Потерянные крылья (страница 10)
* * *
На заправке не так уж много машин. Эта дорога не слишком популярна после того, как пару лет назад построили объезд, сокращающий путь чуть ли не в два раза. Они с Соли устало стоят у кромки леса, пока поисковая группа с собаками пытается поймать беглеца. У них есть образец запаха только одного из них: Кристофера Олдриджа. Тот, что предоставлен его отцом. Золотой мальчик сейчас вместе с волком, Алана надеется, что их всех не уволят, когда собаки схватят Кристофера за какую-нибудь конечность. В конце концов, рядом с беглецом он может умереть в любую секунду, и укус собаки не должен стать такой уж большой проблемой. Что странно – так это то, что Итан Олдридж так легко согласился на эту авантюру. Обычно родители дольше думают о том, позволить ли своре собак гнаться за их ребенком, многие соглашаются лишь после утомительных уговоров.
Из леса выбегает офицер, и Алана тут же устремляется к нему навстречу. Она надеется услышать радостные вести, но лицо коллеги уничтожает любую веру в чудо.
– Он… Он убил собак. Мы потеряли их след у реки.
Соли рядом сминает бумажный стаканчик с остатками кофе, не обращая внимания на то, что остывший напиток стекает по ее руке. Алана хмурится, рассматривая стволы деревьев вдалеке. Они снова его упустили. И теперь она, кажется, понимает, почему Грегори не сумел его отловить.
Алана разворачивается на каблуках и идет к полицейской машине. Теперь поимка Джейсона Коуэлла – это не просто задание. Это вызов, брошенный лично ей и ее профессионализму.
Глава 12
Поначалу дорога кажется ужасно долгой и мучительной, но со временем Кристофер просто перестает ждать ее конца. Раздражающая и тянущая за душу мысль: «Когда же это закончится?» – отходит на второй план. Рана успевает немного поджить, затянувшись грубой корочкой, и уже беспокоит не так сильно. Впрочем, если она и начинает ныть, Олдридж может зацепиться за руку Джейсона. Тот еще ни разу не возразил, хотя, может, это и доставляет ему неудобство.
Бо́льшую часть пути они молчат, и между ними больше нет той враждебности и напряженности, что царила раньше.
– Теперь ты больше не выглядишь как кукла, – произносит Джейсон во время одного из привалов.
Крис, очищающий сосиски от пленки, отвлекается от своего занятия и поднимает на Джейсона удивленный взгляд.
– Что?
– Я говорю, что теперь ты… менее искусственный. Живой какой-то.
Это вызывает у Кристофера приступ смеха. Разумеется, он прекрасно понимает, о чем говорит волк. На экране и на публике он производит впечатление нарисованного. Макияж скрывает все недостатки, а камера и свет создают ощущение, что он вовсе не настоящий человек, а идеальный фарфоровый образ. Любые его взгляды и движения должны источать элегантность, быть точными и выверенными. Его вкус должен быть утонченным. Он не может позволить себе пить кофе с сахаром или с недостаточно пышной пенкой, пользоваться дешевым парфюмом и носить неидеально отглаженный костюм.
– Ну, я и не должен был казаться живым.
Джейсон приподнимает брови, протыкая сосиску остро наточенной палкой.
– В смысле?
– Когда ты лицо фармацевтической компании, ты не имеешь права быть неидеальным. Твоя кожа должна быть ровной и чистой, потому что любой, кто посмотрит на тебя, спросит: «А каким кремом пользуется этот человек? Может, он пьет какие-то витамины?» Ты не имеешь права болеть, потому что лекарства, которые производит твоя семья, не имеют изъянов. Так же, как и ты сам. Люди всегда будут говорить: «Если Олдридж не смог вылечить своего сына, как он вылечит нас?»
Очередная пленка от сосиски летит в пакетик, который они отвели под мусор. Крис не отдает сосиску Джейсону, вместо этого сразу откусывая половину, и Коуэлл издает возмущенный возглас:
– Эй! А ну, не есть раньше времени!
Крис довольно смеется и заканчивает с сосиской, которая была немного склизкой из-за того, что полежала два дня в рюкзаке. Он берет следующую и поддевает ногтем краешек упаковки.
– Должен же я хоть какую-то пользу семье приносить.
