Это был мой фонтан, я заказал и поставил его здесь, как подарок Петербургу на 300-летие! Павлин – точная копия того, что сидит в золотой клетке в Эрмитаже и отсчитывает время. Только в пять раз больше и перья из чистого золота! Глаза – изумруды! Он обошелся мне в фантастическую сумму, но я решил не скупиться. На юбилей городу много чего дарили, но мой подарок затмил прочие, именно о нем говорили больше всего.

– Фонтан Золотой павлин – одна из самых известных достопримечательностей и изюминок Петербурга! – раздалось сзади.

Я обернулся. Это водила тоже выбрался из машины и теперь зачитывал мне статью из путеводителя:

– Центральная фигура этого современного произведения искусства – увеличенная копия павлина, выставленного в Эрмитаже. По легенде – подарок Екатерине Великой от Потёмкина. Данный фонтан установлен в парке к юбилею города князем Чаровским. Внесен в книгу рекордов Старого Света.

– Где он? – спросил я тихо.

– Кто?

– Павлин.

Водила снова заглянул в путеводитель, пожал плечами.

– Тут не написано. Путеводитель старый, третьего года. Да, скорее всего, разобрали на металл. Или на ремонт утащили. После известных событий.

– Каких событий?

– Да мятежа ж! – развел руками таксист.

Я поежился от холода и мотнул головой в сторону дороги. Проходя мимо памятника Екатерине, вдруг заметил, что держава в её руке тоже изменилась. Была бронзовая, точно помню. Теперь хрустальная. И внутри что-то синее. Мана? Вот так просто? На виду у всех? Наверняка же охранное заклинание наложено. Прямо чую, как фонит…

Сразу закружилась голова, я даже покачнулся. Мне нужна мана! Хотя бы немного. Один бокал легко разбавленной маны, всего один бокал!

– Памятник Екатерине второй работы скульптора Чижова установлен в тысяча восемьсот семьдесят третьем году и является… – забубнило за спиной.

Я дал знак водиле заткнуться. Дождался, пока пройдет головокружение, и быстро пошел к припаркованному автомобилю.

– Так что ты там говорил про мятеж? – спросил я, согревшись на сидении.

– А вы что, не в курсе? Об этом же во всех газетах писали! Хотя если вы за границей жили… Наверное, в Азии где-то? И одеты легко, не по нашей погоде… А по-нашему говорите хорошо.

– Я русский. Но слишком долго жил в Монголии, – соврал я. – Так что за мятеж?

– Известно, что… Государя императора хотели от власти отлучить.

– Кто?

– Известно кто. Бояре-предатели. В основном птичье племя – петухи да павлины: дизайнеры, художники, музыканты, архитекторы, модельеры, шоубизнес. Короче, всякие гламурные красавцы, далекие от простого народа, – таксист подмигнул мне по-братски.

Оказывается, мое теперешнее лицо тоже может к себе расположить. Ведь с таким «красавцем», каким я стал, можно смело критиковать бояр, создававших красоту в этом гнусном мире.

– А главным у них был князь Чаровский, – продолжал увлеченно рассказывать таксист. – Сам хотел на трон влезть. Соблазнил дочку императора. Хотел жениться. Всё мало ему было. Видали его бывший дворец? А павлин этот знаете, что чистого золота был?! Говорят, один мужик за одно перо с того павлина новую тачку взял!

– И где теперь этот Чаровский? – я спросил словно бы без интереса. Но на самом деле очень любопытно, что про меня сейчас думает простой народ.

– А где ж ему быть? Мотает срок где-нибудь в Сибири. За такое надо вышку давать, но государь наш слишком добр…

Вот и понятно, что про меня думают… Пропаганда работает исправно, что тут скажешь.

– Скажи, когда у вас этот… мятеж случился?

– Так лет пять уже. Ну да, я как раз лайбу брал в кредит. Из салона выезжаю, а все дороги перекрыты. И полицаи с мигалками туда – сюда, туда – сюда.

Дальше я не слушал, что говорил водила. Откинулся на сидении. Пять лет, вычеркнутых из памяти! Я – преступник, и место мое в Сибири.

– Останови! – приказал я. – Дальше хочу пешком прогуляться.

– Вам к какому именно дому? – спросил водитель.

Я посмотрел в окно. Фонтанка, набережная. Вон там, за железной оградой мой дом. Это, конечно, дворец, но я называл его домом. Ворота открыты нараспашку. Что, сейчас так принято?

