Глубина (страница 4)
– Сеул ведь не один такой. Есть ли люди, которые живут не в горах? Например, в квартирах? Кажется, это возможно, раз высокие здания не затопило.
– В районах, где почти нет гор, так и есть, но не в Сеуле. Полезные вещи в основном остаются в горах, холодильники и подобные предметы уже вышли из строя. Выращивать еду трудно, поскольку вокруг лишь бетон. Днем там жарко, как в парнике, а подвалы затоплены, поэтому это не место для жизни…
И тут тема в одно мгновенье оборвалась, переключившись с целого мира на одного человека. Девушка поинтересовалась, чем дядя раньше занимался, и тот, как всегда, уклонился от ответа. Наступило молчание, а затем мужчина спросил ее имя.
– Чхэ Сухо. Чхэ. Сухо.
– Чхэ Сухо.
Сонюль показалось, что дядя немного отстранился от мира, повторяя эти два слова. Только взрослые могли делать такое лицо, пытаясь найти друг в друге давно позабытые моменты, чтобы нарисовать картину прошлого. Мужчина хотел что-то сказать, но потом закрыл рот. И снова открыл.
– Как ты в итоге хочешь поступить?
– Пока не знаю.
– Тогда я отправлюсь в мастерскую, а ты приходи, когда соберешься с мыслями. Спроси у ребят в хижине дорогу, они подскажут.
Дядя ушел вместе с Чжио. Наверное, они вдвоем пошли проверять ховерборд. После, вероятно, поставят на стол в мастерской радиоприемник, отремонтированный в Пхангё. А может быть, проверят отложенные заказы. Вместо того, чтобы последовать за ними, Сонюль присела рядом с Сухо.
– Почему? – коротко спросила Сухо.
Почему она осталась? Потому что ей нужно было набирать очки, чтобы доставить девушку на Тунчжисан целой и невредимой? Или же ей было стыдно за то, что она обращалась с ней как с вещью? Эти мысли схватили Сонюль за руки и потянули в разные стороны, и в итоге ныряльщица не могла определить, какая из них правильная.
После долгих раздумий осталось лишь ощущение, что стоит извиниться, однако возникло еще больше вопросов. Извиняется ли она только ради доверия или искренне? Раз это был вопрос, который Сонюль задала сама себе, она была уверена, что сможет на него ответить, но в голову ничего не приходило. В конце концов она произнесла лишь: «Просто». Просто. Уголки губ Сухо растянулись в улыбке.
На некоторое время воцарилось молчание. Солнце опустилось, словно коснувшись невидимого потолка, и остановилось в центре башни Сэган. Небо за ней было голубым, но с примесью красного. Когда красный оттенок стал более отчетливым, Сухо заговорила:
– Я уже видела эту башню в новостях. Говорили, она опасна, поскольку земля неустойчивая, что может скоро обрушиться. Поэтому иногда я молилась, чтобы это произошло побыстрее. Или чтобы это вообще не попало в новости.
– Почему?
– Наверное, мне было тяжело на душе, – сказала Сухо, и с этого момента история неожиданно стала набирать обороты.
Девушка рассказала, что долгое время болела, поэтому родители сделали копию ее воспоминаний на компьютере.
– С двенадцати лет я лежала в больнице, прикованная к постели. Радиотерапия, уколы в позвоночник, всевозможные виды лечения. Мне не становилось лучше, но я и не умирала. Тогда подумала, что нет необходимости стараться жить.
Стараться, чтобы выжить. Стараться, чтобы жить. Сонюль поняла, что ощущение может измениться, если просто добавить или убрать приставку.
Хотя ныряльщица видела больницу лишь издалека, она знала, что такое болеть. Наблюдала, как тетя постоянно кашляла и страдала, пока наконец не умерла. Когда ты провел шесть лет в состоянии бездыханности, не имея возможности ни выздороветь, ни умереть, кажется, что просто жить может быть тяжело.
