…из всей очереди Покрышева – всего две или три крупнокалиберные 12,7‐мм пули, пришедшиеся в область капота, пробившие головки цилиндров, застрявшие где-то в потрохах двигателя… – радиальный воздушного охлаждения «Пратт-Уитни» в 2450 лошадиных сил порой прожёвывал и не такие повреждения. Однако в этот раз что-то пошло вразнос, обрывая шатуны, нарушая балансировку, выплёвывая через систему выхлопа первые лоскуты возгорания.

Взмывший в горку «Корсар», воя перебойным звуком, дошёл до грани сваливания, потерей удельной мощности провисая, сваливаясь на крыло. Гравитация тащила его вниз, и ни крылья, ни чихающий, исходящий дымом и пламенем мотор уже не могли удержать машину в воздухе.

Уходили переворотом с небольшим снижением.

Внимание Покрышева привлекло несколько сбившихся в подобие строя самолётов, видимо, кто-то из британских звеньевых вновь сумел сколотить из разброда «Барракуд» ударное крыло.

Бросив коротко в эфир, обозначив свой командирский позывной, не обращаясь конкретно – кому дóлжно, тот отреагирует: «Я – первый, я – первый! Внимание! Пять пикировщиков с прикрытием – направлением на север», – полковник переложил ручку вправо от себя, креня машину, выбирая целью два концевых бомбардировщика, старательно пытающихся догнать основную группу. Прикрывал их одиночный «Сифайр», и его надо было нейтрализовать первым делом.

Чуть утяжелил винт, двинув рычаг газа, начиная разгон в пологом снижении. Электротахометр уверенно выводил к максимуму, как вдруг в набирающий обороты рокот вторглось перебоем:

– Этого мне ещё хватало! Движок?

Движок… Стоящий на внесерийных палубных «яках» ВК-107А выдавал превосходные характеристики, но по сути он был перефорсированным, работая на пределе ресурса. Такова цена. И когда от 1600-сильного зависит твоё всё…

Быстрый взгляд на приборы, выискивая проблему по стрéлкам-шкалам. Внешних повреждений он не помнил – когда в тебя попадают даже мелкокалиберной пулей, во фюзеляж ли, плоскость, слышно каждый удар, каждый щелчок. Сам же прислушивался – к машине привыкаешь, воспринимая её на уровне звуков, вибраций, что отдаются на руки-ноги, через спинку кресла… нутром чуя.

Прокашлявшийся мотор вновь заурчал ровным звуком.

– Пошёл, пошёл, тудыт его через коромысло! – воспряв, сам готовый рычать, как все двенадцать горшков^[51] на форсированном выхлопе! Беря круче, правя на заюлившую в прицельной рамке чёрную растянутыми крыльями кляксу вражеского самолёта. Сбой в двигателе был не более чем минутным, и никак не повлиял на намерения.

Скованный обязанностями эскорта, «Сифайр» оказался лёгкой целью. Вместо того чтобы уйти в свободно-активное маневрирование, управлявший им пилот старался непременно держаться за опекаемых, лишив себя инициативы.

Отправив его штопорящим факелом вниз, получив волю, полковник, спокойно обходя сектора обстрела задней оборонительной точки, в два приёма поджёг замыкающую приотставшую «Барракуду». Бомбардировщик задымил, теряя высоту, экипаж покидал машину, один из них зацепился парашютом за хвостовое оперенье, беспомощно волочась на привязи. Подобные явления в авиации случаются. Этим, бывало, грешили американские «Аэрокобры». Вымученный британцами палубный шедевр, Fairey Barracuda, отличался высоко расположенными на киле стабилизаторами, так что…

– Немудрено, – пробормотал Пётр, невольно сочувствуя чужой нелепости и, зазевавшись, едва не поплатился.

– Командир, сверху! – предостерегающий окрик на общей радиочастоте.

Без раздумий – увод машины в сторону переворотом на крыло. Сверху сыпануло, зацепив правую плоскость – ды́ры, слава те господи, не от пушечных попаданий – от крупнокалиберных «браунингов».

«А вот и виновник!» – едва цепляя краем глаза нечто, уже промчавшее в сотне метров справа, всё же распознавая «Корсар» по характерному поджарому профилю.

