Вол-Си, Мунш-Са, Натич и Тамош. Перед тем как сесть на диванчик вместе с Мичико, Крис попробовал его сдвинуть. Он поддался, но создалось впечатление, что не столько приложенной физической силе, сколько намерению. Как будто ты слегка толкнул лошадь, и она отошла. Удивительно. Потом он попробовал приподнять диван за один угол. Диван «согласился» с его решением и завис в воздухе в том же положении. Крис аккуратно надавил сверху, и тот послушно «вернулся» на место. Ламберу определённо не хватало такого вот креслица.

– Уважаемые земляне, – начал говорить Вол-Си Гош. – Я бы хотел заявить, что теория, сформулированная Артуром Уайтом перед принятием Согласия, была верна. Я говорю о том, что эволюция выбирает оптимальные пути, а не случайные. Действительно, так или иначе на всех планетах людей есть растения, есть животные, которые их поедают, есть животные, которые поедают животных. И есть разум. Как и у вас, на многих планетах он возник не только у приматоподобных животных, но и у других. У вас есть осьминоги и дельфины, чей разум развит достаточно сильно. Однако в силу того, что они живут в других условиях, это не помогло им создать культуру и цивилизацию. Для этого Вселенная везде выбирает схожие сосуды. Согласие в той или иной степени свойственно всем цивилизациям, некоторые Несогласные демонстрируют его со временем или, наоборот, по какой-то причине отходят от него. Мы находили максимально Несогласные расы. Им было свойственно уничтожать себя ещё до космической эры. И чем ближе раса к Согласию, тем дольше она существует. Отсюда следует простейший вывод: Согласие есть эволюционный инструмент для распространения и сохранения жизни во Вселенной. Сегодня мои коллеги посвятят вас в детали того, что мы знаем об этом.

Сказанное и правда хорошо укладывалось в то, что Артур Уайт предположил полгода назад. Крис в очередной раз поразился гениальности американского астробиолога, оказавшегося способным своим умом дойти до Вселенской истины.

– Вол-Си Гош, можно ли задать вопрос? – поднял руку Генрих Ланге.

– Конечно, Генрих Ланге, – кивнул тот. Ламбер невольно подумал, что, по сути, сейчас проходила первая пресс-конференция Кен-Шо, которую они давали максимально широкому кругу людей. Конечно же, здесь не было прессы, ну и слава богу, они бы замучили Вол-Си Гоша. На секунду ему представился гигантский зал, где представители второй древнейшей профессии всего мира наседают на улыбающегося инопланетянина, и тот указывает на девушку с бейджиком CNN на груди, и говорит: «Нэнси Джонс, рад вас видеть, слушаю ваш вопрос». Забавно.

– Мы часто называем вас Кен-Шо, а себя продолжаем называть людьми, – начал Ланге, и Крис понял, что он тоже обращал на это внимание, – однако, с точки зрения Согласия, нужно понять, как нам правильно называть себя, вас и другие расы.

Вол-Си Гош улыбнулся и взглянул на свою жену, словно ожидая ответа от неё. Тамош Нуч-Гош кивнула.

– Генрих, – взяла она слово, – название нашей расы Кен-Шо буквально переводится, как «Люди Кен», то есть люди с планеты Кен, или же Кен Сса, если упомянуть её официальное название. Для нас вы «Земля-Шо», земляне. Слова «люди», «человечество» используются как обозначение всех подобных рас, даже Несогласных. Таким образом, мы для вас тоже Люди. Себя же вам логично называть «Землянами», чтобы выделиться из всех рас, наподобие того, как на своей планете вы различаете друг друга по национальностям. Если желаете. Нас вы можете по-прежнему называть Кен-Шо, Кенианами или Людьми Кен, как удобнее.

В тот момент, когда Крис осознал, что «люди» живут по всей необъятной Вселенной и что они, земляне, такие же, как и миллиарды других рас, и выделяются так же, как, к примеру, французы на Земле, он с дрожью понял величие и мощь замысла мироздания.

А дальше погрузился в сладкую пучину научных деталей. Сначала Мунш-Са Роч рассказал об основах формирования аминокислот и почему они хоть и могут образоваться из других соединений, но не приводят к развитию жизни в таком случае. Натич поведала, как цепочка аминокислот формирует эволюционный ряд, а Тамош сделала экскурс в формирование культуры и то, почему она не зарождается у других видов, какие для этого важны нюансы. В такие минуты Крис больше всего на свете любил свою работу.

