Это снова ты (страница 11)
Наконец-то Дима добирается до спальни и садится на край постели. Тусклый свет с улицы скупо освещает комнату, но портрет маслом, стоящий на комоде, виден слишком хорошо. На нем три счастливых лица: лучший друг Димы Саша Морев, его невеста Настя Мореева и сам Дима. Это подарок на новоселье. Настя сказала, вручая: «Чтобы ты никогда не забывал о том, что мы у тебя есть», а Саша добавил: «Ага, повесь его на двери в туалет с внутренней стороны. Точно не забудешь». Зимин пристально вглядывается в нарисованные глаза друга, слова подкатывают к горлу, но в их звучании нет смысла, поэтому монолог так и остается внутренним.
Почему у меня ничего не вышло? Всегда ведь получалось. Я просто следовал за тобой, и все. Мне было достаточно оставаться лишь твоим отражением.
Зимин действительно был зеркалом, чистым, не искривленным. Это началось очень давно и вышло больше само собой, чем намеренно. Из гнетущей безысходности, в поисках безопасности и утешения. После смерти отца Дима остался в полной растерянности наедине с горюющей матерью и только в доме Моревых чувствовал себя обычным ребенком, беря пример с Саши. Зимин попросту делал то же, что и друг, повторял за ним буквально все, и тогда ему перепадало немного одобрения, похвалы и даже восхищения, это радовало детское сердце, лишенное родительского тепла. Так Зимин полюбил баскетбол в средних классах и стал капитаном команды, правда, только потому, что Морев уступил ему эту роль. Затем, уже в старших классах, Дима с усердием штудировал точные науки, чтобы поступить в политех, ведь Саша собирался именно туда, а взрослые твердили, что это правильный выбор. После зачисления Диме предложили занять пост старосты группы, и он согласился без тени сомнений, из-за того что Саша сказал: «Это же круто, братан! Я стану твоим замом, а Миха замзамом. Нам никто и слова не скажет, а сессии-то как пролетят!..» Зимин привык быть ведомым, ему это даже нравилось. Не нужно ничего решать, думать о будущем. Он слепо верил в Сашу и мог стоять рядом с ним посреди моря без страха утонуть. Отражать смелость и жизнелюбие друга было для Димы настоящим благом, но только до тех пор, пока зеркало не треснуло. Это случилось в тот день, когда развалилась их компания. В тот день, когда Миша пришел на крышу. В тот день, когда Дима потерял двоих друзей: одного навсегда, а второго на год, что казался вечностью. И теперь, как бы он ни старался поймать отражение Саши, ничего не выходит. Морев оправился, живет дальше, собирается создать семью, а у Димы больше не получается догнать друга. Попытка построить серьезные отношения с Аленой это только доказала. Видимо, в этой жизни есть что-то такое, что трудно воспроизвести или подделать.
Ну что не так? Почему я больше не могу как ты?
Дима переводит взгляд на лицо Насти и сглатывает вязкую слюну. Неужели дело в ней, в этой девочке? Что было бы, выбери она все-таки Диму, а не Сашу? Готовилась бы она сейчас сменить больше одной буквы в своей фамилии? Где бы они оказались, спаси Настя Зимина, а не Морева? Смогла бы она вообще это сделать? Был ли интерес Димы к Насте настоящим, или же это всего лишь еще одно отражение в уже растрескавшемся зеркале?
Зимин встряхивает головой и забирается в кровать. Обнимает подушку, отвернувшись от портрета, и смотрит в окно не моргая, до тех пор пока глаза не начинает жечь от сухости. Когда-то он и трех секунд не мог продержаться, глядя в ночь через стекло, но теперь это в прошлом. Правда, вместе со страхом ушло и еще кое-что… Важное. Даже слишком. Дима опускает веки, сознание уплывает, а во фрагментах разбитого зеркала мелькают воспоминания минувших дней.
«Димочка, теперь у мамы есть только ты. Ты должен быть сильным. Должен ее защищать. Ты же скоро во второй класс пойдешь, уже большой мальчик. Не расстраивай маму, ей сейчас очень тяжело», – едва знакомая женщина сжимала маленькие ладони Димы, который не понимал, почему все эти люди, одетые в черное, заполнили его дом.
«Света, у тебя сын, возьми себя в руки. Что значит не можешь? – доносился растерянный голос маминой подруги из-за двери кухни. – Ты должна жить ради него. Он же видел, как Володя повесился. Хочешь ему и себя в петле показать?»