Показал водителю, где остановиться, собрался выходить. Вдруг вспомнил, что нужно заплатить. Это такси, и здесь платят. В конце поездки обычно нужно отдавать деньги. А денег у меня нет.

Как-то быстро научился я врать и лицедействовать. Сунул руку в карман пиджака и пробормотал удивленно:

– Кажется, я забыл бумажник в пальто…

Лицо водителя сделалось нехорошим, и я его понимал. Накатал он со мной прилично. И почти провел экскурсию в Екатерининском парке.

Я снова похлопал по груди, словно в поисках бумажника. Пальцы натолкнулись на пуговицу. О, идея!

– Золотом возьмешь?

В глазах водили появился интерес. Даже азарт.

– Золотом?

Я не без усилия сорвал с пиджака массивную пуговицу с павлином, протянул водителю. Тот взял, попробовал на зуб. Ну прям девятнадцатый век!

Я мысленно поблагодарил дворецкого Харитона. Если бы не он… Баронесса Гармонева перед вечерним покером у Ее Высочества почти уговорила меня поменять золотые пуговицы на клубном пиджаке на модный в том сезоне перламутр. Харитон настоял не менять: «Золото, оно и в Африке золото»! Высокая мода пала перед простонародной мудростью. Кроме того, я хотел сам задавать моду, а не подчиняться чужим трендам. Хорош бы я был сейчас с этим перламутром?!

Водила улыбнулся, золото принято. Вопрос с оплатой был снят. Я вышел из машины, она почти беззвучно тронулась и, быстро набрав скорость, удалилась.

От мыслей о мане голова опять начала кружиться. Я схватился за решетку ограды, чтобы не упасть. Ну и что теперь? Снова посмотрел на мой дом и понял, что он – не мой.

Над фронтонами, там, где раньше красовался расправивший хвост павлин, теперь раскрыла крылья черная бабочка.

Герб Обличевых? Младший род, вассалы Химериных. Даже сюда добрались… Враги живут в моем собственном доме! Впрочем, а чего ещё я ожидал, после таких-то событий?

Уже понятно, что входить в этот дом для меня небезопасно. Напрасно я вообще сюда приехал.

За воротами виднелся опущенный шлагбаум, около которого стоял мордоворот в черной куртке. Он вальяжно расхаживал вдоль ограды, иногда постукивая по железным прутьям своей дубинкой. Внезапно лицо его совершенно изменилось и приобрело какое-то влюбленно-раболепное выражение. Он подобрал пузо, вытянулся и козырнул подъехавшей к воротам большой черной машине.

Я узнал ее! Это была моя машина! «Руссо-Балт-Палладин-турбо»! Она была одна такая на весь Питер. Сделана по особому заказу, работала на манотяге. Пусть простые смертные катаются на бензине, а бояре должны демонстрировать роскошь. Потому у нас даже для авто используется топливо, в состав которого входит мана.

Я не пытался рассмотреть, кто сидит в машине, да и бесполезно – стекла в окнах зеркальные.

Но вместо моего герба на дверце красовалась черная бабочка. Так что всё тут уже понятно…

Я развернулся и пошел вдоль ограды. Куда? Зачем? Я не знал. Просто в сторону Невского. Надо собраться с мыслями. И подумать, как быть дальше.

Я брёл, уже почти не разбирая дороги. Чувствовал, как холодный питерский ветер забирается мне под шелковую рубаху, не сохранявшую тепло.

Из ступора меня вывел чей-то окрик, рев мотора и нестерпимая вонь.

– Куда прёшь, урод?! Жить надоело? Я ж тебя чуть не задавил!

Я поднял голову. В паре шагов от меня пердел дизелем ржавый оранжевый мусоровоз. Водитель – конопатый детина – открыл дверь грузовика и поносил меня матюгами. И еще раз обозвал уродом.

Реагировать не хотелось. В предыдущей жизни князь Чаровский вряд ли бы спустил подобное. Мусорщик за подобные слова мог бы получить несколько лет каторги. А сейчас меня не трогали подобные мелочи. По сравнению с реальными проблемами это просто белый шум.

Водила сплюнул, уселся за руль. Мусоровоз рыкнул движком, обдал меня облачком дизельного дыма. Через задние ворота въехал на территорию моей бывшей собственности.

