– «…Надо признать, Сент-Леонардс – неплохое местечко для детишек всех мастей. Дела у них идут хорошо, можно только позавидовать сироткам, которым повезло попасть к мисс Эппл. Игрушек здесь тоже полно…»

– Вот, инспектор, вот оно, – Оливия подалась вперёд, – читайте же, умоляю!

Уже не просто раздосадованный, а откровенно недовольный, Тревишем, с досадой встряхнув письмо, прочёл:

– «…В игровой есть даже Ноев ковчег, точь-в-точь как тот, что был у нас в детстве. Помнишь, Олив, как мы любили с ним играть? А какое удовольствие выпить чаю с леди Аннабель!»

– Нет, это уже чересчур, – терпение инспектора себя исчерпало, и он, небрежно сложив письмо, щелчком подтолкнул его к Оливии и поднялся со стула. – Вы, мисс Адамсон, простите, но я скажу прямо: ни о каком похищении мистера Адамсона и речи не идёт. Ума не приложу, почему вам вообще это в голову пришло. Ваш брат самовольно покинул должность в Сент-Леонардсе и даже написал для вас покаянное письмо. Признаюсь, я не удивлён. Мистер Адамсон не произвёл на меня впечатления молодого человека, склонного к усердному труду. Попросту говоря, ваш брат, мисс Адамсон, первостатейный…

– Вы же не знаете главного, сэр! – Оливия тоже вскочила на ноги, а так как ростом она не уступала инспектору, то в битве взглядов победа осталась за ней. – И Филипп вовсе не бездельник. Он ни за что не подвёл бы тех, кто рассчитывает на него, и не написал бы это письмо по собственной воле.

– Получается, мисс Адамсон, что письмо написано не вашим братом, а кем-то другим?

– Нет, сэр, письмо написал Филипп, тут сомнений быть не может. Но его совершенно точно заставили это сделать. Во-первых, брат использовал тайный ключ, понятный только нам двоим. Вот, смотрите, сэр, – Оливия указала инспектору на фрагмент, в котором Филипп элегически предавался сладостной ностальгии по весёлым играм детства. – Ноев ковчег, видите? Он пишет, как мы любили…

– Я прекрасно вижу, что здесь написано, мисс Адамсон, – сварливо заверил её Тревишем. – Вот только на шифр это мало похоже.

– Сэр, клянусь вам, у нас никогда не было Ноева ковчега!

– У всех, мисс Адамсон, в детстве был Ноев ковчег, – инспектор вдруг заупрямился, будто ему сказали, что Рождества не существует. – Иначе во что же ещё играть по воскресеньям? У нас с сёстрами было даже два набора, потому что мы вечно спорили, кто будет за главного.

– А у нас, сэр, Ноева ковчега не было, – продолжала настаивать Оливия. – Наша мать не была религиозна, поэтому по воскресеньям мы могли вволю читать и затевать любые игры, какие нам заблагорассудится, хоть на голове стоять. Упоминание Ноева ковчега означает, что Филипп несвободен. Этот шифр мы стали использовать, когда меня увезли в пансион Святой Урсулы, а Филиппа отправили в школу для мальчиков без права покидать её весь учебный год. В те времена мы виделись очень редко, и в основном при содействии нашего дяди Себастьяна. Он также помогал нам вести переписку. Нелегально, само собой, – Оливия грустно улыбнулась. – Тогда-то и появился в наших письмах друг другу этот тайный ключ. Он говорил о том, что Филиппа наказали и на несколько воскресений запретили покидать школу даже в сопровождении родственника. С тех пор выражение «играть в Ноев ковчег» означает для нас обоих лишь одно: сидеть взаперти не по своей воле.

Оливия видела, что инспектор колеблется, но неверно истолковала его замешательство и быстро продолжила:

– И, во-вторых, сэр, Филипп использовал в письме ещё один шифр.

– Как, ещё один? Ну, кто бы сомневался, – Тревишем язвительно усмехнулся, но Оливия, склонившая голову над сумочкой, этого не заметила. Перед взглядом инспектора предстала её шляпка, к тулье которой прилипло серое птичье пёрышко, и он, не терпевший даже малейшей неопрятности, бессознательно потянулся к нему кончиками пальцев, но тут девушка резко выпрямилась и передала ему бумажный листок, сложенный вчетверо.

– Вот, сэр, взгляните. Я выделила слова, зашифрованные в тексте письма.