– Значит, несмотря на все усилия, ничего не изменилось?
– Это лишь отсрочило день смерти.
– А родители знали?
– Конечно. Притворялись, будто не знают, но верь они в мое выздоровление, стали бы сохранять воспоминания? Они думали, что я скоро умру, вот почему.
– Понятно.
– Разве не забавно?
– Что именно?
– Человек, который не хотел жить, жив. Здание, которое должно было рухнуть, до сих пор стоит. Ни спасенных людей, ни других зданий больше нет.
Спина Сухо слегка задрожала, и раздался странно оживленный смех. Длинная тень позади нее выглядела так, будто ее вырезали и сшили из исчезнувшего времени. Сонюль положила руку за спину и опустила кончики пальцев в тень, словно пыталась что-то украсть из нее. Странные факты перемешивались с землей и песком под ее ладонью.
То, что родители, зная о скорой смерти дочери, пытались отсрочить момент. То, что она наконец вернулась к жизни. И что это действительно было возможно. Даже если она не хотела. Все казалось абсурдным, подобно сну, однако говорили, что Сеул когда-то действительно был полон абсурда. Еды производилось так много, что продукты буквально гнили. Их можно было положить в холодильник и забыть, а если пища была невкусной – ее просто выбрасывали.
Сонюль думала о мире, где все возводилось в абсолют, будь то драгоценные или незначительные вещи. Она подумала о том, как родители Сухо, должно быть, держались за свою дочь, и о взрослых, которые плакали, рассказывая о своей семье. Ныряльщица могла представить такие слезы. Однако жизнь Сухо не казалась такой же ценной, как ее разум, поэтому Сонюль не могла поставить себя на ее место.
– Прости.
– Не стоит извиняться. Это всего лишь пари. Так или иначе, все закончится, если ты вытащишь аккумулятор. А можно просто опуститься на дно океана. Если бы хотела, я бы уже это сделала. Смотри, вот так.
Солнце уже почти коснулось кромки воды. Сухо поднялась с места, взобралась на ближайший камень и бросилась в море. Столб воды цвета туши взметнулся в воздух, словно случайный штрих, и принял форму человека.
– Но у меня есть один вопрос, и я собираюсь жить, пока не найду ответ на него.
Вода вновь стихла. Рябь слегка мерцала, скрывая великолепный город.
Внизу в течение пятнадцати лет были двери, которые ни разу не открывались. Когда открываешь их, вода начинает двигаться, создавая сильное течение. Если неосторожно попасть в него, можно разбиться о стену или пробить баллон с воздухом.
Но даже предчувствуя неудачу, невозможно не отворить эти двери. Хорошие вещи находятся только там. Сонюль поняла, что и в жизни иногда бывают такие моменты. Моменты, когда страх неудачи и навязчивая идея о том, что так и должно быть, переплетаются.
– Вопрос? – медленно переспросила Сонюль.
– Сейчас 2057 год, а мое последнее воспоминание – 2038-й, между которыми прошло девятнадцать лет. Но ты сказала, что Сеул затопило пятнадцать лет назад. Четыре года пустоты. Почему? Что я делала все это время?
Сухо вышла на берег и остановилась перед ныряльщицей. Тело девушки, стоявшей спиной к солнцу, напоминало фитиль факела, а заходящее солнце – гигантское пламя. Два глаза из пластика и стекла безумно светились на погруженном во тьму лице.
– Я сидела здесь и думала об этом, снова и снова, снова и снова. Почему родители бросили меня? Из-за того, что настоящая Чхэ Сухо чудесным образом исцелилась и клон оказался не нужен? Или потому, что она умерла через четыре года и они хотели воссоздать ее, но не сохранили воспоминания после 2038 года? Или поняли, что клон не сможет заполнить пустоту, оставшуюся после смерти дочери?
