Воскрешение из мертвых (страница 5)
– Так воскресенье ж…
Ему вдруг захотелось вернуться на крышу. Там было свежо и тихо. Вместо этого Сашка поднялся, пошарил в кармане рабочих брюк и, вытянув оттуда последнюю трехрублевку, неопределенно буркнул жене:
– Я эта, к ребятам…
Но к ребятам, соседским мужикам, вечно колдырившим в сумраке соседнего с Сашкиным подъезда, идти почему-то не хотелось, и Сашка быстро пошагал к остановке. Автобусы в Каинске ходили по двум маршрутам – от Буденовки до конечной «Проходная № 4» и от железки в сторону Рабочего поселка, населенного такими горькими пропойцами, что официальное название конечной там народом давно забылось и говорили все просто – «до Ханыжной». Вот туда-то Сашка и поехал.
Выйдя из грязно-белого с голубой полоской пазика, Сашка направился меж двух длинных, барачного типа строений по узенькой гравийной дорожке со странным, но гордым названием «тупик Мира» к дому Хафика Мирзояна.
Хафик был крайне нетипичным представителем трудолюбивого и оборотистого армянского народа. Жил тем, что сдавал металлолом и макулатуру. Временами он подрабатывал сторожем на овощной базе, но подолгу старался там не задерживаться: грубая ругань коллег и дешевый одеколон, принимаемый внутрь в сопровождении ирисок «Золотой ключик», не находили в Мирзояне никакого сочувствия.
Неизвестно, почему в школе он сдружился именно с Сашкой, тихим пацаном с рабочей окраины (отец самого Хафа работал завмагом), но, так или иначе, первую в своей жизни бутылку портвейна они выпили вместе, на двоих, неудобно сидя на корточках в кустах позади школы и наблюдая постепенно мутнеющими глазами за голыми икрами пробегающих мимо старшеклассниц. И первым поцелуем, таким влажным и долгим, что сердце выскакивало от недостатка кислорода, их наградила одна и та же сорокалетняя барёха. Попутно в ту же ночь она одарила приятелей неприятной болячкой, из-за которой оба пропустили выпускной, а Хафик так еще и оказался впоследствии негоден к воинской службе… И пока Сашка отдавал долг родине, Хафик успел уйти из родительского дома, жениться, развестись и вроде бы даже отсидеть пятнадцать суток за распитие в общественном (фонтан «Колхозный венок») месте. С тех пор прошло немало лет, и Хафик побил все рекорды местного отделения милиции по числу противоправных актов в том же «Колхозном венке», но и поныне связывало его с Сашкой какое-то трепетное подобие лицейского союза. Союз этот был неразделим, вечен, неколебим, свободен, беспечен, хоть, впрочем, и не слишком тесен – виделись друзья редко.
Подойдя к мирзояновской халупе, Сашка заметил, что фасад ее несколько изменился: на стене был нарисован круг со сложной комбинацией меловых и угольных пятен, а окно заклеено плакатом с изображением толстого узкоглазого человечка, как-то по-особому подвернувшего под себя ноги.
– Хаф, ты дома? – Сашка толкнул разбухшую дверь.
Изнутри пахнуло кислым паром и под ноги ему выскочила худющая кошка. Ни на что особо не рассчитывая, она все же потерлась головой о Сашкины сапоги, просительно мяукнула пару раз и отправилась куда-то по своим кошачьим делам.
Друг детства нашелся в дальней комнате. Он сидел с закрытыми глазами прямо на земляном полу в той же позе, что и человечек на картинке, и что-то бормотал, раскачиваясь из стороны в сторону.
⁂
Серое небо посылало скупой поток света на бутылку «Пшеничной», и поток этот, пройдя положенные по ГОСТу 40°, становился еще слабее и окончательно терялся в мутных, не знавших ни тряпки, ни мыла стаканах. «Пшеничная» стояла на подоконнике, там же лежали соленые огурцы и половинка фаршированного перца – стола у Хафика не было.
– Санёк, а тебе никогда не казалось, что мы все уже рождались раньше в этом мире? Что не первый раз живем?
– Не знаю. Я так точно первый. Куда ни гляну – всё странно, непонятно и совсем не так, как должно быть.
– В том-то и дело, что не должно! Вся наша обыденная реальность – это конфликт сущего и должного. То есть душа-то хоть и запуталась в цепи перерождений, но чувствует, припоминает, что есть и другая, неявленная реальность, к которой мы все должны стремиться.
– Это коммунизм, что ли?
– Хуизм! Дурак ты, Саня… Я тебе про тайное знание, а ты!.. – Хаф сгоряча махнул сразу четверть стакана, не дожидаясь друга.
Сашка равнодушно пожал плечами и опрокинул свою дозу. Выдохнув, поинтересовался все-таки, чтобы не обижать Хафа:
– Так что за тайна-то?
– Вот слушай… Помнишь, в школе в кабинете физики висел плакат «Энергия не исчезает и не появляется, а лишь переходит из одного состояния в другое»?
– Ну помню вроде.
– Я все время думал тогда над этими словами, Сань. Это как же не исчезает? Как не появляется? Вот умер человек, и что? Куда его энергия делась?
– Так если он от старости или от болезни умер, то какая там энергия? Ослаб человек и умер.
– Хорошо, а если не от старости? Если убили его? Или он сам?
– Ну, кровь вытекла… Сил не стало, и умер…
– Материалист хренов! А куда мысли человека денутся? Чувства? Эмоции? Это ведь тоже энергия!