«Дима, ложись спать. Нет никого за окном! Нет его, ты понимаешь?! – кричала мать, задергивая занавески в комнате Димы, окно которой выходило на старый орех. – Ну почему ты не можешь быть нормальным ребенком? Посмотри на Сашу! Думаешь, он бегает к матери из-за кошмаров по ночам? Думаешь, доводит ее своими истериками?»
Угрожающе хлопнула дверь, и Дима укрылся одеялом с головой, чтобы спрятаться от призрака, который стоял уже не за окном, а в комнате.
Глава 5
В тесном кабинете управляющего кинотеатром витают ароматы кофе и духов Женьки, с которыми она сегодня явно переборщила. Окон здесь нет, из мебели только компьютерный стол, пара стеллажей и четыре стула, два из которых занимаем мы с Фомушкиной.
– И что мы будем делать? Сидеть по шесть часов в день в этой коробке и пить кофе? – разочарованно причитает подруга и делает глоток из картонного стаканчика.
– А ты хотела бы залы убирать после сеансов? – спрашиваю, не скрывая сарказма.
– Я хотела бы, чтобы наш начальник был симпатичнее крокодила Гены родом из Чернобыля.
– Геннадий Степанович не наш начальник, – хихикаю я. – Он же сказал, что мы поступим в распоряжение менеджера по рекламе.
– Ага! И зовут его… Оленька, – фыркает Женька.
– А тебе прям принципиально быть окруженной мужиками?
Фомушка выразительно выгибает брови, как бы говоря: что за глупые вопросы? Действительно, чего это я? Потягиваю кофе и попутно переписываюсь с Денисом, пытаясь восполнить дефицит моего внимания. Первый день практики Дэна не сильно отличается от нашего: тоже сидит в офисе и ждет, когда хоть кто-то обратит на него внимание.
– Что это за рубашка? – спрашивает Женька, разглядывая мой сегодняшний наряд. – Не помню ее.
Опускаю нос, тонкая ткань молочного цвета приятно ощущается на плечах и груди. Дима, перед тем как уехать на работу, дал мне допуск в свой шкаф. И пусть к половине десятого бо́льшая часть моих вещей, пострадавших от бешеной бывшей Зимина, уже высохла, я не смогла отказать себе в слабости.
– Ммм, – смущенно тяну я, – это Димина.
– А с твоими шмотками что? Отданы в жертву богу страсти и любви?
– Не неси ерунды!
Рассказываю Женьке о вчерашних приключениях, начиная с того момента, когда Зимин отказался отпускать меня жить куда-либо еще.
– Ну надо же, какой герой, – ухмыляется подруга.
– Он просто волнуется обо мне. И он не так уж и не прав.
– О-о-о, да? – Фомушкина строит умиленную мордашку. – Тогда ладно. Главное, чтобы тебе нравилось.
– Женя, перестань. Мы давно знакомы. Он мне как брат!
Заливистый смех подруги сотрясает крошечное помещение, и я стыдливо прикрываю глаза.
– Хватит ржать! – хлопаю Женьку по плечу.
– Извини. Просто ты такая забавная в попытках выглядеть благоразумной святошей. – Фомушкина смахивает невидимые слезы и смотрит на меня, ласково улыбаясь. – Ксю, это же я. Передо мной не надо играть умницу. Ты ведь в восторге от сложившейся ситуации. Это все равно что поймать за хвост единорога. Осталось только оседлать его и…
Глубоко вдыхаю, старая песня из вчерашнего вечера все крутится в голове: «Выхода нет. Выхода нет».
– А можно без пошлостей? – хмуро прошу я.
– Конечно можно. Ты сама что думаешь? Как ощущения?
– Не знаю, – произношу без ужимок. – вчера мы гуляли по набережной, болтали, танцевали. Было весело, даже слишком. Совсем не так, как… – замолкаю, огорченно скривившись.
– …как с Денисом, – подсказывает Женя.
– С ним мне тоже…
– Брось, Ксю! К чему этот стыдливый тон? Разные люди – разные эмоции. Ты же не робот, это нормально.
– Нормально, что я чувствую себя свободнее и счастливее в компании не своего парня?
– Это не твоя вина, – уверенно заявляет Женька.
– Боже! Ты найдешь оправдание чему угодно, если захочешь.
– Не благодари, – она горделиво пожимает плечами. – Так что дальше? Чем еще вы занимались?
– Ничем, чему требуется оправдание. Дима привез меня на тусовку байкеров, познакомил с друзьями и попросил одного из них, самого сумасшедшего, прокатить меня…
– Та-а-ак… – заинтересованно подбирается Женька. – Я тоже хочу с этим другом познакомиться. Пусть и меня покатает.
– Не думаю, что это хорошая идея, – отвечаю уклончиво.