Наперерез ему, закручиваясь в штопорящем полуперевороте, пронёсся ведомый, полосуя вдогонку бело-дымными просеками исходящих огнём пушек. Оба самолёта мигом выпали из поля зрения. Более тяжёлый «Корсар» на разгоне неизбежно отрывался.

Вспышка досады из-за собственной неосмотрительности быстро улеглась. Глянув на правую плоскость, Пётр попробовал оценить степень ущерба – не нравилось ему место попадания. Силовой набор цельнометаллического крыла истребителей Яковлева под палубный вариант со складывающимися сегментами пришлось серьёзно переработать, идя на компромисс между прочностью и прежней лёгкостью конструкции.

Ещё раз подумал, что если бы это были 20-мм, уж отлетался бы. Так или иначе, мысленно отмахнувшись. Сейчас отвлекаться на неочевидные измышления у него не было минуты ни промедления, ни жизни.

«Надо давить, давить в темпе, пока они в смятении от такого-то нашего напора. Да чтоб меня… Драться с вдвое, втрое превосходящим противником нам не впервой!»

Ручку на себя, рычаг газа на себя, облегчить винт, движок взвыл, «Як» вновь взбирался на оптимальный тактический эшелон, где можно в полной мере использовать манёвренно-весовые преимущества, получить необходимый обзор и выбор следующего объекта атаки.

А британцы будто только сейчас осознали, насколько всё серьёзно и убийственно. Тональность выкриков в эфире на английском наречии подскочила до захлёбывающегося пика. Самые рьяные из пилотов ожесточились, выкладываясь с большей отдачей, что сразу было отмечено по резко изменившейся манере пилотажа.

Вот теперь по-настоящему стало жарко! И казалось, куда уж больше, но и Покрышев только ещё более ускорился, не отвлекаясь ни на эмоции, ни на давящие и выворачивающие ощущения при перегрузках, работая как автомат, почти на рефлекторных посылах. В какой-то момент в череде атак, пилотажных пируэтов, с учётом частых переворотов сверху на голову – в «бочках», петлях, полупетлях – для него всё сплелось в сплошном сумасшедшем калейдоскопе. Едва в рамке прицела появлялся силуэт, быстро определившись, не свой ли – враг, он жал на гашетки и, не цепляясь за цель зубастым псом (слишком велик был риск, что тебя в этот момент не сцапают сзади, снизу, сбоку, сверху), бросал свой Як-9 в вираж. Опыт позволял за то короткое время огневого контакта положить в чужой фюзеляж или плоскости дробь 12,7-мм пулемётных или один-два 20-мм пушечных.

Новая жертва случайного выбора – пойманный на выходе из пикирования, уже миновавший низшую точку «Сифайр». На траектории проседания разогнавшаяся машина испытывает сильные перегрузки и крайне худо реагирует на элементы управления. Английский лётчик если и увидел угрозу, уклониться мог лишь с трудом – вектор инерции упрямо тащил потяжелевшую машину под выстрелы. Выход – прервать резкий набор, что он и сделал.

Вцепившийся накоротке Покрышев только того и ждал, читая все действия противника наперёд – опыт!.. уверенно вписал пунктирную пулемётную линию в подставившийся борт.

Закрутившийся на восходящий «бочке», потерявший и скорость, и ориентировку злосчастный англичанин… Покрышев его быстро нагнал, успев рассмотреть трясущего головой, срывающего намордник кислородной маски пилота. На очередном витке за бликами фонаря, где белело лицо конвульсирующего человека, брызнуло красным, растекаясь по остеклению.

«Сифайр» клюнул носом и как подкошенный пошёл вниз.

Отпечаток этого фрагмента, наверное, навсегда останется у Петра Афанасьевича в памяти. Война машин в воздухе, по сути уже давно ставшая дистанционной, обезличенной – когда давишь на гашетку, поражая самолёт, как некую номинальную цель, тем не менее ещё не утратила вот таких прямых и близких контактов глаза в глаза, пробуждая спрятанный в глубинах человеческого восприятия биологический механизм протеста на убийство себе подобных.

Следующим он дожал удачно подвернувшийся нерасторопный, подвисший на потере скорости «Корсар». Тот отчаянно юлил, но с каждым витком виража лишь ещё более терял потенциал, проигрывая на горизонталях более лёгкому «Яку». В итоге рухнул в воду.

