Гера стоит ближе всех к нам. Элегантно-величественная, многострадальная супруга Зевса одета в замысловато украшенную многослойную золотую броню поверх лавандового нижнего платья. Короткий взгляд по сторонам говорит мне, что все боги и богини теперь в доспехах, включая Зевса.

Смертный, стоящий возле Геры, выглядит самым молодым здесь. С угловатым подбородком, выставленным с показным высокомерием, которое, как мне кажется, скрывает страх. Он одет в пурпурный костюм и впечатляющее пальто, полы которого подметают землю. Золотые лавровые листья примостились в его шелковистых темных волосах.

Я оглядываюсь: разумеется, все смертные наряжены в шикарные одежды в цветах своих богов: зеленый, пурпур, бирюзовый и бордовый.

Какой цвет получила я?

Я опускаю взгляд, и во мне вспыхивает, а потом привычно гаснет раздражение. В то время как все остальные одеты с блеском, я все еще в джинсах и футболке. В очередной раз отличаюсь от остальных.

– Эй. – Я показываю жестом на себя и на других.

Аид смотрит на меня пустым, безразличным взглядом:

– Тебе и так нормально.

Кто-то поблизости щелкает пальцами, и вот я уже одета в черное, усыпанное блестками подобие платья из невесомой газовой ткани, оставляющее очень мало простора для воображения.

– Серьезно? – бурчу я себе под нос. – Ну ладно, как скажете.

Аид резко хмурит брови:

– Афродита. – Ее имя из его уст звучит как ругательство.

Богиня любви и красоты отвечает невозмутимой улыбкой, явно не обращая внимания на оттенок гнева в голосе Аида. Ее броня не украшена миленькими сердечками, как я отчасти ожидала: она выполнена из розового золота, и узоры на ней изображают людей, занимающихся… всяким.

Рядом с ней стоит очень высокая светловолосая смертная в атласном наряде винного цвета, с разрезом до бедра, демонстрирующим самые красивые ноги, какие я когда-либо видела, и даже она не настолько… обнажена.

Аид указывает обвиняющим перстом в мою сторону.

– Что? – Афродита невинно хлопает длинными ресницами. – Ты не слушал, я подумала помочь. Так намного лучше, ты так не считаешь? – Потом она склоняет голову набок. – А где твоя броня?

Аид засовывает руки в карманы – кажущийся обыденным жест, но вблизи это выглядит, как будто тигра взяли на поводок.

– Я надеваю броню, только когда собираюсь сражаться.

За спиной Афродиты кто-то вздрагивает – кажется, Дионис, – но богиня лишь выгибает брови дугой:

– Как скучно.

И вот тут до меня наконец доходит, во что одет Аид. Никаких больше джинсов и тяжелых ботинок. Я пробегаю взглядом сверху – от его сияющих черных волос с единственным белоснежным локоном, ниже – по строгому черному бархатному пиджаку с воротником-стойкой, с едва заметной вышивкой черной же нитью: одинокая бабочка на вороте и звезды по обшлагам и нижней кайме – и наконец до самого низа (я чуть не смеюсь) – до полированных черных туфель.

– Вот это я себе представляла. Ну, только хвоста не хватает.

Аид безразлично пожимает плечами:

– Иногда надо поиграть на публику. Верхним миром правит стадное чувство, разве не так?

Он не так уж ошибается.

– И миром бессмертных тоже?

– Определенно.

– Помнишь, что я говорила о твоей проблеме с восприятием? – Я оглядываюсь вокруг. – Возможно, здесь она у тебя тоже есть.

Губы Аида продолжают улыбаться, но смотрит он на меня сузившимися глазами. Легкий взмах рукой – и шум водопадов, как и все прочие звуки, кроме его голоса, исчезают.

– Ты пытаешься мной управлять?

У меня ребра сжимаются вокруг легких.

– А ты управляем?

– Нет.

Он щелкает пальцами.

Единственное, что отмечает изменения, – это шелест ткани. Я бросаю взгляд вниз и обнаруживаю, что одета в строгий брючный костюм с коротким пиджаком, а на ногах – серебряные туфли на шпильке. Ткань костюма мягкая и шелковистая на ощупь и выглядит настолько роскошно, что мне хочется провести по ней руками. Длинные рукава и воротник-стойка придают наряду почти невинный вид. На лацканах серебром вышиты звезды: две на одной стороне, одна на другой, напоминая о моих татуировках.

