– Авдотья уже ушла?

– А ты как думал? – возмутилась Ольга Дмитриевна. – Одиннадцатый час ночи. Вы там совсем сдурели, скоро дорогу домой забудете.

– Тогда сойди за кухарку, разогрей мне чего-нибудь поесть.

– Я подам тебе на кухне, ладно?

– Угу.

Статский советник вымыл руки и пошел в столовую за английской горькой водкой. Отнес ее в кабинет, пряча от жены, там ухнул большую рюмку и устало развалился в кресле. Фартовые сговорились со шпионами… Если тут единичный случай, куда ни шло. А если нет? Сорокоум должен знать такие вещи. По крайней мере то, что творится в Петрограде.

Много лет назад Алексей Николаевич уже сталкивался с подобным. На Сахалине японцы вербовали русских каторжников, устраивали им побеги, обучали шпионским приемам и возвращали в Россию с поддельными документами. Они создали целую разведывательную сеть из уголовных^[15]. Еле удалось тогда ликвидировать эту агентурную организацию, и то не до конца. Теперь вот германцы, возможно, пошли по такому пути. Или все же единичный случай? Главанаков – редкостный негодяй. Так и так надо взять его к ногтю. Захочет ли только «иван иваныч» помочь сыщикам поймать его? Хоть и должник, но свои интересы важнее.

Ответ на этот вопрос Лыков получил через сорок восемь часов.

Сорокоум выслушал гостя с непроницаемым лицом, посмотрел зачем-то в окно и уточнил:

– Шнуры с узлами чьи были, Пашки или того германца?

– Мы нашли в номере у Веделе. Но Пашка мог их туда принести.

– Он и принес.

– Почему ты так думаешь? – встрепенулся статский советник.

– Я встречался с Бравым месяц назад. И он предложил мне наладить наблюдение за железными дорогами, по которым снабжается Северо-Западный фронт.

– Ого! Так прямо и предложил шпионить на врага?

– Без всяких там… как уж?

– Эвфемизмов?

– Да, без них, – кивнул «иван иваныч».

– По законам военного времени расстрельное дело, – осторожно напомнил сыщик.

– А я так ему и сказал. Извини, Паша, но есть менее опасные способы заработка. Твой слишком рискованный.

– А он?

– Попробовал уговорить, – отмахнулся Рудайтис-Вырапаев. – Я, знамо дело, не поддался. Бравый и так, и эдак, потом смирился. Одну важную вещь он мне сообщил. Есть такой Жирносенов, бывший налетчик. В бегах, как многие. – Лыков тут же записал фамилию. – Так вот, сей фрукт служит сейчас старшим весовщиком на станции Дно. Под чужим именем, естественно. Пашка заявил, желая меня купить: Жирносенов получает от него сто пятьдесят рублей в месяц! За то, что записывает военные эшелоны и сообщает.

– Вот сволочь, – вырвалось у сыщика. – Его веревки с узлами мы нашли в номере. Или у Пашки таких «счетоводов» дюжина. Но ты просто отказал ему? Не подумав сообщить в контрразведку?

«Иван иваныч» откинулся на спинку стула:

– Ты, Лыков, все время хочешь сделать из меня осведа. И сколько готов положить из сыскного кредита?

– Ларион! – попробовал воззвать к патриотизму собеседника сыщик. – Ведь война! Кровь льется рекой. А он шпионам продался.

– Вы эту войну начали, с вас и спрос будет.

– Я ее не начинал.

– Ну твой царь начал. Он и ответит, не сомневайся. А я почему должен на своего товарища доносить? Который из блатных, как и я.

– Так… Значит, помогать мне изловить германского пособника ты не будешь? А называл себя моим должником.

«Русский Мориарти» смутился:

– Здесь другое… честь фартового не позволяет сдать товарища…

Лыков почувствовал слабину и поднажал:

– Не тот случай, не лукавь. Какой он тебе товарищ, этот Пашка Бравый? Ты с ним в одной камере не сидел, по этапу не ходил. А долг, Илларион Саввич, я напомню, платежом красен. Отдай мне эту дрянь, и спишем его.

