Но телефон запел сам. Номер был незнакомый, и Ника ответила осторожно:

– Да. Слушаю.

– Вероничка! – Голос был незнакомый, хриплый и гнусавый. – Это я, Татьяна.

– Чего? – Ника от неожиданности сама охрипла. – Кто это? Вы вообще куда звоните?

– Да говорю же, это я, Танька, – загнусавили громче. – Ты мне вчера сообщение писала? Так вот, не могу я тебе фотки прислать, у меня телефон отняли.

– Как? – поразилась Ника. – Ограбили тебя?

– Вроде того, – хрюкнула Танька. – И побили еще. Вот, в больнице отдыхаю. Нос сломан, и сотрясение подозревают.

– Да ты что? – ахнула Ника, разом забыв о том, что хотела высказать Татьяне. – А как тебя угораздило-то?

– Да утром на работу пораньше шла, торопилась. Какой-то козел пристал. Хорошо Андрюша Щербаков мимо шел, спугнул гадёныша. В больницу меня отвез, второй день здесь лежу. Прикинь, телефона нет, скукотища! Сейчас пришел навестить, с его телефона и звоню. Слушай, а зачем тебе фотки-то?

– Нужно, – вздохнула Ника. – Очень нужно, просто до зарезу. У кого еще они могут быть?

– Ника, у тебя всё в порядке? – Танька заволновалась, даже гнусавить стала меньше.

Тут Нике показалось, что ручка двери ванной чуть заметно шевельнулась.

– Я не могу по телефону. – Она понизила голос. – Слушай, я тут вспомнила… Я же Валентине Павловне печатала фотографии, где мы все вместе, и отнесла ей перед отъездом. У нее должны быть! Но ты в больнице…

– Это ничего, я Андрюшу пошлю, он как раз тут. А где Пална живет, я знаю, мы же с тобой у нее были. Жди, в общем, сделаем!

– Спасибо. – Голос у Ники дрогнул. – Поправляйся.

Тут телефон пискнул – это пришла эсэмэска. На экране появилась жуткая рожа, в которой Ника с трудом узнала Таньку. Нос напоминал подгнившую картофелину, а цветом – перезрелый помидор, под глазами были синяки, как у очкового медведя. В правом углу рта шов. Да, здорово ее избили. «Хороша?» – прочитала Ника сопроводительную подпись.

Да, что ни говори, а характер у Таньки замечательный, никогда не унывает. Но что же получается? Как только Нике понадобились фотографии, у Таньки отобрали телефон. Совпадение? Наверное, поскольку она теперь далеко, в другом городе. Но всё же…

Ника вспомнила, что, когда проснулась, ее телефон лежал не под подушкой, а валялся рядом с кроватью на полу. Конечно, чтобы включить его, нужен код, но есть такие умельцы… Если она не может это сделать, совсем не значит, что другие не могут. И если она уверена, что фальшивый муж прочитал письмо насчет наследства, то отчего бы ему не читать эсэмэски в ее телефоне? Да, но подослать мерзавца ограбить Таньку Самохину – это слишком сложно. Но, с другой стороны, тыщу раз все ходили через ту подворотню, никогда ничего не случалось. Да и шла Танька не ночью глубокой, а утром, когда все на работу бегут…

– Детка, ты как там? – поскреблась в дверь «свекровь». – С тобой всё в порядке? Тебе плохо?

– Иду уже! – ответила Ника, не сумев сдержать раздражения.

Она торопливо стёрла Танькину фотографию, сохранила номер телефона Андрея Щербакова, только написала «Аня. Маникюр» и вышла из ванной.

Разумеется, в коридоре ее караулила «свекровь».

– Верочка! – одарила Нику приторно-сладкой улыбочкой «родственница». – Что-то ты такая бледненькая, прямо лица на тебе нет… Ну да, что я, ведь ты про папу своего узнала… Такой удар, такой удар! Нужно поесть, чайку с конфетками попить, это тебя взбодрит…

«Ага, взбодрит, – подумала Ника. – Эта пройда снова дряни какой-нибудь в чай добавит, чтобы я спала… Но если я откажусь, эти двое еще что-нибудь придумают. Проще согласиться».

Ника приветливо улыбнулась старой заразе:

– Спасибо, Лидия Сергеевна, вы так добры ко мне. Просто не знаю, что бы я без вас делала.