Ее голос набегал волнами. Сонюль тяжело сглотнула, чувствуя, как сжимается сердце. За эти четыре года все воспоминания погрузились в воду, так что их невозможно было различить, и они, вероятно, даже не принадлежали стоявшей перед ней Сухо.
– Я поучаствую в пари. Взамен найди мои четыре года.
Именно тогда Сонюль осознала, что вытащила из пластикового куба: не предмет для пари, не полностью функционирующего андроида, а прошлое, которое пока их не настигло.
Глава 3. Исчезнувшее время
Мастерская представляла собой деревянную постройку, расположенную на вершине горы. Сначала ее использовали в качестве комнаты отдыха, но, по мере того как на гору приходили люди, функция естественным образом изменилась. Раньше здесь было много людей, но когда большинство из них уехали, в мастерской устроили склад, там же ночевал дядя.
Пятнадцать лет назад, пока другие просто беспокоились о пище и сне, дядя упорно собирал вещи, на которые никто не обращал внимания: аварийные генераторы, моторы, солнечные панели, сварочные прутки, реостаты и конденсаторы. Сонюль слышала, в чем смысл всего этого, бесчисленное количество раз, однако со временем положение дел изменилось.
Благодаря этому мастерская Ногосана стала достаточно известна – стали поступать заказы от жителей других гор. Естественно, у дяди было много редких механизмов. Система навигации была одним из них. Она понадобилась, чтобы найти здание, о котором говорила Сухо.
– Поэтому мы решили осмотреть ее старый дом. – Сонюль вернулась в мастерскую вместе с девушкой и рассказала об их разговоре у воды.
Сухо согласилась выступить предметом для спора и отправиться на Ногосан. Но взамен Сонюль должна была спуститься вместе с ней на дно моря. Это было обещание, которое они дали друг другу. Услышав всю эту историю, дядя озадаченно спросил:
– Думаешь, там что-нибудь осталось?
– Кто знает. В некоторых закрытых помещениях на удивление есть уцелевшие вещи.
– Просто беспокоюсь, что ты так легко подвергаешь себя опасности.
– Я постоянно этим занимаюсь, в чем опасность?
– Минуло уже пятнадцать лет. Разве там могло что-то остаться?
– Никогда не знаешь наверняка. Попробуем отыскать. Заодно заберем все ценное, если такое попадется.
Спустя некоторое время дядя сдался. Он достал свой навигатор и вывел на экран место, о котором говорила Сухо. Сонюль указала на гору и объяснила:
– Квартира находится в общей зоне, так что можем зайти туда в любое время. Кстати, мы же говорили о больнице. Сеульская больница Сэган… Если собираемся ее посетить, придется отдельно поговорить с людьми с Тэмосана. Но не знаю, пустят ли нас. Они не любят, когда ныряльщики оказываются на их территории.
– Тогда давай начнем с дома. Что касается больницы… Если случился рецидив, наверное, меня положили туда, но…
– Разве человеческое тело уже не мертво? Будь ты жива, тебя бы не превратили в андроида. – В разговор вмешался Чжио.
«Ну вот, опять началось», – подумала Сонюль, потерев переносицу. Самым большим недостатком Чжио было то, что он говорил прямо в лоб, если считал что-то правдой. Временами это раздражало, ведь из-за него окружающим становилось неловко. Ныряльщица извинилась перед Сухо, а затем набросилась на напарника:
– Разве тебе не влетело за сказанное на днях перед Учханом? О Юан.
– Нет, ну Учхан же знает, что я всегда так себя веду. И она правда умерла.
Когда же он поймет, что не всякую правду стоит высказывать прямым текстом. Сонюль с дядей переглянулись, ныряльщица посмотрела на Сухо. Та моргала со странным выражением лица.
– Прости, этот ребенок немного странный. Он не плохой, но часто ведет себя подобным образом.
Сухо лучезарно улыбнулась и махнула рукой, как бы говоря, что все в порядке. Атмосфера изменилась так внезапно, что создавалось впечатление, будто человек, привыкший притворяться, надел маску.