Гараж находится за гостиницей и представляет собой длинный приземистый сарай, что стоит вдоль дороги. А та ответвляется от шоссе и перед гостиницей делает изгиб. В конце гаража, возле столба, приглядывая за дорогой, стоит какой-то фраерок. Одет в смокинг. На голове – белая фетровая шляпа. Он курит сигарету и вообще ни о чем не думает.

Видал я таких фраерков. Обычно они стоят на стреме и чего-то ждут. Или кого-то. Увидев меня, он присматривается ко мне и сует руку в правый карман. Если вы пожили в Америке с мое, то такой жест сразу заметите.

Я выбрасываю окурок и подхожу к этому молодцу.

– Привет, приятель. Огонька не найдется? – спрашиваю я, одновременно вынимая две сигареты и одну протягивая ему.

Он таращится на меня, и по выражению его глаз мне становится ясно: передо мной конченый идиот.

Фраерок стоит, лыбится, показывая свои ровные зубки. Потом чиркает зажигалкой и дает мне прикурить. А сам косит на дорогу.

– Чего, внутри не нравится? – спрашивает он.

Я провожу рукой по вспотевшему затылку.

– Не-а, не нравится, – отвечаю я. – Жарко до жути. Не продохнуть. Сам не знаю, чего меня принесло в этот зал, – продолжаю я. – Рассчитывал поразвлечься, а оказался в душной дыре, где вынужден пить паршивый виски!

Он смотрит на меня.

– Значит, малыш, тебе здесь не нравится? – спрашивает он. – Отчего бы тогда не свалить отсюда?

– А куда я свалю? Сдается мне, что тебе здесь не по нраву. Может, сходим в бар, пропустим по стаканчику?

Фраерок снова опускает руку в карман.

– Слушай, малыш, – говорит он. – Если мне захочется выпить, у меня найдется чем заплатить. Шел бы ты отсюда. У меня тут дела.

– Извини, приятель. – Я стряхиваю пепел с сигареты. – Я не знал. Ждешь кого-то?

Он смотрит на меня, как змея:

– По-моему, я сказал, чтобы ты проваливал. Любопытные вроде тебя вечно ищут себе приключений на собственную задницу.

Я выбрасываю окурок.

– Ну-ну, не надо возбухать, – говорю я ему. – Я ж не хотел тебе мешать. Спокойной ночи!

Я неторопливо оглядываюсь. Вокруг – никого. Тогда я делаю вид, будто собрался уходить, но вместо этого разворачиваюсь и взъезжаю фраерку между глаз. Он вырубается, словно его колом огрели. Я беру его за воротник и тащу в дальний угол гаража, где темно. Там прислоняю его к машине и обшариваю карманы.

В плечевой кобуре под левой рукой у этого красавца пристроен «смит-вессон спешиал», а в правом кармане смокинга лежит автоматический кольт тридцать восьмого калибра. За поясом брюк обнаруживаю семидюймовый шведский матросский нож. В левом кармане брюк – маленькую гранату. Словом, фраерок вооружился до зубов. Хоть отправляйся брать нью-йоркский арсенал.

Перетаскиваю его к стене и щиплю за ноздри. Хороший способ привести кого-то в чувство. Вскоре он начинает мотать головой. Потом открывает глаза.

– Ничего, умник, – бормочет он. – Сам нарвался. За это, сосунок, я тебя проучу, а когда учеба закончится, думаю, родная мамаша предпочтет обменять тебя на старые панталоны. Подожди, Лакассар с тобой разберется.

– Проехали, малыш, – отвечаю я и влепляю ему пощечину. – А теперь слушай, и слушай внимательно. Не хочу задевать твоих чувств и все такое. Мне всего лишь нужно знать, кого ты тут поджидаешь. И давай без фокусов. Твои пушки у меня в карманах. А теперь, дорогуша, выбирай: или мы говорим без вихляний, или я проедусь гаечным ключом по твоей мордашке. Ну, каков выбор?

– Слышь, я ничего не знаю. Просто вышел воздухом подышать. Думаешь, тебе одному душно внутри?