Хотела добавить, что «свекруха» ей просто как мать родная, но решила, что это будет перебор. Тётка ни за что ей не поверит. «Муженёк» явно ума небольшого, а «свекровь» – хитрая бестия, это точно. Мягко стелет…

Ника прошла на кухню. «Свекровь» пыхтела за ней. На кухне ее явно ждали. Ника ухмыльнулась – надо же! Кухонный стол был покрыт дешевой клеёнкой в жуткий цветочек, клеёнка была новая, топорщилась и отвратительно пахла. Чашки все были разномастные, салфетки «свекровь» положила самые дешевые, тонкие, а печенье подала не в вазочке, а в одноразовом пластмассовом корытце, как в магазине продаётся. Ника поморщилась, не сумев сдержать брезгливую гримаску.

– Вы тут с сыном вместе живёте? – спросила она.

– Нет-нет, у меня своя квартира, – заторопилась свекровь. – Не волнуйся, я мешать не стану.

– О чем ты, мать? – противно заржал «супруг», который сидел на табуретке. – Думаешь, мы тут жить станем? Да у Ники теперь квартир чёртова прорва! И дом загородный, и еще вилла в теплых краях, а то и не одна! Эх, на море хочется! Тут такая погода отвратительная, не люблю зиму!

Показалось Нике или нет, что «свекровь» предостерегающе ему подмигнула. Но самозванец ничего не понял. Или не заметил. Тупой он все-таки…

– Малыш, – обратился он к Нике, и ее слегка передёрнуло от этого обращения. – Садись, чайку попьем. Я только заварил.

Вот нарочно они, что ли? «Свекровь» Верой называет, а этот урод «малышом». Серёжа никогда ее так не называл. А как он ее называл? Вероничкой. Говорил, что имя Ника ей не подходит. Ника – это что-то воинственное, богиня победы, а она какая же победительница? Милая, славная, робкая даже, ее нужно оберегать и защищать… Ника вздохнула, стараясь незаметно подавить всхлип. Где же ты, Серёжа? Что эти люди с тобой сделали?

– Детка, что с тобой? – тут же всполошилась свекровь. – Вот печеньки бери, свеженькие!

– Да, малыш, давай пей! – Самозванец подскочил к ней, схватил чашку с чаем и поднес к губам Вероники.

Ника дёрнулась, попыталась отшатнуться и задела чашку – горячий чай выплеснулся «супругу» на рубашку.

– С ума сошла? – заорал он. – Кипяток же!

– Сергей! – вскинулась «свекровь». – Немедленно прекрати!

А тот так сверкал на Нику глазами, что ей показалось – еще миг и он ее ударит.

«Свекровь» ухватила его за рукав и с силой потянула из кухни, подальше от Ники, при этом она что-то ему выговаривала. Возвратившись на кухню, она устало опустилась на стул и взяла Нику за руку.

– Ты не сердись, – сказала она. – Это он от неожиданности. Мужчины, знаешь ли, такие несдержанные.

Ника хотела встать и уйти, но там, в прихожей, ошивался этот тип, она боялась с ним столкнуться. Внезапно пересохло в горле, она оглядела кухню в поисках графина с кипячёной водой.

– Пей, детка, мой чай, я не трогала. – «Свекровь» уже протягивала ей свою чашку.

Ника взяла, глотнула, и ей показалось, что вкус такой же, как в прошлый раз. Может, и правда это чабрец?

– Сплошные нервы, сплошные нервы… – бормотала «свекровь». – Пойди приляг, я тут уберу…

Ника в самом деле чувствовала слабость. Это от стресса. Нужно и правда отдохнуть и подумать в тишине. Она прошла в спальню и легла прямо на покрывало. В голове шумело, а в глаза как будто песка насыпали.

За дверью послышались осторожные шаги. Ника накрылась с головой краем большого покрывала и затихла. Скрипнула дверь.

– Детка, спишь? – тихо спросила «свекровь».

Ника постаралась дышать ровно. Свекровь постояла над ней и аккуратно вышла из комнаты. Как только дверь за ней закрылась, Ника вскочила с кровати и босиком осторожно прокралась в прихожую. Дверь на кухню была закрыта, но она прекрасно слышала мужской и женский голоса.

– Неправильно себя ведешь! – говорила «свекровь» сердитым шёпотом. – Учила тебя, учила, всё без толку! Ласково с ней нужно, спокойно. Навязываться не надо, спорить не надо, и уж кричать и ругаться – последнее дело!

