– Привет, – ответила Тереза и снова застенчиво улыбнулась. Томас совершенно точно видел раньше эту улыбку в этой самой комнате.

Не стоит сейчас гадать, что с ним такое, – потом вдоволь надумается.

– Зачем нас сюда привели?

– Ну-у, чтоб встретились и поболтали.

Она его не поняла, а может, шутила так.

– А давно ты вообще здесь?

– С пяти лет.

Томас попытался прикинуть, сколько ей сейчас. Не получилось.

– То есть сколько?

– Четыре года.

– Тебе девять?

– Да. А тебе?

Томас не знал точно. Наверное, они одного возраста.

– И мне. Почему-то думал, ты старше.

– Мне скоро десять стукнет. А ты здесь давно?

– Ага.

Тереза привстала, затем вновь села, подогнув под себя ногу. Хоть и неудобная, поза говорила о том, что стесняются его уже меньше. Томас тоже немного осмелел – разговор отвлекал от противного чувства дежавю.

– Почему нас к остальным не пускают? – спросила Тереза. – Другие дети где-то там кричат и смеются. Я слышала. И еще большую столовую видела.

– Тебе тоже еду в комнату носят?

Тереза кивнула:

– Три раза в день. По вкусу – так дерьмо натуральное.

– Ты знаешь, какое дерьмо на вкус? – Томас задержал дыхание: может, еще рано шутить.

Тереза за словом в карман не полезла:

– Да уж не хуже, чем здешняя еда.

Томас с облегчением рассмеялся:

– Ага, точно.

– Значит, мы особенные, да? – Серьезный тон Терезы снова сбил Томаса с толку.

Он кивнул, постаравшись придать своему лицу как можно более умное и серьезное выражение, – не хотелось признаваться, что он об этом не думал.

– Ага. Должна быть какая-то причина, почему нас держат отдельно от всех. Но какая? Мы ведь даже не знаем, почему вообще тут оказались. – Он рассердился на себя: «почему» да «почему», поумнее ответа придумать не мог?

Тереза, похоже, ничего не заметила.

– Ага. У тебя тоже уроки с утра до вечера?

– Ну да.

Тереза кивнула, потом сказала как-то рассеянно:

– Мне все время говорят, что я очень умная.

– И мне. Чего это они?

– Наверное, это как-то связано со Вспышкой. Твои родители заболели? Тебя поэтому ПОРОК забрал?

Вся радость, которую Томас разрешил себе чувствовать, неожиданно улетучилась.

Он вспомнил ошалелого от ярости отца, вспомнил прощание с мамой, а ведь ему тогда и пяти не было.

– Не хочу об этом говорить.

– Почему? – спросила Тереза.

– Не хочу, и все.

– Ладно. Я тоже не хочу. – Она вроде не рассердилась.

– Почему мы вообще здесь? – Он обвел рукой комнатушку. – Ну правда, что мы делать-то должны?

Тереза сложила руки на груди и опустила ногу.

– Разговаривать. Это какой-то тест, наверное. Не знаю. Извини, что я такая скучная.

– Ты обиделась, что ли?

– Не-а. Просто ты какой-то неразговорчивый.

А мне так хотелось, чтобы у меня был друг.

– Прости. И мне хотелось. – Томас ругал себя за то, что все испортил.

Тереза улыбнулась.

– Они, наверное, хотели посмотреть, поладим ли мы.

– Да пусть смотрят на что хотят. – Он тоже улыбнулся. – Чего гадать? Я уже давно это дело бросил.

Помолчав, она сказала:

– Ну что, дружба?

– Дружба.

Тереза протянула руку через стол.

– Руку давай.

– Ага. – Он потянулся к ней навстречу, и они пожали друг другу руки.

Тереза снова села на стул, выражение ее лица поменялось.

– А у тебя голова не болит иногда? Ну, не как обычно, а где-то глубоко в черепушке.

Наверное, по лицу Томаса было понятно, как он изумился.

– У тебя тоже? Правда? – Он уже собирался рассказать, что как раз утром у него ужасно болела голова, и еще, может, про ощущение, что все это с ним уже было, но Тереза вдруг приложила палец к губам.

– Тихо. Идут. Потом договорим.

Как она услышала? Чудеса какие-то. Томас ничего не слышал, однако через секунду к ним и правда постучали. В приоткрывшейся двери появилась лысина доктора Левитта.