Рудайтис даже причмокнул:

– Спишем с меня долг за Михаила? И больше ты ко мне не придешь с подобными упреками?

– Не приду. Твою честь обещаю на будущее беречь, как девкину невинность.

– Хм… Завлекательно говоришь, Лыков. Так-так… Жирносенова я тебе, считай, уже подарил. Теперь сам Главанаков. Он приезжал ко мне на разговор из Москвы, где тайно держит ломбард на Маросейке.

– Под каким именем он сейчас живет?

– Не знаю.

– Ларион! – стукнул себя кулаком по колену сыщик. – На Маросейке этих ломбардов как вшей на гашнике. Который из них Пашки Бравого?

– Чай, твой друг Кошко сумеет докопаться, – отмахнулся «иван иваныч».

– Аркадий Францевич теперь у нас в Департаменте полиции, заведует Девятым делопроизводством. А в Москве за него остался Маршалк. Странно, что ты этого не знаешь, – поддел бандита сыщик.

– Да мне плевать, кто и где, мое дело теперь коммерция, – осклабился Рудайтис. – На вашей дурацкой войне можно так нажиться, как ни один грант не даст!^[16]

Он поднялся и протянул собеседнику руку:

– Ну, бывай. Значит, я тебе отныне не должен?

Лыков кивнул:

– Списали.

И перевел разговор на другое:

– Я слышал, ты купил портрет кисти Серова, так?

– Откуда прознал? – нахмурился «Мориарти».

– Слухами земля полнится. Много дал? Покажи.

И они направились во внутренние комнаты.

Глава 2
На Кавказе неспокойно…

15 июля^[17] 1914 года Австро-Венгрия объявила войну Сербии. Тяжелая артиллерия начала обстрел Белграда, войска двуединой монархии вторглись на сербскую территорию. Защищая свою союзницу, Российская империя начала мобилизацию. В результате 19 июля ей объявила войну Германия. Дальше полилось как из ведра: 21 июля боши бросили перчатку лягушатникам, через день англичане вызвали на бой германцев, еще через пару дней австрияки объявили войну русским, через пять дней – французы австриякам… Даже Япония сунула в общую кассу свои три копейки и напала на немецкую колонию Циндао, желая забрать ее себе. Началась Великая война.

В этой чехарде взаимных атак выделилась Османская империя. Будучи союзницей германцев и австрийцев, которые уже вовсю воевали, она не спешила вступить в драку. Турция готовилась. Для русского военного командования было ясно, что эта тишина ненадолго и скоро на Черном море и Кавказе тоже полыхнет.

Для отвода глаз османы даже объявили себя в строгом нейтралитете. И принялись ждать германские деньги… Кайзер Вильгельм обещал им заем в 200 миллионов лир золотом.

Кавказский наместник генерал-адъютант Воронцов-Дашков именовался командующим войсками одноименного военного округа и наказным атаманом Терского и Кубанского казачьих войск. Однако лучшие годы сановника давно остались в прошлом. Друг Александра Третьего, бывший министр Двора, основатель «Священной дружины», приближался к восьмому десятку. И с трудом тянул служебную лямку в мирное время. А тут война. В армейские дела Илларион Иванович не лез, занимался гражданскими, предоставив военные вопросы своему помощнику генералу Мышлаевскому. Тот оказался на ответственной должности при стареющем наместнике во многом случайно. Александр Захарович Мышлаевский никогда не воевал, службу провел в тиши кабинетов Генерального штаба и Николаевской военной академии. Профессор истории русского военного искусства! Получив корпус на Кавказе, поднялся до второго лица в крае. Научные монографии генерал от инфантерии писал хорошо. Но командовать борьбой против турок – совсем другое дело. Эти ребята славились храбростью, упорством, неприхотливостью, а еще жестокостью. Картина получалась неавантажная: вот-вот начнется кровопролитие, а первые два вождя в крае никуда не годятся. Немного скрадывал ситуацию начальник штаба округа генерал-лейтенант Юденич. Боевой – дважды ранен японцами, награжден золотым оружием. Умный, инициативный, уважаем войсками.

