– Там есть овсянка, – Ланге махнул рукой в сторону шкафчика. Это была хорошая идея. Артур включил чайник, достал тарелку и засыпал в неё мерной ложкой нужный объём хлопьев. Потом в чашку налил апельсинового сока и присел рядом с Генрихом ждать, пока вскипит вода.

– Ты не пойдёшь в спортзал? – спросил он.

– Схожу в обед. На сытый желудок что-то не хочется, – виновато произнёс Ланге. Правильно, чувствуй себя виноватым, это необходимый ежедневный ритуал.

– Какие планы после душа? – уточнил Артур, встав, чтобы наполнить тарелку водой из вскипевшего чайника.

– Через час Тамош ждёт группу. Мистер Волков написал мне, сказал, что пойдёт с нами, – ответил немец, облизывая ложку, которой поглощал китайскую курицу с рисом.

– Мне он звонил вчера вечером, – вспомнил Артур. – Обсудили с ним, к каким занятиям ему лучше присоединиться, чтобы быть более полезным. Этику я ему рекомендовал в первую очередь, да он и сам к этому склонялся.

– Не находите удивительным, что военный инженер оказался столь философски подкованным? – спросил Генрих и отхлебнул чай из чашки.

– Не нахожу. Он – русский. Загадочная душа. Их отношение к жизни всегда было несколько… потусторонним. Кстати, завтра прилетает настоящий русский философ, – тут Генрих закивал, – вот и сравните его с Волковым! – Артур улыбнулся и аккуратно поставил тарелку с горячей кашей на стол.

– Его зовут Пётр Григорьев, да-да, я помню. Я тут почитал некоторые его сочинения. Удивительно, но он ещё десять лет назад предполагал развитие этики именно в направлении Согласия! Думаю, он нас ещё удивит! – восторженно заявил немецкий социо-психолог.

Артур не читал Григорьева. Тот не публиковался на английском, и сейчас, в спешке, его труды, как и труды всех участников миссии, переводились на разные языки для лучшего восприятия друг друга членами группы. Генрих, видимо, читал его на русском. Талантище.

– Вы его на русском читали? – высказал мысли вслух Уайт, подув на ложку с кашей, перед тем как отправить её в рот. Каша была отличной, с орехами и ягодами.

– Нет, что вы. Я не знаю русского. Но Пётр публиковался на немецком, он свободно на нём говорит и пишет. Так что мне попадались кое-какие его работы и раньше, а сейчас я прочитал большинство, у него четыре тома философских текстов. Я, кстати, обратил внимание на один интересный трактат, называется «Ди унфермайдлихкайт дес бёзен», как бы это перевести… – Ланге прищурил глаз и задумчиво потеребил взлохмаченные остатки волос на голове, – «Неизбежность зла», вот. Наверняка он теперь напечатан и на английском, я вам искренне рекомендую его почитать.

Вот дела. Ланге ещё хватает времени изучать труды земных философов, в то время как они здесь напрягают последние извилины в попытке осознать витиеватые приёмы продвижения этики Согласия.

– Генрих, сейчас я, увы, не в состоянии вместить в свою голову что-то ещё. Вы посещаете только уроки Тамош, а я ещё и к Мунш-Са, и к Натич хожу…

– К Натич Аш я тоже забегаю, – перебил его Ланге, – она же считает психологию и социологию частью биологии, так сказать. Но вы тогда выслушайте хотя бы в моём пересказе, о чём говорит Григорьев в своём трактате. Поверьте, это очень важно.

Артур посмотрел на дно чашки. Капельки апельсинового сока. Ну и ладно. Не тратить же воду. И налил чай прямо в неё. После чего поправил очки на носу и внимательно посмотрел на Генриха. Тот чуть не подпрыгивал на стуле от нетерпения, на его лице было написано: «Умоляю, послушай меня!» Ладно. Уайт вздохнул и кивнул. Придётся потратить драгоценное время. Но только пока завтрак не закончился.