– Ну что, ребятки, – весело сказал он, посмотрев сначала на Томаса, а потом на Терезу. – На сегодня хватит. По комнатам. Все прошло отлично, так что теперь вы будете видеться часто.

Томас и Тереза переглянулись. Что именно сказали ему ее глаза, он не понял, но, похоже, у него теперь и правда есть подруга. Они встали и пошли за Левиттом. Хорошо, что им разрешили встретиться, путь и ненадолго. Главное, надо правильно себя вести, и, может, тогда разрешат видеться чаще, как и обещали.

Уже у дверей Тереза остановилась и задала Левитту вопрос. Даже два. От которых у того напрочь испортилось настроение.

– А что такое Стерка? И правда, что семь детей умерли во время операции?

– Откуда… – начал было Левитт, потом осекся – понял, что Тереза узнала что-то такое, что не должна была узнать. – Где ты взяла эту чушь?

Об этом же думал и Томас – он-то ничего такого не слышал.

Тереза пожала плечами.

– Когда взрослые при детях разговаривают, то думают, что их не слышно.

Левитту ее ответ явно не понравился, но он все тем же твердым тоном сказал:

– А иногда слышишь звон, да не знаешь, где он. Так что давай не будем говорить о том, что вас не касается, договорились?

С этими словами он повернулся и зашагал по коридору с таким видом, будто не намерен никого ждать. Дети тут же его нагнали.

– Вот весело-то, – прошептала Тереза, – идти куда-то не одной, а с другом.

Томас уставился на нее в изумлении.

– Ничего себе! Только что говорила, что кто-то умер, а теперь ей уже весело. Странная ты. – Он сказал это шутливым тоном, чтобы Тереза не заметила, как его напугал второй вопрос, про детей.

Она неожиданно чмокнула его в щеку и припустила по коридору, мимо доктора Левитта.

Новообретенная дружба, конечно, радовала Томаса. Но, глядя на бегущую по коридору Терезу, он вдруг вновь ощутил страх: что с ним случилось утром? Сначала голова, а потом ощущение, что все уже было раньше… Томасу стало настолько не по себе, что даже пол под ногами закачался.

Лучше не думать о самом плохом. О Вспышке.

Глава 10

Дата: 224.10.14 Время: 11.37

Через неделю, после особенно трудного урока у мисс Дентон, Томас сидел напротив Терезы в той же маленькой комнате. К счастью, на этот раз странности с головой его не мучили.

Никогда прежде неделя не тянулась так долго – каждую минуту каждого дня он гадал, увидятся ли они с Терезой снова. Доктор Пейдж и учителя отвечали только, мол, да, скоро. Не неделя, а пытка. А еще он не переставал думать о том странном чувстве, но так и не решился никого спросить – вдруг сочтут, что с ним что-то не так.

– А вот и ты. Я рада, – начала первой Тереза.

Левитт только что вышел, так и не ответив Терезе, сколько у них времени на этот раз.

– Я тоже. Очень, – признал Томас, преодолев смущение. Наверное, будет глупо, если сразу спросить ее про ту ерунду с головой, лучше поговорить о чем-нибудь другом.

– Слушай, я все думаю о тех детях, ну, которые… умерли. Это правда? А еще доктор Пейдж заверяет, что нам не дают видеться с остальными ради нашего же блага. Да у меня миллион вопросов вообще.

– Ой, давай не все сразу, – ухмыльнулась Тереза. Потом обеспокоенно оглядела по очереди все углы потолка. – Надо поосторожнее со словами, на нас точно смотрят. Или слушают.

– И то, и другое, наверное, – громко и насмешливо сказал Томас. – Приве-е-ет! Есть там кто-нибудь? – Он помахал рукой, будто на параде, сам не зная, отчего ему так весело.

Тереза расхохоталась, и он вслед за ней. Смех продолжался минуты две – стоило одному перестать, как он снова прыскал от смеха другого. Конечно, Томас понимал, что смеются они, чтоб не думать о тех детях.

– А давай притворимся, что на нас не смотрят, – сказала Тереза, когда они окончательно просмеялись. – Будем говорить, о чем хотим, пусть себе тащатся.

– Пусть. – Томас хлопнул по столу так, что Тереза вздрогнула, потом снова рассмеялась.