Джейсон хмурится: его волей-неволей закидывает в старое воспоминание, которое лишь слегка поблекло со временем, но на поверку остается все таким же болезненно-острым.
День клонится к закату, и лучи вечернего солнца делают маленькую комнатку с окошком оранжевой. Обычно она выглядит серой из-за бетонных стен и пола, в ней нет ничего, что притягивало бы взгляд. В вечерние часы все становится не так уныло.
Тельце, свернувшееся клубком в самом углу, кажется крошечным. Серый мех хвоста прикрывает босые ступни, пальцы на которых поджимаются от холода: на улице недостаточно морозно, чтобы хозяйка дома решила, что уже пора начинать тратиться на отопление этой части дома.
Ребенок, на вид лет десяти, лежит на грязном матрасе, который уже давным-давно просел и кое-где даже порвался, так что можно увидеть его поролоновые внутренности. Дрожь проходит по всему маленькому телу, но совершенно неясно, что ее вызвало: то ли это от холода, пробирающего до самых костей, то ли от страха.
Громыхание замка и протяжный скрип, похожий на чей-то крик о помощи, заставляют мальчика плотнее прижаться к бетонной стене, окрашенной оранжевым. Дыхание становится настолько частым и прерывистым, что можно невольно задаться вопросом: а не задохнется ли малец?
В комнату вплывает женщина. Она совсем не подходит здешней обстановке: ее идеально уложенные золотые волосы струятся по хрупким плечам, словно шелк. Открытое платье позволяет хорошо разглядеть фарфоровую кожу на них. Все ее движения кажутся плавными, полными элегантности и королевского достоинства. Легко оказаться во власти ее очарования, не стоит только смотреть в ее грязно-зеленые, почти коричневые, глаза. В них не найти ничего привлекательного – лишь жестокость, гнев и отвращение.
Комочек, сжавшийся в углу, скалит маленькие белые клыки, смотря на женщину исподлобья.
Взмах. Удар. Вскрик.
Биться головой о бетонный пол ужасно больно. Оба об этом знают.
– Ты ничего не можешь! Я столько тебя учила, но, кажется, ты совершенно необучаем! Ты можешь быть хоть немного полезен?
Тонкая женская ручка в перчатке оказывается неожиданно сильной. Изящные пальцы сжимаются на серебристых волосах, ногти даже через ткань царапают кожу. Мальчишку встряхивают, словно беспомощного щенка, не давая ему ни минуты на то, чтобы прийти в себя после первого удара.
– Я заплатила за тебя слишком много. Твоя мерзкая мамаша уверяла меня, что ты не ведешь себя как волчонок, но на деле я вижу обратное: дикое глупое зверье!
Попытка вырваться вызывает у женщины лишь еще более ослепительную ярость. Она хочет с размаху впечатать его в стену лицом, но останавливается, вместо этого сжимая его щеки пальцами.
– Завтра приезжает мой дорогой братец, и я надеюсь, ты будешь хоть немного полезен. Мой брат должен остаться доволен, или, клянусь богом, я вырву твои клыки, а хвост пущу на воротник. Ты меня понял, звереныш?
Попытка закивать не увенчалась успехом из-за крепкой хватки в его волосах.
– Я тебя не слышу, паршивец!
Проглотив слезы и собственную гордость, мальчик произносит:
– Да, хозяйка.
Из личного кошмара его вырывает требовательный голос избалованного мальчишки, который настойчиво просит прекратить подпаливать сосиски и, если ему их не жалко, отдать ему. Джейсон резко вытаскивает палку из огня и смотрит на то, во что она превратилась.
– Ну вот. Ты что, уснул? Ее теперь даже собаке не отдашь.
Крис бросает быстрый взгляд в сторону волчьих ушей на макушке у спутника и заливается громким смехом.
– Брось ее в огонь, раз уж решил уничтожить.
Джейсон кидает на Кристофера злобный взгляд, а потом действительно бросает несчастную подгоревшую сосиску обратно в огонь. Язычки пламени тут же обхватывают подношение, поедая его вместе с тяжелыми воспоминаниями.
– Я так понимаю, ты все прослушал!
– Ага.