– Брехня, – отвечаю я. – Я тебя насквозь вижу. Ты из шайки Лакассара. Верно? Или думаешь, я настолько туп и не заметил, что около половины персонала в этом заведении – его люди? Здешние официанты в жизни ничего не разносили. Им привычнее ноги уносить, если копы вломятся. У метрдотеля смокинг оттопыривается с левой стороны – плечевая кобура. Может, кто и примет это за телесное уродство, но только не я. А у бармена в каждом кармане по «смит-вессону». Если это не так, тогда я – индийская принцесса, бредящая в лихорадке, – говорю я этому олуху. – Да и атмосфера в этой дыре соответствующая. Того и гляди перестрелка начнется. Нутром чую. Поэтому у тебя единственный выход: шевелить языком. И побыстрее, малыш, пока я не взялся за гаечный ключ.

– Да будет тебе, – идет он на попятную. – Расскажу то, что знаю. Может, сегодня здесь и вправду случится заварушка.

– О’кей, – киваю я. – Вот так бы с самого начала!

– Считай, все уладили, приятель, – улыбается он. – Думаю, теперь ты вернешь мне мои стволы.

Я отвечаю, что не настолько глуп, и врезаю ему еще. Он падает как бревно. Я связываю его электропроводом, найденным в углу. Потом запихиваю ему в рот платок, а его самого заталкиваю в седан, у которого снято колесо. Думаю, если эта машина и поедет, то не скоро.

Выбравшись из гаража, я бреду по дороге, покуривая сигарету. Потом возвращаюсь в гараж и осматриваю стоящие там машины. Наконец нахожу большой автомобиль с откидным верхом и инициалами «М. ван З.» на дверце. Забираюсь в машину, завожу мотор и выезжаю из гаража. Нахожу подходящее местечко за тремя деревьями, где и оставляю машину с работающим мотором.

Затем возвращаюсь. В сотне ярдов дорога поднимается на холм. Оттуда все окрестности как на ладони. Вдали замечаю огни идущих машин. Похоже, это едут ребятишки Френчи. Вскоре они свернут с шоссе на эту дорогу. Я даже знаю, где они оставят машины. Там ярдах в пятидесяти есть рощица.

И я, конечно, прав. Минут через пятнадцать они туда подкатывают, и я вижу, что толстяк в первой машине не кто иной, как Френчи Сквиллс. Теперь мне самое время вернуться в гостиницу. Захожу через заднюю дверь, пробираюсь через веранду и попадаю в танцзал. Иду к бару, беру еще порцию виски с содовой и со льдом и отхожу в угол.

Через минуту подзываю девчонку, торгующую сигаретами:

– Послушай, сестренка. Ты как насчет заработать пять баксов?

– Кто ж откажется, – улыбается она; симпатичная девчонка.

Я протягиваю ей деньги и говорю:

– Видишь ту молодую даму? Ту, что танцует с худощавым парнем. Подойди к ней и скажи, что ее срочно просят к телефону. Это надо сделать побыстрее. Скажешь ей, чтобы вышла в коридор. Там есть телефонная будка.

– Понятно. Ничего хитрого.

Девчонка с сигаретами идет по танцзалу прямо туда, где танцуют Миранда и Малас. Я вижу, как Миранда останавливается, что-то говорит Маласу и уходит.

Похоже, я верно рассчитал время, поскольку, едва Миранда уходит из зала, оркестр прекращает играть. Не потому, что она ушла, а по более веской причине. Музыка обрывается, потому что кто-то выстрелил саксофонисту в живот, и теперь бедняга орет как резаный, корчась на оркестровом подиуме. В это время стеклянные окна на веранду распахиваются, оттуда выпрыгивает какой-то хмырь с автоматом и начинает палить по пятерым парням из шайки Лакассара, которые сидели в другом углу, попивая скотч. В это время трое официантов – люди Лакассара – швыряют подносы и открывают огонь по окнам. Через пять минут танцзал похож на разделочную в мясницкой лавке где-нибудь в пятницу вечером.

Один жирный увалень, которому бы сейчас находиться дома с женой и детьми, пытается уползти из-под огня. Автоматной очередью ему задело ногу. Но очень скоро он получает вторую пулю, теперь уже в голову, и, как говорят в таких случаях, решает остаться мертвым.

У девчонки с сигаретами в руке зажата моя пятидолларовая бумажка. Она пытается выбраться на другую сторону зала и тут попадает под раздачу. Девчонка шмякается на пол. Лицо удивленное – она еще не понимает, что с ней. Рука с деньгами прижимается к боку, где расплывается красное пятно… Бедная малявка.