Там, с обратной стороны дворовой территории, находились хозяйственные постройки. Я оглядел территорию, стоя у открытых настежь ворот. Мой птичий двор! Что они сделали с ним? Лучший птичий двор в империи! Даже у Его Величества на Крымской даче не было такого подбора диковинных птиц. Сейчас вольеры были совершенно пусты и заброшены. Ветер хлопал забранными решеткой окнами, рамами и фрамугами, катал по полусгнившим полам газетные клубки. Раньше здесь содержались цесарки, фазаны и глухари. А вон там – куры самых разных мастей, от огромных брам, до крохотных китайских хохлаток. Страусы у меня содержались в загонах с дорожками для бегов. Для павлинов я и вовсе приказ построить настоящий дворец. Неужели они и его превратили в помойку?

Не отдавая себя отчета, что делаю, я пошел по двору вслед за мусоровозом. К счастью, поблизости не оказалось никакой охраны. Впрочем, они бы и не узнали во мне аристократа. Обозвали бы уродом, как тот мусорщик, и выгнали бы прочь.

Как я и думал, в павлиньем дворце тоже не было птиц. Его превратили в склад. Под драгоценной хрустальной крышей были свалены в беспорядке какие-то мешки с собачьим кормом, потертые резиновые шланги, рубероид.

Я сел на огромный мешок с грустной собачьей мордой и задумался. Нужно найти выход из сложившейся ситуации. Я умею держать удар! Чемпион Тверской губернии мне это много раз говорил: «Вы, Максим Леонидович, особой силы человек! Удар держать умеете. А это порой важнее, чем бить самому».

Выхода не находилось, зато нахлынули воспоминания. Первого мая я принимал этот птичий дворец. Пообещал строителям хорошенько отблагодарить, если успеют к первому, и они успели. К обеду привезли павлинов из сочинского дендрария. Красавца Георга Третьего и трех серых самочек. А Светлана, Великая княжна Броневская и наследница престола, подвела меня к зеркалу и сказала, напрашиваясь на комплимент: «Посмотри, мы совсем как они. Шикарный самец и серая, невзрачная курочка». А я взял ее нежную ладонь в свою и сказал… Что же я ей сказал?

Я не успел вспомнить, потому что совсем рядом кто-то закричал. И послышались глухие звуки ударов. Похоже, за углом кого-то избивали. Я побежал на крик.

Прямо за павлиньим павильоном располагалась натуральная свалка. Нет, не вонючая помойка, а именно свалка рухляди. Это были ненужные новым хозяевам вещи, выброшенные из моего дома! Груда одежды, обувь, помятые шляпки с вуальками. Когда-то всё это было шедеврами высокой моды. Но сейчас моду диктуют другие…

Я узнал даже кресло из каминного зала, с выцветшей от дождей лиловой обивкой. Узнал и сломанную раму в дубовых листьях. Такая рама была только у одного человека в мире – моего помешанного на охоте кузена Михаила. Хоть он и был главой младшего рода Красовских – моих вассалов, но городскую жизнь не любил. Его петербургская квартира обычно пустовала. Приезжая в столицу, Миша предпочитал гостить у меня. Всегда с подарками, большой, шумный и веселый. Как тот добрый мишка с конфетных оберток. Как-то он подарил мне раму, которую смастерил собственными руками. А я, чтоб потешить кузена, повесил в ней его портрет над камином в охотничьем зале.

Тут я заметил сгорбленную фигуру какого-то взлохмаченного деда. Старик уцепился за ручки тележки, нагруженной старым барахлом. Видимо, он собирался поживиться на этой импровизированной свалке, но попался. И вот теперь этого деда пинали с двух сторон охранник и тот самый мусорщик, который недавно орал на меня.

Сработали инстинкты аристократа, не терпящего, когда в его присутствии обижают слабых.

– Оставьте старика! – повелительным тоном приказал я.

Сработало. Оба негодяя дернулись, словно получили плетью по спине. Обернулись в мою сторону. Водитель мусоровоза узнал меня и прямо побагровел от злости:

– Это снова ты, урод? Так вот чего здесь шляешься! Подельник? Вместе с дедом чужое добро воруешь?

Глава 4

Моральных сил на разговоры у меня не осталось. А вот физические ещё были. И злость. Очень много злости.

Я ударил хуком с правой, и у водилы не было ни единого шанса удержаться на ногах. Он рухнул на кучу рухляди, как подкошенный.