Кристофер даже поражается такой наглости. Не слушает его, да еще так весело и просто это признает. Хоть бы сделал вид, что слушал! Он бы тогда спокойно забрал лишнюю сосиску себе.
– Так что ты говорил?
– Ничего!
Крис фыркает и забирает у Джейсона палку с готовой сосиской, злобно ее кусая, но тут же открывает рот, принимаясь хватать холодный воздух. Теперь приходит очередь Коуэлла смеяться и ловить на себе злобные взгляды Олдриджа.
Крис откручивает крышечку белого пузырька, смотрит внутрь долго и чуть задумчиво, а потом закидывает его в мусорный пакет. Пустышка ему ни к чему.
– Так и не расскажешь, что за таблетки?
Кристофер поднимает палку с земли и засовывает ее в огонь, перемещая угольки. Он молчит. Говорить об этом совсем не хочется.
– Потом.
Джейс больше не пристает, принимая ответ. Кристофер ему за это чертовски благодарен. Сил на подобное у него однозначно нет. О таком не говорят вслух. Голос отца в голове громко повторяет, что никто не должен знать. Крис не готов к последствиям, о которых предупреждал отец. Рассказ об этом словно может приблизить это, так что он предпочитает отмалчиваться.
– Пошли спать.
Олдридж со вздохом укладывается на земле, укрываясь тем самым пиджаком, в котором неделю назад сидел перед телевизионными камерами. Столько всего изменилось с тех пор. Если бы он сейчас посмотрел в глаза тому Кристоферу, которым он был, что бы они друг о друге подумали? Много всего, но мало хорошего.
Кристофер знает, что Джейсон сидит некоторое время у костра, но как долго – остается загадкой. Крис засыпает раньше, чем волк ложится. Ночь тихая и спокойная. А вот утро таковым Кристоферу не кажется. Возможно, было бы куда лучше совсем не пытаться отоспаться.
Глава 13
Крис открывает веки и тут же закрывает их обратно. Свет режет глаза, тело словно окунают в холодную воду. Озноб пробирает до костей, но футболка с нечетким логотипом заправки настолько мокрая от пота, что ее, кажется, можно выжимать.
Крис слышит, как рядом шевелится Джейсон, просыпаясь. Он встает, бродит вокруг, собирая вещи. Кристофер старается не двигаться. Кажется, с каждой секундой ему становится все хуже и хуже. Отвратительная тошнота подбирается к горлу, а кости ноют, словно их ломают.
Кристофер чувствует, как его плеча касается чужая ладонь. Он приоткрывает глаза и смотрит в лицо Джейсону, пытаясь собраться с силами, чтобы сообщить, как ему плохо. Настолько, что он, наверное, сейчас умрет. Джейсон, судя по обеспокоенному лицу, понимает это и без слов. Он исчезает на пару мгновений и появляется рядом снова всего через секунду с бутылкой воды.
Как только Джейсон пытается его приподнять, Кристофер чувствует резко возрастающую тошноту, и вскоре его вчерашний ужин оказывается на траве. Коуэлл убирает мокрые от пота волосы с его лица и прикладывает к губам горлышко бутылки.
Через некоторое время ко всему уже имеющемуся добавляется головная боль, все его тело трясется, сердце заходится в бешеном ритме. Крис не сдерживает болезненных стонов. На лоб ложится мокрая тряпка, она обтирает его лицо, но это приносит лишь временное облегчение. И Кристофер, и Джейсон понимают, что сегодня они путь не продолжат.
Лучше ему не становится: каждая секунда тянется словно вечность, а боли только усиливаются. Кажется, Кристофер совсем скоро сойдет с ума. От мучительных ощущений некуда деться: в его теле раскрываются все новые и новые бутоны боли. Если бы у кого-то внутри разрасталось дерево, он чувствовал бы себя точно так же. Холодный огонь окутывает тело, заставляя выть и биться в агонии.
Он теряет счет времени, не знает, сколько он уже мучается, сколько Джейсон придерживает его, когда Кристофера в очередной раз выворачивает наизнанку. Давно уже пустой желудок сжимается от болезненных судорог.
Готовое вот-вот вырваться из груди сердце словно пронзают раскаленными иглами. Глаза застилает пелена, и он не может сдержать дрожь. Тем не менее к концу дня у Кристофера не остается сил даже на то, чтобы стонать.