– Ваше предложение довольно неожиданно, ваша светлость, – я старалась говорить спокойно, чтобы не выдать своих эмоций. – Честно сказать, я не задумывалась о продаже. И потому мне нужно подумать, хотя бы сутки.

Граф кивнул, словно и не ждал другого ответа. Жестом фокусника он вытащил из нагрудного кармана визитку – карточку с золотым обрезом – и положил на столик возле себя.

– Решитесь дать ответ, ваше сиятельство, напишите на обратной стороне, согласны или нет. Карточка сразу же вернется ко мне.

Сказал, поднялся со своего места и отправился на выход. Его плащ скользил по полу беззвучно, будто ткань плыла сама по себе. Барон сразу же заспешил за ним, даже не посмотрев в мою сторону. Действительно, кто граф и кто я. Надо уметь делать верный выбор.

Я взяла карточку. Бумага оказалась плотной, почти как пергамент, с едва заметными узорами по краям. На обратной стороне – пустое поле для ответа, обрамленное тонкой серебряной линией. Прикосновение к ней вызвало легкое покалывание в кончиках пальцев – магия, без сомнений.

В моей голове крутились мысли: дом с прогнившими балками, огород, где едва всходила орчишка, Анара, рубящая дрова за сараем. Если продать – будет ли легче? Или это ловушка? Графу явно что-то нужно, чего я не понимаю.

Положив карточку обратно, на стол, я обнялась и отправилась на кухню. Анара должна была уже вернуться с огорода. Следовало обсудить с ней предложение столичного аристократа. Да, принимать решение о продаже мне. Но надо же услышать и мысли моей верной помощницы. Понять, что лучше. И есть ли вообще выход из этой ситуации.

Глава 9

Обсуждали мы за едой. Жевали остатки мяса петуха, хлеб, запивали водой и старательно насыщались.

– Не слышала я раньше, госпожа, чтобы столичным нужна была здесь земля, – сообщила Анара, разделываясь со своей порцией мяса. Разгрызая жилистый кусок, она морщила нос. Ее вилка царапала тарелку, издавая скрежет. – А уж дракону – тем паче. Вежливый он больно. Будто не хочет вас обидеть.

– Меня? – я обмакнула хлеб в лужицу бульона на дне тарелки, стараясь вытянуть из него последние крохи вкуса. – Мы с ним первый раз в жизни увиделись. Какое ему дело до меня?

– Так кто бы знала, госпожа. Но странно это все. Еще и барон так и крутился вокруг гостя. Словно знал что-то о нем.

– Думаешь, к нам кто-то важный приезжал? – нахмурилась я. Вот уж чего не хватало.

Анара кивнула, заняв рот хлебным мякишем.

Из коридора доносился скрип половиц – дом будто вздыхал вместе с нами. Ветер за окном шевелил ставни, стучал ими о раму, а где-то на чердаке скреблась мышь. Я прислушалась к этим звукам, словно пытаясь уловить в них совет. Старые балки над головой тихо потрескивали, словно напоминали: «Зима близко».

Уезжать отсюда не хотелось. И если бы не угроза голодной смерти зимой, мой ответ был бы отрицательным. Но у нас почти не имелось ни дров, ни провизии.

Я подавила вздох. Вот что делать в подобной ситуации? На что решиться?

Так и не придя к однозначному ответу, сразу после ужина мы разошлись по своим комнатам. Как говорится, утро вечера мудренее. Может, что приснится. Или сам собой ответ придет.

Я переоделась в спальне, решив завтра затеять стирку. Сняла платье, пропахшее потом, бросила его в корзину с остальной одеждой. Из окна виднелось закатное небо – розовые полосы меж туч, словно мазки кистью. Пока погода хорошая, надо делом заниматься. Все перестираем, просушим, подготовимся к возможным дождям. Говорят, до начала осени сильной жары ждать не стоит. А вот ливни могут зачастить.

С этими мыслями я и легла спать. Завернулась в теплое покрывало, как в кокон – ткань была грубой, но привычной. Его запах, смесь трав и старой шерсти, успокаивал. Под ухом скрипнула подушка, набитая сухим сеном. Глаза закрылись сами собой.      И я мгновенно заснула.