Кроме того, сам по себе Кавказский корпус являлся гордостью русской армии. Славные полки – Ширванский, Самурский, Тифлисский, Кубинский и другие – в прошлом веке покорили Чечню и Дагестан, взяли в плен Шамиля, захватили с бою Карс и Эрзерум, подчинили Черкесию. Каждый солдат, особенно из гренадерского корпуса, являлся умелым одиночным бойцом, приноровившимся к горной местности. Таким людям сам черт не брат, они просто не знали равных себе противников, будучи заранее уверенными, что одолеют любого.

Кавказская армия приготовилась занять фронт от Черного моря до озера Урмия. Семьсот двадцать верст, да каких! Армянское нагорье находится на высоте до 2500 метров. С востока на запад оно пересечено пятью труднопроходимыми горными цепями, высота которых превышает уже 3000 метров. Действия крупных масс войск, тем более с артиллерией, в таких условиях просто невозможны. Лишь между второй и третьей цепями (если считать с севера на юг), а именно между северным и средним Армянским Тавром, расположена полоса плоскогорий, пригодная для военных действий. Называется она Эрзерумская долина, и все колесные пути, связывающие Закавказье с Анатолией, проходят здесь. Замыкает долину город-крепость Эрзерум. Он – ключ к позиции. С востока этот район прикрывается сразу тремя цепями возвышенностей, представляющими собой естественный оборонительный рубеж. Дорог нет, лесов для топлива нет, населенных пунктов почти нет. Зимой толщина снегового покрова достигает двух метров, в низинах – четырех. Морозы опускаются до –30 градусов по Цельсию. Выдерживать их при отсутствии дров невозможно. А зима длится пять месяцев…

Когда на западе уже вовсю говорили пушки, на юго-востоке по обе стороны границы шла скрытная подготовка. Роль разведки в таких условиях возросла. И поручика Лыкова-Нефедьева срочно отозвали из Персии, из отряда генерала Фидарова, в распоряжение разведывательного отдела штаба Кавказского корпуса. Корпус спешно переформировывался в армию по штатам военного времени. Вводилось полевое управление войсками, вставали в строй запасные, подвозились огнеприпасы, шли учения по боевому слаживанию.

Николай Лыков-Нефедьев был послан на границу с Турцией, в Сарыкамыш, и прикомандирован к знаменитому 156-му пехотному Елисаветпольскому генерала князя Цицианова полку. Формально он стал начальником команды пешей разведки. На самом деле поручик должен был обеспечить разведку агентурную, негласную, из числа подданных Османской империи, живших на той стороне границы.

Николай привез с собой из Персии уже проверенный в деле образ армянского торговца средней руки по имени Ашот Тер-Егизар-оглы, родом из Джульфы, что под Исфаганом. Молодой, услужливый, почтительный к старшим, знающий несколько местных языков, коммерсант умел нравиться людям. Пронырливый и при этом обаятельный, он быстро наладил знакомства в горах. Причем с Ашотом охотно имели дело и гордые турки, и хищники-курды, не говоря уже о многочисленных армянах. Именно последние стали основой агентуры, а еще проживающие тут же айсоры. Улыбчивый торговец платил своим людям золотом, устанавливал доверительные отношения, давал посильные поручения. Вскоре под его командой состояло уже десять агентов-вербовщиков и тридцать агентов-ходоков и наблюдателей.

Дело осложнялось тем, что подобная организация – из армян – существовала и ранее, причем не один год. Но на должность начальника разведывательного отдела штаба округа пришел неподготовленный офицер. Он по-своему видел принципы агентурной работы. Новичок разогнал старые резидентуры, а новые создать не смог… Теперь Николай наспех исправлял его ошибки.

Другая проблема существовала с картами. Турки сами не имели хороших карт прилегающих к России вилайетов. Наши военные топографы составили свои карты еще в 1878 году, но – 20 верст в дюйме. Для действий малыми войсковыми формированиями это было неудобно; потом, за прошедшие почти сорок лет листы устарели. Имелся хороший план позиции Деве-Бойну с фортами вокруг Эрзерума (250 саженей в дюйме), но турецкая местность далее двух переходов от границы оставалась неизученной^[18].