Просто и совсем не так шикарно, как у остальных.

Маленькая девочка во мне, привыкшая восхищаться красивыми нарядами, которые заложники таскали у богатых целей, хочет посмотреться в зеркало и оценить полный эффект. Хоть раз забавы ради почувствовать себя симпатичной.

Аид замер настолько, что я не уверена, что он дышит. Я поднимаю голову и обнаруживаю, что он смотрит на меня. На меня. Как будто пытается разглядеть каждый сантиметр.

Я тихонько выдыхаю и говорю первую отвлекающую фразу, которая приходит мне в голову:

– Может, в следующий раз, когда щелкнешь пальцами, отправишь меня домой?

– Этого не случится.

Я не сдаюсь:

– Еще не поздно отказаться от всего этого.

– Нет, Лайра.

Я вздергиваю подбородок:

– Тогда не жди, что я пойду тебе навстречу.

Он замирает совсем иначе, парализуя меня взглядом.

– Ты будешь повиноваться мне во всем, Лайра Керес.

Не вопрос – приказ, и с полной уверенностью в том, что я подчинюсь.

Во мне расцветает маленький цветочек любопытства. А каково было бы просто… повиноваться ему?

«Небеса, помогите мне».

Прятать реакцию под маской безразличия – все равно что уговаривать сердце не биться.

После стольких лет в Ордене я знаю, как действовать у кого-то под башмаком. Но это по-другому. Я, и только я сама, берегла себя и принимала решения за себя, несмотря на вмешательство Ордена, с трех лет. Кто бы знал, что простая мысль о подчинении такому могущественному существу, как Аид, будет настолько… манящей?

А не должна бы.

Может, я сломалась.

– Из меня лучше партнер, чем марионетка, – настаиваю я.

Совершенно неуловимым движением Аид оказывается возле меня, его плечи закрывают от меня всех остальных. Он не говорит ни слова, изучая меня серебряными глазами, взгляд которых сделался острым и твердым, как алмаз, как будто пытаясь понять, где находятся мои самые мягкие, ранимые, уязвимые места. Потом Аид плавно наклоняется вперед, и я понимаю, что следующие слова предназначены мне одной.

– У меня не бывает партнеров.

Я еще не растеклась лужицей по полу? Я откашливаюсь:

– Это звучит… нерационально.

Я собиралась сказать «одиноко», но у меня есть ощущение, что он поймет: я говорю и о себе тоже.

Его губы едва заметно изгибаются в улыбке, но он тут же становится серьезным.

– Для тебя же будет лучше… если ты будешь меня слушаться.

Почему у меня такое чувство, что в его словах есть смысл глубже? Предупреждение, но несущее в себе помощь мне. Что-то Аид не кажется мне способным на помощь. Это опять что-то насчет игр и победы?

Шум водопадов возвращается с резким «вжухом».

– Что ты делаешь, брат? – окликает Посейдон через всю платформу. – Твоя смертная выглядит испуганной до полусмерти.

Аид не двигается, даже не смотрит на своего брата. Вместо этого он поднимает одну бровь, глядя на меня.

– Вот как, звезда моя? Ты напугана?

10

Скала. Жесткач. И я

Что-то за секунду изменилось в лице и голосе Аида. Или, может, я неверно его читаю. Сложно сказать, но я уверена, что он надевает маску для других. Играет для них роль. Мне это не нравится.

Тем временем они с Посейдоном все еще ждут моей реакции.

Какой ответ будет самым безопасным? Аид только намекал мне на то, что происходит, но чутье подсказывает: если остальные божества увидят слабость во мне или раскол между нами, то набросятся. Я росла одиночкой в Ордене и усвоила этот урок на своей шкуре.

Я прочищаю горло и повышаю голос:

– Он просто… излагал мне основные правила.

Медленная и довольная улыбка Аида пробуждает во мне такие чувства, о существовании которых я не подозревала. Он наклоняется, мазнув губами по моему уху, и от его дыхания по мне бегут табуны мурашек.

– Умница, девочка моя.