Приснился мне просторный зал с высокими «французскими» окнами, залитыми солнечным светом. Стены, покрытые позолотой, переливались теплым янтарным блеском, а вставки из лазурита и малахита напоминали мозаику. На потолке вились гирлянды лепнины – фигурки диковинных зверей, застывших в вечном танце.

Посередине зала стояло кресло, больше похожее на трон – из черного дерева, с подлокотниками в виде драконьих голов. Их глаза, инкрустированные рубинами, следили за мной. На сиденье, укутанная в бархатную мантию цвета спелой вишни, сидела фигура. Лицо скрывалось в тени капюшона, но сквозь складки ткани проглядывали длинные пальцы, сжимающие посох с хрустальным навершием.

– Не бойся испытаний, они закаляют характер, – прошелестел по залу бестелесный голос. И не поймешь, кто с тобой разговаривает – мужчина или женщина. Он звучал одновременно везде и нигде: в витражах, в позолоте, в трепете воздуха. – Не продавай свою землю. Все у тебя будет хорошо. Верь в себя.

Миг – и я вернулась в свою комнату в имении. За окном занимался бледно-розовый рассвет. На душе не осталось ни грамма тревоги. Как будто ее смыло ливнем.

Я провела ладонью по одеялу – грубая шерсть, вытертая до блеска, напомнила о реальности.

Ну, и что это было? Можно ли верить снам в данном мире? Да и вообще, верить в себя – это, конечно, хорошо. Но хотелось бы конкретики. Голос из сна не дал ни чисел, ни имен. Только туманное «верь». А на столе лежала визитка, требующая ответа.

Вздохнув, я отправилась приводить себя в порядок. Потом переоденусь и спущусь завтракать. И буду решать проблемы уже на полный желудок.

Водопровод в доме представлял собой ржавые трубы, тянувшиеся вдоль стен подвала до медного крана в углу ванной. Вода лилась холодная, с песчинками – видимо, фильтр давно забился.

Вымывшись, я растерлась жестким полотенцем. Домашнее платье, когда-то голубое, теперь больше походило на серое, с выцветшими цветочками на подоле. Пуговицы на вороте давно оторвались – пришлось скреплять края булавкой.

На кухне Анара месила тесто, ее руки в муке напоминали призрачные силуэты. На столе дымилась миска с овсяной кашей.

– Госпожа, приходил слуга от барона, – бросила она, не отрываясь от работы. Лоб ее блестел от пота, а фартук был усыпан белыми пятнами муки. – Приглашал вас на обед сегодня. Сказал, за вами карету пришлют.

Я хмыкнула про себя, разминая одеревеневшие плечи. Вот так вот, да? Очень интересно.

– Карету? – переспросила я, поднимая бровь. – Вчера граф, сегодня барон… Может, они решили торги устроить?

Анара шлепнула тесто на стол, отпечатав ладонь:

– Слуга сказал: «По важному делу». Но глаза бегали, как у вора.

Какая прелесть… Ладно, посмотрим, что мне сообщит за обедом барон.

Глава 10

Поев, я поднялась к себе. Нужно было подготовиться к встрече с бароном. Правда, надеть мне было нечего – все платья имели какие-то дефекты. Ну так и барон знал, кого в гости приглашал.

И потому, к нужному времени, я спустилась в холл в том же платье, в котором вчера встречала гостей. Солнечный луч из щели в ставне подсветил пыль, витавшую в воздухе. На ступеньках крыльца валялись сухие листья – Анара не успела подмести после утренней суеты.

За окном заскрипели колеса – карета барона, черная, с позолоченным волчьим гербом на дверце, резко остановилась у ворот. Кучер, тот же краснощекий детина в ливрее с потускневшим шитьем, дернул поводья так, что лошади встали на дыбы, подняв клубы пыли. Был бы клаксон, точно сработал бы, грубо и резко. А так, тот же кучер всего лишь обязан был ждать моего появления. Грязь с колес брызнула на покосившийся забор, а слуга в синем камзоле, сидевший рядом с кучером, спрыгнул и бросился открывать дверцу.

Сиденья, обитые темно-синим бархатом, прогибались подо мной, как перина. На стенах – деревянные панели с резными волчьими головами, их глаза инкрустированы крошечными агатами. Занавески из плотного шелка глушили стук копыт, а под ногами лежал ковер, такой мягкий, что хотелось снять башмаки.