Уже всё для себя решив, Тревишем развернул лист из чистого любопытства и нарочито таинственным тоном прочёл те слова, что были отчёркнуты двойными красными линиями:

– смертельная опасность – на помощь – не могу справиться – умоляю, Олив, не вмешиваться самой – и не надо спорить – необходимо связаться с нашим общим другом – выпить чаю с леди Аннабель

Оливия поспешно пояснила:

– Шифр нелинейный, сэр, с виду слова хаотично разбросаны по тексту, но на самом деле…

Часы на стене пробили одиннадцать, и это стало для инспектора сигналом. Более предаваться бесполезным занятиям в разгар рабочего дня Тревишем не собирался. Отечески усмехнувшись, он посетовал:

– Я и забыл, мисс Адамсон, как вы ещё молоды. Сколько лет назад вы покинули пансион? Тайные шифры… Загадочные исчезновения… Помню, мы с сёстрами в детстве тоже увлекались подобными играми и как-то раз даже похитили у нянюшки её любимую канарейку и потребовали за неё выкуп – дюжину пирожных! Несносными мы были детьми, верно? Хотя, если взглянуть сейчас на моих племянников…

– Но это не игра, сэр! – Оливия пришла в ужас от того, что Тревишем посчитал мольбу Филиппа о помощи глупой забавой. – Там, в Сент-Леонардсе, что-то произошло! Письмо Филиппа – не шутка и не очередная авантюра, как вы ошибочно…

– Ошибаюсь как раз не я, мисс Адамсон, – Тревишем уже не старался быть любезным, и Оливия с опустошающей ясностью поняла, что проиграла. – В любом другом случае я бы даже слушать не стал подобные «доказательства», но так как вижу, что вы всерьёз расстроены поступком брата, то задам вам ещё несколько вопросов. Давайте вместе на них ответим и убедимся, что оснований для тревоги нет, и вы стали жертвой весьма скверного розыгрыша. Первое и самое главное: кому и для чего могло понадобиться похищать мистера Адамсона?

– Я не знаю этого, сэр, – Оливия покачала головой, стараясь с достоинством принять поражение.

– Мог ли мистер Адамсон задолжать кому-то крупную сумму? В последнее время он сорил деньгами или, наоборот, был крайне ограничен в своих тратах? Не замечали ли вы пропажи ценных вещей, принадлежавших мистеру Адамсону? Запонки, часы, портсигар? – Тревишем продолжал со скучающим видом зачитывать по памяти стандартный полицейский опросник.

– Нет, сэр, ничего такого я не заметила.

– Возможно, карточные долги?

– Нет, сэр, это совершенно исключено. После одного давнего случая Филипп обещал мне…

– Просил ли мистер Адамсон денежной помощи у вас или у кого-либо другого? У Адамсона-старшего, например?

– Прошлой зимой брат потерял крупную сумму, но Филипп никогда бы не обратился за помощью к отцу, я знаю это наверняка! За тем он и устроился в Сент-Леонардс, чтобы поправить свои дела.

– Сомнительные знакомства?

– А какие знакомства считаются сомнительными, сэр? – Оливии уже нечего было терять, и привычная сдержанность покинула её.

– Чужие супруги, обманутые мужья. Отвечайте, мисс Адамсон.

– Нет и нет, сэр, в обоих случаях.

– Ну вот видите, – подведя беседу к закономерному итогу, Тревишем довольно рассмеялся. – Вам не о чем волноваться. Человека с такой кристальной репутацией просто-напросто не за что похищать! Ну, разве что какой-нибудь полоумный викарий решил переманить его на должность органиста. И вообще, мисс Адамсон… Вот сюда, прошу… Нет, сейчас направо, пожалуйста… – инспектор настойчиво подталкивал Оливию к выходу из картотечного лабиринта, продолжая меж тем рассуждать: – У нас крайне редко похищают людей. Это что-то из разряда бульварных романов об американских гангстерах или тех историй, которыми пожилые наставницы пугают юных пансионерок. Но мистер Адамсон – отнюдь не робкая неопытная леди. Письмо, что он вам прислал, доказывает лишь одно: должность школьного секретаря не пришлась ему по душе, и мистер Адамсон решил… как он это назвал?.. А, ну да, конечно – развеяться.