– Так вот, в этом трактате Пётр рассуждает о проблемах вечного стремления к добру. На примерах из истории просвещённых держав он сделал вывод, что избыточное добро как бы провоцирует появление избыточного же зла. Не в библейском смысле, он даёт добру и злу другие определения. Добро у него – стремление к человечности, а зло – к животной природе.

– То есть, по сути, Согласие – типичное добро, а Несогласные – зло по его концепции? – уточнил Артур, и Генрих быстро закивал головой.

– Именно, – продолжил он, – однако в концепции теории Согласия, изложенной Лиаром Хош Миссом миллион лет назад, «Добро» навечно воцаряется во Вселенной. Путь Согласия описан как единственный. В то же время у Григорьева постулируется равновесие природы. То есть если верить ему, применительно к нашей общей ситуации, то в ответ на создание Согласия, развивающего мир в сторону абсолютного Добра, где-то возникает сила или идея, которая, вероятно, уничтожит его.

– То есть Вселенная видит, что Рим стал слишком просвещённым, и создаёт варваров, чтобы его разрушить? – скептически спросил Артур. – Действительно, Генрих, это какая-то мистика уже. Да и не может русский доморощенный философ оказаться умнее миллионов лет эволюции философской мысли Согласия.

– Нет, я думаю, в данном контексте всё не совсем так. Вселенная не создаёт варваров. Просто Добро слишком пассивно и человеколюбиво. Варвары захватили Рим потому, что за него никто не хотел умирать. Рим отучил своих граждан бороться. Варвары пришли с численным перевесом в армии, но общее население города было в сотни раз больше орды. Однако оно покорно сдавалось или не было способно организовать достойное сопротивление. Вспомни также исламское вторжение в Византийскую Империю и последующее Монгольское завоевание Китая и Персии.

– Но Китай и Персию трудно назвать Добром. Просто они были более… – начал говорить Уайт, но Ланге его перебил:

– Были более цивилизованными! Именно! Ведь цивилизация и есть путь к Согласию. Люди становятся менее жестокими и меньше сопротивляются злу. А варвары сметают их, занимают троны. Однако Григорьев в трактате описывал это вовсе не только и не столько как борьбу стран. Он показал это как борьбу идей. Среди его примеров было и то, как коммунистическая идеология, которую не смог сокрушить нацизм, рухнула под тяжестью стремления людей вовсе не к политическим свободам, а к личной собственности, то есть от банальной жадности. Добро, некая гуманистическая идея, которая движет нас вперёд, к Согласию, в конечном счёте оказывается беззащитной перед Злом – животными инстинктами, в силу того что сильно опередило своё время. Чем ты добрее в его понимании, тем более подвержен влиянию зла. Отсюда и название трактата «Неизбежность зла». Добро, оставляя нишу насилия незанятой, даёт Злу распространиться настолько, что само гибнет.

– Да, но факт того, что Согласию больше миллиона лет, опровергает это! Будь всё так, оно бы рухнуло давным-давно, – покачал головой Артур, уже допивший чай.

– Когда-то римляне считали, что их город вечный, и ничто никогда не сможет низвергнуть его. Такой ли большой срок – миллион лет, Артур? Они же сами сказали, что цивилизации и расы существовали в нашей галактике задолго до Согласия. Может быть, на протяжении миллиардов лет. И что такое последний миллион лет на этом фоне? Первое ли это Согласие? Последнее ли? И что его погубит: конные варвары или природная жадность людей? И неужели философы Кен-Шо и других рас не задумывались над этим? Какие ответы они дают сами себе? Вот какие мысли у меня вызвал трактат Григорьева.

Артур мысленно представил себе миллиард лет. Вообразил несчётное число уничтоженных миров. Сотни объединений вроде Согласия, которые падают под натиском полчищ Несогласных, в свою очередь канувших в Лету так давно, что от них не осталось даже зондов, бороздящих просторы космоса. Это давило. Так сильно, что хотелось опустить руки. Но нельзя. Надо жить и разобраться во всём. Даже если у человеческой цивилизации в запасе «всего» миллионы лет жизни – это гораздо больше, чем без Согласия.