Кучер тронул поводья – лошади бодро отправились назад, домой, в конюшню. Ну а я поехала в гости, первый раз за все время моего пребывания здесь. И, чтобы не скучать, прилипла к окошку, отодвинув занавеску.

За стеклом мелькали поля с пожухлой орчишкой, покосившиеся избы, стадо коз, пасшееся у обочины. Мужик в заплатанной рубахе, тащивший телегу с сеном, снял шапку и низко поклонился карете.

Дорога виляла между холмов, обнажая корни старых дубов. Вдали, за речкой, дымились трубы кузницы. Похоже, ехали через деревню к усадьбе барона.

Карета катила по ухабистой дороге около часа. Сначала мы проехали мимо нашего огорода – орчишка, несмотря на вчерашний совет из сна, всё так же чахло клонилась к земле. Дальше дорога пошла через редкий сосновый лес. Стволы, обожженные прошлогодними пожарами, торчали как черные пальцы, а между ними мелькали фигуры лесорубов-орков. Они, сгорбившись, тащили бревна на плечах, даже не взглянув на карету.

За лесом потянулись поля – но не баронские, а крестьянские. Узкие полоски земли, засаженные картошкой да репой, огороженные плетнями из ивняка. Избы стояли покосившиеся, с провалившимися крышами. Возле одной из них старуха-оборотень, с седой шерстью на руках, доила козу. Дети в заплатанных рубахах гоняли по луже деревянную тележку, но замерли, увидев герб на карете.

Потом дорога пошла в гору. Открылся вид на долину: вдали работала та самая мельница, где Анара брала муку. К реке спускались женщины с корзинами белья, а на другом берегу, за частоколом из кольев, виднелись крыши баронской усадьбы – массивные, покрытые красной черепицей.

Сама усадьба возникла неожиданно: карета въехала через каменные ворота с волчьими головами на столбах. Двор вымощен плиткой, по краям – клумбы с розами, которые даже здесь, на севере, цвели неестественно ярко. Слуги в одинаковых камзолах метались, подметая дорожки, будто готовились к приему императора.

Карета остановилась у крыльца с мраморными ступенями. Пора было выходить.

Барон встретил меня у дверей, проводил в холл.

– Прошу, вашсиятельство, – добродушно прогудел он, – пообедайте с нами, сделайте милость.

Его большая семья уже сидела за накрытым столом в обеденном зале. Все семеро сыновей, трое старших – с семьями. Все они жили в этой усадьбе, ругались, мирились, работали, отдыхали вместе. Не скажу, чтобы я одобряла подобный образ жизни. Но здесь, на окраине империи, членам рода было не выжить по-другому.

Обеденный зал барона напоминал медвежью берлогу – низкие потолки с черными балками, стены, увешанные шкурами волков и рогами оленей. Длинный дубовый стол, покрытый царапинами от ножей, ломился под тяжестью глиняных мисок с тушеной бараниной, копченой рыбой и лепешками из грубой муки. По углам стояли факелы, их дым оседал сажей на потолке. Запах жира и лука перебивал даже аромат дымящихся мясных пирогов.

Семья барона шумела, перебивая друг друга. Старшие сыновья, бородатые и грузные, как их отец, громко спорили о границах пастбищ. Их жены, в платьях из некрашеного льна, молча разливали похлебку, изредка одергивая детей, которые дрались под столом. Младшие сыновья, подростки с еще зеленой кожей, тыкали вилками в еду, хихикая над шутками про соседских девок.

Меня усадили рядом с одним из сыновей, средним, Закарием. Он был моим одногодкой и, судя по всему, отчаянно хотел жениться. По крайней мере, никак по-другому я не могла истолковать его внимательно-оценивающие взгляды, которые он постоянно бросал в мою сторону. Он был выше всех, его плечи не помещались между спинками стульев, и он сидел, сгорбившись, как медведь в клетке. Рукава рубахи закатаны до локтей, открывая руки, покрытые шрамами от косы или топора. Он ковырял ножом в дереве стола, оставляя свежие зарубки, но как только я села, спрятал лезвие под ладонью.

Высокий, неуклюжий, внешне похожий на медведя, Закарий был немногословен.