– А чего она… Кипятком…

– Господи!

Ника не увидела, но почувствовала, как «свекровь» подняла свои маленькие глазки к потолку.

– За какие грехи ты мне такого сыночка послал? Ну никакого от него толку нет, всё самой надо, всё самой…

– Еще спрашиваешь… – хихикнул самозванец. – Бог – не фраер, он всё видит…

– Отстань ты!

Послышался шум упавшей табуретки, и Ника испуганной ланью скакнула в спальню.

Голова кружилась, ноги подкашивались, перед глазами всё двоилось и качалось. Она с трудом добралась до кровати и рухнула на нее уже в полусне.

«Чабрец… чабрец… – мелькнула у нее последняя мысль, прежде чем она опустилась в темноту. – Чем же эта гадина меня постоянно травит…»

Хасана разбудили громкие голоса во дворе текии. Он поднялся, выглянул из окна кельи. Во дворе шейх текии Мехди-ходжа разговаривал с двумя арнаутами из городской стражи.

– У нас нет чужих! – говорил шейх спокойным, уверенным голосом, подобающим служителю Божьему. – Вечером я сам проверил ворота текии, они были заперты…

– Ночная стража видела, как какой-то человек скрылся в текии. Позволь нам осмотреть ее. Мы пришли сюда не по своему желанию, а по приказу Наиб-эфенди, начальника городской стражи, правой руки самого Азам-паши…

– В стенах этой текии мы служим господину куда более могущественному, – возражал шейх, свысока глядя на стражников.

– Какому еще? – неприязненно промолвил стражник. Определенно, он был небольшого ума.

– Аллаху, милостивому и милосердному! – высокомерно ответил ему шейх.

– Выходит, вам, дéрвишам, есть что скрывать? – вступил в разговор второй арнаут. Он смотрел на шейха исподлобья, оскалившись, как бездомный пёс, глаза его были красными, как тебризская киноварь.

– Во имя Аллаха милостивого, милосердного, нам нечего скрывать!

Мехди-ходжа широко раскинул руки, он едва сдержал раздражение, с трудом сохранив подобающее дéрвишу спокойствие, но Хасан заметил, как у него задвигались желваки и задёргалась жилка возле глаза.

– Ладно, можете осмотреть текию, но не отвлекайте дéрвишей от работы и молитвы!

Арнауты бросились на поиски.

Едва перебранка во дворе затихла, возобновилось пение птиц в ветвях старого граната, как будто кто-то открыл окно в птичий мир или дверцу клетки.

Хасан из своей кельи следил за поисками. Арнауты обошли все кельи, заглянули и к Хасану, потом пошли в сад. Они заглядывали в каждую постройку, сняли даже крышку с колодца, подошли и к сараю, где хранились садовые инструменты. Хасану привиделся вдруг человек, которого он впустил ночью в текию. Он представил, как арнауты выводят его из сарая – связанного, избитого. Он не мог больше оставаться в келье и вышел во двор.

Тут его встретил старший писец Анвер.

– Почему ты ходишь без дела? – набросился он на Хасана. – Разве ты не помнишь, что нам нужно закончить книгу для Азам-паши? Паша будет гневаться, если мы не успеем к сроку!

– Я уже нарисовал миниатюры, которые вы мне поручили, во имя Аллаха, милостивого, милосердного!

– Нарисовал? Покажи мне!

Хасан покосился на садовый сарай. Арнауты вышли из него с разочарованным видом. Хасан облегчённо вздохнул и пошел обратно в свою келью. Старший писец, прежде чем последовать за ним, недовольно пробурчал:

– Почему ты держишь миниатюры в келье, а не в общей рабочей комнате?

– Вчера в моей келье был более яркий свет, и я мог работать допоздна.

– В рабочей комнате тоже довольно света. – Старший писец замолчал, ожидая ответа.

– Вот эти миниатюры! – Хасан открыл небольшой сундук, в котором держал свои инструменты и законченные листы, достал свою работу. Он приметил край старого, пожелтевшего пергамента и поспешно закрыл сундук, пока старший писец не заметил его находку и не задал ему опасный вопрос.

Анвер, к счастью, ничего не уловил. Он положил листы перед собой на низкий стол и стал их рассматривать, глаза его потеплели.

– Ты отлично поработал, Хасан! Кажется, что это труд одного из великих старых мастеров!