Ненавижу, когда из меня делают несмышленыша… но все же до моего тела послание не дошло. Я притворюсь, что Аид не подергал за кучу ниточек, которых я в себе не осознавала до этой секунды.

– Я не твоя кто-то там, – шепчу я в ответ.

Он наконец-то отстраняется, но явно ничего не замечает, лишь улыбка сходит с его лица, когда он поворачивается к Посейдону, который смотрит на нас с острым любопытством.

– Ты выбрал интересную поборницу, брат. – Бог океанов оглядывает меня с ног до головы. – Еще и воровку, судя по виду.

Козлина. Мои глаза сужаются, и я просто не могу остановиться.

– А ты часто пользуешься услугами воров? – спрашиваю я.

Глаза Посейдона темнеют за полсекунды до того, как он поднимает руку, чтобы ударить меня наотмашь. Аид вклинивается между нами с такой скоростью, что едва не становится невидимым. Он ничего не говорит, никого не трогает, но его брат бледнеет до цвета пепла. Через секунду Посейдон сердито щерится и отходит.

Я только стою и моргаю. Аид защитил меня.

Меня.

Логика подсказывает: все потому, что я должна выиграть тупое состязание, – но я не могу не чувствовать, как мне становится чуточку легче дышать.

Лишь на мгновенье.

Все, кто стоит рядом, тоже отодвигаются подальше; возможно, потому, что напряжение исходит от Аида, как пар из гейзера.

Нервным, опасливым движением я поднимаю руку к волосам, до сих пор коротким, но закудрявившимся сверху и вроде как уложенным с эффектом закручивания… И делаю паузу. А потом резко роняю руку.

– Это тиара?

Я смотрю на других смертных. Все до единого носят головной убор под стать одеянию, но все они выполнены в стиле древнегреческих лавровых венков. То, что ношу я, явно не ощущается как листья.

Моя нервозность как будто успокаивает Аида, его напряженность спадает. Перемена еле заметна, но не вблизи.

– Я думал, женщины любят тиары. – Голос его теперь скучнее некуда.

– Смысл в том, чтобы не выделяться.

– Почему?

Не может же он настолько ничего не знать.

– А что, историки правы и ты никогда не выбирал поборника во время Тигля?

– Да.

– Значит, это уже делает меня иной. – «И не в хорошем смысле». Но я так не говорю. Мне жить не надоело.

Эта логика не оставляет в его броне даже малейшей трещинки.

– Значит, нет резона сливаться с толпой. Верно?

Я скрежещу зубами, издавая тихое раздраженное рычание.

Аид говорит тише, и голос меняется, становится искреннее:

– Ты бы выделялась, даже если бы я одел тебя в тряпки и измазал в грязи.

Только потому, что я его избранная смертная, вот он о чем. Не нужно никакого трепетанья в животе.

– По крайней мере, постарайся не сделать хуже, – бормочу я в ответ, проводя ладонями по штанам.

Аид усмехается. Не злобно, не расчетливо – он искренне забавляется. Внезапная волна ужаса охватывает меня, ведь смешок громкий, другие его слышат, и я чувствую, как все взгляды, что еще не были направлены на нас, устремляются сюда.

Ненавижу это ощущение.

– Звезды – мой символ, – говорит Гера Аиду голосом, похожим на сладчайший крем, ровным и милым.

Я присматриваюсь к ее лицу. Что-то в ее интонациях… Интересно, а то, что она царица Зевса, не заставляет ее чувствовать, будто в этом мире мало что ей принадлежит? Я знаю, каково это.

– И? – Даже я вздрагиваю от тона Аида. Он опускает руку в карман, и Гера с опаской за этим наблюдает. – Пусть ты и богиня звезд, – говорит он, – но все знают, кто управляет тьмой.

Вот те на. Ему обязательно делать врагами каждого бога и богиню прямо с самого начала?

Если я вернусь домой, когда все закончится, точно переключусь на другой пантеон.

Я вздыхаю:

– Не обязательно провоцировать их намеренно.

Аид не отвечает.

Дело в том… что кое-чему в его отношении я завидую. Ему все равно. Ему просто плевать на то, рады ли ему здесь, не говоря о том, принимают ли его или любят.