Я тихо стою у стены. По одну сторону от меня – деревянная колонна. У меня не меньше шансов получить шальную пулю, чем у остальных. Краешком глаза замечаю Миранду. К этому времени она убедилась, что никто ей не звонил. Естественно, она слышала всю эту канонаду в танцзале. Теперь она стоит в коридоре у самого входа, осторожно заглядывает внутрь, наблюдая за гангстерской перестрелкой.

Поверьте мне: эта девушка просто чудо. Щеки пылают, глаза горят. Локон светлых волос нависает над левым глазом, мешая смотреть, и она постоянно его отбрасывает, чтобы не загораживал обзор. Можно подумать, она заплатила десять долларов и теперь смотрит боксерский поединок или бейсбольный матч.

Побоище теряет накал. Парни Лакассара, что находились снаружи, открыли огонь по парням Френчи и теперь оттесняют их туда, где Сквиллс и его орава оставили машины. Судя по всему, он потерпел поражение. И еще я думаю, он просто лох, если вздумает поквитаться с Лакассаром, чья шайка лучше организована.

Пожалуй, сейчас самый подходящий момент для знакомства. Я бочком выбираюсь в коридор, где стоит Миранда. Подойдя ближе, говорю ей:

– Послушайте, мисс ван Зельден, почему бы вам не свалить отсюда? Не для вас это место, сестричка. Когда ребятишки перестанут пулять друг в друга, они легко вас оприходуют, и совесть их грызть не будет.

– Вот только как мне быть? – отвечает она, а сама улыбается. – Машина у меня в гараже, а там тоже стреляют.

– Вы не поверите, мисс ван Зельден, только ваша машина уже не в гараже, а напротив гостиницы. Стоит, голубушка, спрятанная за тремя деревьями. Сам ее туда отогнал. А теперь послушайтесь моего совета и газуйте отсюда.

– О’кей, – весело отвечает она. – Очень любезно с вашей стороны, незнакомец. Вы мне нравитесь.

– Поезжайте себе спокойно, – говорю я ей. – Мы еще встретимся. Пока, сестричка!

Она поворачивается и уходит. Я иду следом, выхожу из гостиницы и встаю в тенечке. Минуты через три или четыре вижу в темноте удаляющиеся задние огни ее машины.

Как бы то ни было, все кончилось недурно. Она не пострадала. Только поймите меня правильно. Я не какой-нибудь герой, спасающий женщин, попавших в беду. И близко не стоял. Нет, леди и джентльмены! Просто меня не устраивало, чтобы в этой паршивой гостинице с Мирандой ван Зельден приключилась беда. У меня насчет этой дамочки свои виды.

Стою я, значит, смотрю. Задние фонарики ее автомобильчика постепенно пропадают из вида. И вдруг меня прошибает мысль: а ведь я тут не один. Поворачиваю голову и вижу Сигеллу. Он, выходит, тоже глядел вслед огням ее машины.

На всякий случай, если не знаете, кто такой Сигелла. Это парень почти одного со мной роста. Тощий. И морда у него тощая, и нос горбатый тоже тощий. Глаза у него – что пара буравчиков, и оттуда на вас смотрит вся вшивость мира.

Он смотрит на меня и улыбается. Потом опять смотрит на задние огни машины ван Зельден. И снова на меня.

– Сцапать бы ее. А, малыш? – тихо произносит он.

Нацепляю на физиономию удивление.

– Приятель, не понимаю, о чем ты, – говорю я Сигелле, а самому хреновато.

Раз Сигелла оказался в этой дыре, да еще в такое время, значит моя догадка насчет того, что Лакассар ходит под ним, верна. А еще это значит, что в меня могут пульнуть из любого угла. Однако все тихо.

Сигелла достает портсигар и протягивает мне. Я беру сигарету, он тоже. Потом чиркает зажигалкой и дает прикурить.

Огонек зажигалки освещает его улыбающееся лицо. Он защелкивает крышку зажигалки и убирает ее в карман.

– Мы с тобой еще встретимся, – кивает он и чешет по коридору к танцзалу, где все стихло.

Пора валить отсюда, что я и делаю. Иду в гардероб за своей шляпой, выхожу через боковую дверь и, стараясь держаться в тени, добираюсь до кустов, за которыми оставил машину. Залезаю в нее и сразу даю газу. Как я уже говорил, я не из тех, кто рискует без надобности, но на душе у меня муторно.

Выруливаю я на шоссе, а из головы не идут словечки Сигеллы: «Сцапать бы ее. А, малыш?» Невольно задумаешься, не собрался ли Сигелла встрять в мою игру?