* * *

…После открытого брифинга на острове, где присутствовали и дипломаты, и даже агенты безопасности, для новых учёных организовали короткое закрытое заседание. Они все столпились вокруг Вол-Си Гоша. Артур слышал неровное дыхание коллег и видел их ошарашенные взгляды. Да, одно дело – знать, что ты будешь работать с инопланетянами, другое дело – стоять рядом с одним из них. Артур раньше видел Вол-Си Гоша на видео. Но это было совсем не то же самое, что сейчас.

Сначала Уайту показалось, что тот был лысым, но волосы на его голове росли только сзади. Сейчас, когда он, переминаясь с ноги на ногу, поворачивался ко всем по очереди, можно было хорошо разглядеть слегка кучерявые рыжие волосы не более дюйма длиной, покрывающие заднюю часть черепа от макушки и ушей до самого низа шеи. Может, на спине они тоже росли, но её не было видно под неким комбинезоном. Ноги Вол-Си Гоша смотрелись непропорционально короткими, казалось, что им не хватает дюймов пять-шесть. На руках было по четыре пальца, из-за чего верхние конечности выглядели длиннее. Вероятно, из-за этого ноги и производили впечатление коротких.

Когда он стоял лицом к Артуру, на лице инопланетянина отчётливо выделялись фиолетовые глаза и скулы. Если у людей с Земли они шли от носа к верху ушей, то у Кен-Шо были практически горизонтальны. Возможно, из-за того, что уши располагались ниже, и форма их была иной. Трудно описать – казалось, будто ушная раковина приплюснута сильнее, чем у людей. Нос имел довольно похожую форму, с небольшой горбинкой, чуть шире снизу и чуть уже сверху. Губы тонкие, ресницы короткие рыжие. Зрительно выделялось отсутствие клыков, но зубов во рту в целом было больше, чем у землян. Однако улыбка Вол-Си Гоша выглядела достаточно приветливо по людским меркам.

– Дамы и господа учёные, – обратился пришелец к присутствующим. – Честно говоря, этот разговор должен был состояться на Марсе, но Айзек Кинг уговорил меня прилететь сюда лично, чтобы вам было не так страшно отправляться на другую планету на нашем корабле. Мне довольно сложно стоять среди людей, глазеющих на меня, словно я какое-то экзотическое животное. Надеюсь, что вы прекратите это делать в скором будущем. Чтобы вы понимали, о чём я говорю, например мисс Райт, вам было бы приятно, если полный зал людей другой расы пялился на вас из-за физических отличий?

О господи, он зацепил Алисию Райт, известного чёрнокожего психолога, специалиста по межрасовым вопросам среди прочего. Однако та отрицательно помотала головой и улыбнулась, поняв аналогию. После чего Артур заметил, как ощутимо спало напряжение, все немного расслабились, поняв, что с инопланетянином нужно вести себя так же, как с представителем другой расы, подчёркнуто не замечая отличий. Вол-Си Гош тоже, видимо, почувствовал, как все успокоились, и поэтому снова заговорил:

– Итак, продолжим. Меня зовут Воулщ-Си Гоошч, но можете называть меня Вол-Си Гошем, или просто Вол-Си. Сейчас мы с вами отправимся на Марс, как я уже объяснил на общем собрании. Все вы присоединитесь ко мне в малом шаттле, а ваши модули мы потащим следом.

– Простите, Вол-Си Гош, а как в итоге они будут крепиться к вашему шаттлу? – спросил один из русских братьев-близнецов, Андрей или Валентин, Артур их ещё не научился различать.

– Андрей Сташевич, – ответил пришелец, который, видимо, видел те самые отличия, – дело в гравитационном резонаторе. На каждый ваш модуль прикреплён такой прибор, который будет соблюдать заданное расстояние от нашего шаттла. Как будто для него центр притяжения будет находиться в конкретной определённой точке.

Да уж. Предстоит много работать, чтобы понять теоретический принцип и технологию, которая стояла за такими простыми словами, как «гравитационный резонатор».

– А каков вообще принцип движения ваших кораблей? Тоже гравитационный? – уточнил его соотечественник Роберт Смит, ведущий мировой специалист по квантовой физике.