Магическое изречение (страница 9)
Хасан и сам знал, что миниатюры ему удались. Узоры, выписанные голубой, как весеннее небо, краской и красной, как кровь, киноварью, сплетались, как ветви райского древа, на этих ветвях сидели сказочные птицы. Приглядевшись, можно было увидеть скрывающегося в глубине листвы змея. Так порок прячется от света истинной веры в тени добродетели, так гнусная ложь прячется в тени правды…
– Прекрасная работа! – снова похвалил старший писец. – Сейчас я велю Мустафе соединить твои листы с остальными, а потом ты отнесешь готовую книгу Азам-паше. Пусть он увидит тебя, пусть достойно наградит за работу.
– Благодарю тебя, учитель! – Хасан скромно, как подобает дéрвишу, склонился перед старшим писцом.
– Во имя Аллаха, милостивого, милосердного!
Старший писец сложил его листы, напоследок задержался в дверях:
– Хорошая работа, но всё же впредь работай в общей комнате, вместе с другими мастерами. Такой порядок издавна заведён в текиях нашего ордена.
Едва дверь кельи затворилась за старшим писцом, Хасан открыл сундук и достал старый пергамент. Положил его на стол, разгладил… Чернила поблекли от времени, но линии были по-прежнему прекрасны – видно было, что перед ним работа великого каллиграфа.
Хасан попытался разобрать изящные, как соловьиная трель, буквы… Это не была арабская вязь, которой пользовались дéрвиши текии и все добрые мусульмане, обитающие во владениях султана, да продлит Аллах дни его жизни. Это были буквы латинского алфавита, каким пользуются жители Дубровника и Италии. К счастью, Хасан знал этот язык и смог прочитать латинские буквы. Они сложились в слова, столь прекрасные, что у него захватило дух. Казалось, что сам Аллах, милостивый и милосердный, сформировал эти слова в волшебном, неповторимом порядке. В этих словах было всё – и печаль о безвозвратно прошедшем или несбывшемся, и радость от красоты и совершенства мира, сотворённого Аллахом, милостивым и милосердным, и сожаление о кратковременности и тленности этой красоты, этого совершенства…
Хасану хотелось читать латинские слова снова и снова, он чувствовал себя как путник, много дней шедший по выжженной солнцем пустыне и едва не изнемогший от жажды и наконец добравшийся до источника с чистой родниковой водой. Он застыл над пергаментом, потеряв счет времени.
А очнулся только тогда, когда дверь кельи скрипнула. Хасан поспешно схватил со стола лист старого пергамента и спрятал у себя за пазухой.