– Про тех детей я не знаю. Может, так, слухи. Или что-то не то услышала. Может, это до нас было вообще. Просто Левитта хотелось позлить… Ну ладно, чего у тебя интересненького? – спросила Тереза.

– Мало чего, – ответил Томас. – Хм… ем, на уроки хожу. Тестов много всяких. А, сплю еще. Все, пожалуй.

– У меня то же самое!

– Да ну? Быть не может.

Оба заулыбались, потом замолчали. Тереза придвинулась ближе и облокотилась на стол.

– Я сейчас не про детей и не про секреты, но голова ведь уже должна совсем пройти, да?

Вопрос застал Томаса врасплох.

– Наверное. – Он нащупал под волосами шрам. – Вроде все зажило. Наши драгоценные мозги работают.

– «Зоны поражения», как говорят в ПОРОКе?

Томас кивнул:

– Ага, как в компьютерной игре. Доктор Пейдж сказала, что Вспышка там все разрушает.

– Прикольно, что у нас иммунитет, да? Ну, то есть радоваться же надо, что шизом не станешь.

– Ага, точно.

– А мы сидим в этом дурацком месте. Не ПОРОК, а СКУКОТА. Нет, серьезно, сдуреть же можно – целыми днями в четырех стенах.

Томас посмотрел на дверь.

– Снаружи совсем плохо? Поэтому нас взаперти держат?

– Наверное, да. Говорят, радиация ослабевает, но все равно пока сильная. Я помню только яркий-преяркий свет, а потом, что мы на берге. Мне еще пяти не было, а я уже через плоспер прошла и на берге покаталась, прикинь?

Томаса тоже привезли на огромной летающей махине. Как ни грустно ему было тогда, он все же отметил про себя, что махина крутая. Берги – для тех, у кого денег навалом. Но плоспер еще круче. Томас никогда не был в плоспере, а у ПОРОКа есть плосперы, значит, и денег куча.

– А когда ты проходила через плоспер?

Восхищение на лице Терезы сменилось грустью.

– Я мало что помню. Знаю только, что родилась где-то на востоке. Родителей не стало, а меня спасли… – Она уставилась в пол и замолчала. Наверное, не стоило сейчас ее об этом спрашивать. Томас сменил тему:

– Про ту боль в голове. У меня тоже бывает иногда.

Терезин взгляд снова скользнул к потолку. Ничего явного там не было, но оба понимали, что камеры могут быть где угодно. И микрофоны тоже. Даже сотня микрофонов, а еще в голову какая-то штука вживлена – кто знает, за чем именно она следит.

Тереза взяла свой стул и пересела к Томасу. Наклонившись к нему так, что их плечи соприкоснулись, она едва слышно прошептала ему на ухо несколько слов. Ее дыхание щекотало кожу до мурашек.

– Давай шепотом говорить, пока не запретят.

Томас кивнул и тоже шепнул ей на ухо:

– Ага, давай. – Ему нравилось сидеть к ней так близко.

– Это даже не боль, – прошептала Тереза, – а как будто чешется внутри. Иногда просто с ума сводит. Прямо вот в голову бы себе залезла и почесала, понимаешь?

Томас не понимал. Это, пожалуй, даже хуже, чем его дежавю.

– У меня тоже так бывает, – сказал он неуверенно.

Она засмеялась, на минутку отстранившись от него.

– О, классно! – громко сказала Тереза для тех, кто их слушал, потом снова зашептала: – По-моему, ту штуку у нас в голове пока не используют. Я слышала слово «переключатель», когда после операции просыпалась. По ощущениям и правда похоже. Будто там кнопка или тумблер какой. Понимаешь?

Томас медленно кивнул. Доктор Пейдж тоже что-то сказала, когда он засыпал. Кажется, слово «особенный», а может, ему приснилось. Эти имплантаты – сплошная загадка.

Тереза продолжала с каким-то страдальческим выражением лица:

– К мозгу будто что-то подключено. Я лежу перед сном и пытаюсь, пытаюсь, пока голова не заболит.

– Что пытаешься? – спросил Томас – его раздирало любопытство.

– Управлять этой штукой. Мысленно сделать такой инструмент, чтоб ее подцепить. Ну как крючком. Хоть немножко-то понятно?

– Нет, – ответил Томас.

Она отодвинулась, сложила руки на груди и огорченно выдохнула.

Томас коснулся ее руки.

– Поэтому мне и интересно.