А Покрышев нет-нет да и поглядывал на часы: «На этого ушло аж три минуты!» Спеша в набор, наращивая километры в час. Круговерть боя – рваная последовательность собственных атак, а также неизбежность реагировать на выпады противника вывели его на слишком малые высоты, где не было свободы манёвра.

Два «Сифайра»! Видимо, хорошо слётанная пара, заставившая самого повертеться ужом.

«Ловкие, черти!»

Сначала он зацепил одного. Прокрутившись в размашистом штопоре, англичанин предпочёл выйти из боя, снизившись с тонкой белёсой струйкой дыма к самой воде, направленно потянув к востоку – где-то там, по всей очевидности, находился спасительный плавучий аэродром или на худой конец борт эсминца – подобрать приводнившегося.

Второй в поединке один на один оказался уже не так хорош. Ему бы оторваться, английский «Роллс-Ройс» выдавал на 700 л. с. и где-то на полсотни километров в час больше, однако тот упрямо пытался переиграть на манёвре вёрткого русского, видимо, уже начиная выходить из себя, иначе как объяснить судорожную попытку изобразить лобовую атаку.

Пётр Афанасьевич лишь криво и с превосходством улыбался, англичанин этот был ему явно не ровня. Да и на коротких дистанциях удельная нагрузка на мощность «сто седьмого»^[52] плюс массогабаритные характеристики «Яка» обеспечивали советскому истребителю выдающуюся приёмистость.

Исход дуэли: с неизменно меньшим радиусом разворота заход в хвост… огонь на поражение… чадящая чёрным, падающая вниз поверженная машина, и белый купол спасшегося… условно спасшегося, ибо как знать…

Если бы он гнался за результативностью – непременно отметить ещё одной галочкой победу, – то сегодняшние показатели были бы выше всяких ожиданий. Вот только здесь, сейчас, вдали, над океаном ставка определялась иными, куда как более важными приоритетами.

Взгляд на приборы – уровень топлива подозрительно полз вниз, то ли бой на полной тяге двигателя высасывал так бензин, то ли здесь явно попахивало пробитием бака… даже принюхался.

Снова на циферблат – время… сориентировался по месту – далеко ли до кораблей? Остались ли ещё где пикировщики? Как справляется «шестая» с торпедоносцами? Кстати, где они?..

Внезапно слева и справа фонаря со спины прошли дымные трассирующие пулемётные росчерки. Не впритирку, но достаточно близко, заставив инстинктивно вжать голову в плечи, срисовывая в зеркало заднего вида нечёткий силуэт увязавшегося за ним самолёта. Тот был ещё достаточно далеко, и стрельба с такой дистанции выдавала или не очень опытного или слишком перевозбуждённого пилота. Всё бы ничего, но их там…

«Ёпт! Их двое! – намётанный глаз отличил позади дальше ещё силуэт, ожидая по мессершмиттной привычке. – Ща, дав пристрелочными, вслед выложат из пушек». Забыв, что перед ним другие машины^[53].

Как ни странно, уже выдёргивая истребитель с линии огня, прилетевшее по пятам очередное он точно идентифицировал как пушечный калибр – 20-мм снаряды белыми шариками зримо умчали далее вперёд.

Развернулся, но…

Те, кто его обстрелял… – один уже падал, вытягивая клубящийся шлейф, второй… Вторым оказался почему-то не услышанный в эфире объявившийся ведомый, очевидно, всё ещё продолжавший приглядывать – всё-таки командир всей авиагруппы.

Это его 20-миллиметровые едва не задели покрышевскую машину, когда он снимал с хвоста командира подобравшийся «Корсар».

* * *

И всё-таки бой тактической одиночкой в высокоскоростном режиме выматывал до предела. С начала атаки прошло всего-то с десяток да ещё с пяток минут, а он уже был весь мокрый от пота. Угроза сзади, да с любого направления, вынуждала крутить головой на все 360 градусов, то и дело зыркая в зеркало обзора задней полусферы.

Ведомый снова откололся, отправившись на вольные хлебá. Поэтому полковник полагался сугубо сам на себя, концентрируясь на сиюминутной, почти фрагментарной задаче, забыв о своём командирском управлении авиагруппой, хотя бы в номинальной координации, что, в общем-то, было неправильно.