Глава 5. Джессика Хилл

Среди всех групп, занимающихся попытками понять и интерпретировать знания Кен-Шо, особенно выделялась группа математиков. Дело в том, что никакого практического результата они достичь не могли, но без их работы было бы невозможно понять большую часть того, чем занимаются остальные. А ещё, если ты однажды освоил математику, то для практики не нужно больше ничего. Ну, может, только мощный компьютер. Для Джессики, осознавшей, что как программист и математик она будет полезнее, чем как инженер, работы математической группы стали основными.

Шан мало взаимодействовал с ней, он в основном делал упор на физику, так что её основным коллегой стал Валентин Сташевич. Конечно же, физики тоже присоединялись, например гениальный Роберт Смит или брат Валентина, Андрей. Но Валя оказался главным партнёром. До вчерашнего дня, когда к ним примкнул вновь прибывший Ли Пин. Появление китайца заставило Шана отвлечься от физики в пользу математики. Оказалось, что они были знакомы, Пин учился на несколько лет старше него, и парни неоднократно пересекались в Пекине.

Вот и сейчас они вчетвером сидели в небольшой клетушке блока Б, выделенной под вычислительную лабораторию. Шесть столов с ноутбуками по сторонам и квадратный стол метр на метр в центре. Тесновато, но здорово, учитывая, что за стенкой находились два мощных сервера из сорока и двадцать машин для распределённых вычислений.

Шан сидел у стола под иллюминатором рядом с Ли Пином. Они о чём-то переговаривались на китайском, дескать так быстрее можно ввести новичка в курс дела. Джесс, потирая переносицу, глядела в свой экран и думала о том, что уже пора сдаться и нацепить очки. Сташевич что-то бубнил себе под нос, сидя с большой тетрадью за столом в центре. Он был неплохим программистом, но начинать предпочитал с визуализации на бумаге. Благо, сейчас с тетрадями проблем не возникало, и Валентин изводил их десятками.

– Джессика, – повернулся он в её сторону, как раз когда девушка взглянула на него, – ты смотрела на эту модель решения нелинейных дифференциальных уравнений?

– Смотрела. Но не поняла ровным счётом ничего, – ответила Хилл. Блин, Валентин заметил, что она на него смотрела? Глупо выглядело.

– Я сначала тоже не понял. Самое сложное, что здесь нет названий теорем и методов, – вздохнул Сташевич. – Мы привыкли называть что-то именами наших учёных. Коши. Даламбер. Эйлер. Риман. Вот хочешь объяснить что-то, сошлёшься на лемму Римана и уравнение Эйлера, и все тебя поймут. А здесь приходится говорить «тот метод» или «эта теорема». Как вообще работать в подобных условиях?

Валентин прав. Отсутствие внятной маркировки мешало и тормозило все их труды. Огромная, неизведанная математика ждала их. И сколько же нужно систематизировать, встроить в земные стандарты!

– В общем, тот метод, который месяц назад нам давали, по расходящимся гармоническим псевдо-рядам, помнишь? – продолжил Валентин и показал что-то на бумаге. – Здесь он применяется, это точно. Можно пойти и другим путём, но такое решение идеально.

– Давай тогда назовём его методом Сташевича, – засмеялся Шан, отвлекаясь от собеседника.

– Ха-ха, Чжоу Шан, ха-ха, – кисло улыбнулся Валентин. – Во-первых, не я его открыл. Так что мою фамилию ни к чему сюда приплетать. Во-вторых, столько всего будет «Сташевича», что потеряет всякий смысл.

Да, и в самом деле проблема. Нужно что-то придумать.

– А как это называется у них? – уточнил Ли Пин. – Почему бы просто не позаимствовать названия?

– Увы, Пин, – вмешался Шан, – мы не можем использовать их, потому что эта математика должна стать общедоступной. Как мы объясним на Земле, кто такой Луеш-Са Нозч или Кариош Пал?

– Так же трудно будет объяснить и сто теорем Сташевича! – вставила Джесс, и все рассмеялись. Но всё же нужно обязательно выяснить, какое мнение у КАС и профессора Уайта?