Последнее Тревишем произнёс, без утайки демонстрируя презрение к тем, кто предпочитает праздность честному труду, но вдруг его тон изменился, стал едва ли не заискивающим: – Всегда хотел спросить, мисс Адамсон… Неужели ни вам, ни брату не передался талант вашего выдающегося отца? Должно быть, его это безмерно расстроило.

– Талант к музыке – не фамильное серебро, старший инспектор, – холодно ответила Оливия, натягивая оливково-серые, в тон костюму, перчатки. – И если начистоту, сэр, то мы с Филиппом никогда не страдали, что Господь нас им обделил. Музыка, даже самая прекрасная, – это ещё не всё в жизни. Однако если вы собираетесь служить ей, то она станет для вас всем. Заполнит ваше сердце, не оставив места ничему и никому другому. И никогда не позволит потеснить её на этом пьедестале. Но так, конечно, происходит только с лучшими, – девушка пожала плечами и мимолётно улыбнулась, будто извиняясь за эту патетическую тираду. – Всего хорошего, инспектор. Благодарю, что нашли для меня время. И примите мои искренние поздравления с повышением.

Ковёр заглушил её решительные шаги, и Тревишем, распахнувший перед Оливией дверь в приёмную, вдруг заговорил торопливо, но любезнее, чем можно было того ожидать: – Послушайте, мисс Адамсон. Мой вам совет: навестите мистера Адамсона-старшего. Связь между отцом и сыном часто сильнее, чем кажется со стороны. Возможно, ваш брат всё-таки к нему обращался, просто не хотел, чтобы вы знали об этом. Или он может быть в курсе его местонахождения. К сожалению, этот совет – единственное, чем я способен вам помочь.

Оливия на секунду задержалась на пороге, обернулась и прямо и резко взглянула на инспектора.

– Пожалуй, сэр, именно так я и поступлю. Ещё раз благодарю за уделённое мне время.

Глава шестая, в которой Оливия Адамсон, впервые последовав совету старшего инспектора Тревишема, забывает о гордости и получает второй отказ, уже не такой категоричный, но при этом весьма болезненный

Булавка оказалась слишком короткой, и шляпку приходилось то и дело придерживать, чтобы её не сорвал ветер, когда Оливия Адамсон шла по тихой чистенькой улице Мейда-Вейл к дому под номером 17 на Кларендон-Гарденс.

Этот приятный глазу респектабельный район Лондона с плавучими домами, покачивающимися в водах Риджентс-канала, и строениями из красного кирпича всегда ей нравился. Особенно коттедж на пересечении Сазерленд-авеню и Кастеллейн-роуд, издали похожий на пухлый кекс, облитый сахарной глазурью.

Однако сейчас она не смотрела по сторонам. Её внимания не сумели привлечь ни дети, катающие в кукольной коляске двух взъерошенных котят с недовольными мордочками, ни пожилая леди в старомодном чепце, строго отчитывавшая довольного терьера с дохлой галкой, свисающей из пасти. Презрев нотации не разбиравшейся в жизненных тонкостях хозяйки, пёс кинулся к ногам девушки, хвастливо заплясал вокруг неё, приглашая разделить с ним его триумф охотника, но та даже не взглянула на добычу и лишь ускорила шаг.

Ум Оливии Адамсон занимали вопросы, на которые пока не находилось ответа, а меж тем семнадцатый номер по Кларендон-Гарденс был всё ближе.

Что принято говорить при встрече человеку, с которым ты не виделась почти пятнадцать лет? Особенно если этот человек – твой отец? Особенно если твой отец женился на женщине, ставшей причиной развода с твоей матерью, и сейчас ты впервые увидишь её воочию?

 В справочнике светского этикета, который неизменно получала каждая выпускница школы-пансиона Святой Урсулы, ничего о подобном не говорилось. Подумать только, – у погруженной в свои мысли Оливии вырвался короткий негодующий смешок, и проходивший мимо седой джентльмен с хорошенькой, но вульгарно накрашенной спутницей покрылся стыдливым румянцем, – целая глава, посвящённая беседам с маркизами, виконтами и баронетами, и ни одного словечка о таком насущном деле! Кому, спрашивается, в наше время нужны маркизы? Тем более виконты. И кто в здравом уме будет носиться по округе в поисках баронета, чтобы поупражняться в светской болтовне? А вот отцы есть у всех, и с ними иногда приходится беседовать, хочешь ты того или нет.